Одна моя знакомая итальянка рассказывала, что его папу звали Юрий Алексеевич. Выговорить без слез это имя он не мог, не столько из гордости за первого человека, полетевшего в космос, а просто потому, что у итальянцев нет отчеств.
Когда ребенка принесли на крестины в церковь, батюшка отказывался крестить его. Выберите ему нормальное имя: Джованни, Джанни, Алесандро, Серджио, Альберто, Уго и т. д. На что отец ребенка ответил: или он будет Юрий Алексеевич или я вообще его крестить не буду.
Батюшка был сломлен!
Что тут еще добавить?
Сегодня даже трудно представить космический масштаб популярности Гагарина. Ни одному певцу, режиссеру, спортсмену, принцессе Диане, тирану и ни снилась такая популярность. С нею разве может только соревноваться Христос. А Юрий Алексеевич и был Богом. Вознесение и трагическая смерть.
Однако, известный русский философ Николай Ульянов, которого часто путают с Лениным, все жизнь боровшийся с русофобством в западно-европейской мысли, отказал этому событию в значимости. Ну и что слетал Гагарин в космос? А что он там видел? А как он осмыслил это всемирно-историческое явление?
Думаю, что он был прав и не прав. Гагарин вряд ли увидел большее, чем современные телескопы, вряд ли осмыслил, он был «простой советский парень»:
Полет протекает нормально, состояние невесомости переношу хорошо…
Прошу доложить партии и правительству, и лично Никите Сергеевичу Хрущеву /Первый секретарь ЦК КПСС, Председатель Совета Министров СССР/, что приземление прошло нормально, чувствую себя хорошо, травм и ушибов не имею».
Но ведь он был первый. И стал символом. Красивым русским соборным символом человека, вырвавшегося за свои пределы, за пределы, если хотите, человеческого разума, в ноосферу, сферу божественного разума, божественного замысла. Леонардовским, космическим человеком.
Наверняка Достоевский бы, доживи он до 12 апреля 1961 года, обязательно бы прослезился, как и Хрущев, когда принимал доклад Гагарина и написал бы приблизительно тоже самое, что на знаменитой церемонии открытия памятника Пушкину:
Я говорю лишь о братстве людей и о том, что ко всемирному, ко всечеловечески-братскому единению сердце русское, может быть, изо всех народов наиболее предназначено…
Пушкин, считал Федор Михайлович, явление чрезвычайное.
И пусть в этой речи много русской сентиментальности, манерности и вычурности, напоминающей пословицу «всех шапками закидаем», но человек должен мечтать.
Не все и не всегда мечты сбываются. Но когда сбываются, когда философия русского космизма, варившаяся в головах русских мыслителей и казавшаяся болезнью воспаленного рассудка, становится реальностью, то это здорово!
Поэтому, несмотря на все, но, однако и вопреки, сегодня можно и нужно сказать:
Гагарин — явление чрезвычайное!
Лет тридцать после 12 апреля 1961 года почти все дети, и я в том числе, хотели быть космонавтами, улыбаться так, как улыбался он. А количество Юриев, рожденных в эти годы, превышает все мыслимые лимиты и пределы.
Вот ведь и Италии жил-был в свое время простой итальянский парень — Юрий Алексеевич, который никогда не мог без содрогания произнести свое имя.
И это даже невероятно и по-детски здоровски, что он завоевал мир не страхом, а всего лишь жизнерадостной улыбкой.
Улыбкой, а не собранием сочинений, в которых проку оказалось меньше, чем в одном единственном слове:
Поехали!