Вся ав­то­мас­тер­ская, все ра­бо­тя­ги об­суж­да­ли но­вость: что Грег Мирс, ко­то­рый и за де­вуш­ка­ми не уха­жи­вал, и бар­да­ки не по­се­щал, — же­нит­ся.

На свою свадьбу Грег Мирс явил­ся креп­ко вы­пив­ши. Все это уви­де­ли.

Вско­ре по­ня­ли, что не­мно­го ошиб­лись: Грег был не «вы­пив­ши», а силь­но пьян. Ну, не от­ме­нять же свадьбу. По­это­му пить ему ста­ра­лись да­вать мень­ше, а же­на его бра­та Мар­ку­са при­нес­ла ста­кан го­ря­че­го мо­ло­ка, за­явив, что от это­го мо­ло­ка опья­не­ние у не­го прой­дёт. Но про­трезв­лять­ся Грег, ви­ди­мо, не очень хо­тел, и мо­ло­ка от­пил чуть-чуть, на па­лец.

Но ему ещё пред­сто­я­ло про­из­нес­ти тост, а гос­тей при­то­па­ло че­ло­век сто. Ну, он вы­шел, стал под­ни­мать и опус­кать на стой­ке мик­ро­фон, за­был про эти­кет и смач­но сплю­нул. По­ка все оша­ра­шен­но ду­ма­ли, что это за хам­ский вы­пад про­тив об­щест­ва, и де­ла­ли вид, что ни­че­го не за­ме­ти­ли, он на­чал неч­ле­но­раз­дель­ную речь.

Го­во­рил скуч­но, но дол­го, иног­да по­ры­вал­ся петь. Да­же объ­явил, что у не­го го­лос как у Эл­ви­са Пре­сли. Речь его со­сто­я­ла из за­ве­ре­ний, что он всех, бук­валь­но всех, лю­бит, а если он ко­го оби­дел, то про­сит прос­тить, но толь­ко что­бы все зна­ли: он не прос­тит ни­ко­го. К кон­цу ре­чи Грег стал скан­ди­ро­вать по­ли­ти­чес­кие ло­зун­ги ти­па «Толь­ко впе­рёд!», «По­ка мы еди­ны, мы не­по­бе­ди­мы!» и «Вмес­те мы смо­жем всё!». Что имен­но мы смо­жем вмес­те, Грег не ска­зал, да и вряд ли сам знал.

Всё шло как обыч­но. Рас­по­ря­ди­тель свадьбы (так в Аме­ри­ке на­зы­ва­ет­ся та­ма­да) Джек Бро­винс го­во­рил тра­ди­ци­он­ные шут­ки, при­зы­вал всех тан­це­вать и быть счаст­ли­вы­ми. А ког­да он то­пал но­га­ми, лос­ку­ток во­лос на его го­ло­ве смеш­но под­пры­ги­вал. Хо­тя од­наж­ды он впол­не удач­но по­шу­тил: мол, если бы на этой свадьбе был гос­по­дин Трамп, то он вы­пил бы вод­ки «Сто­лич­ная» и за­ка­зал му­зы­кан­там рус­скую пес­ню «Ка­тю­ша». Все по­ня­ли на­мёк и так друж­но и гром­ко сме­я­лись, что у не­вес­ти­но­го де­душ­ки встав­ная че­люсть вы­па­ла в ста­кан вис­ки. Так и шло даль­ше: тан­цы, ша­ри­ки, пуб­лич­ные при­зна­ния, ка­кой Грег хо­ро­ший па­рень.

А Грег всё вли­вал в се­бя креп­кий вис­ки «Джон­ни Уокер», вли­вал и вли­вал, и сно­ва по­до­шёл к мик­ро­фо­ну.

— Ко­неч­но, я счаст­лив, вы зна­е­те, сно­ва же­нюсь, но я ни­ко­го не смо­гу так лю­бить, как свою пер­вую же­ну, ко­то­рой нет в жи­вых.

Не­ве­с­та Эли­за­бет пла­ка­ла в окру­же­нии под­руг. Её сест­ра, му­же­по­доб­ная Эль­за, смот­ре­ла на Гре­га с не­на­вистью. А он про­дол­жал:

— Прос­ти ме­ня, Эли­за­бет, но ты не пой­мёшь ме­ня. Я люб­лю те­бя, но я не смо­гу ни­ко­го так лю­бить, как пер­вую же­ну Ан­ну. По­ми­луй ме­ня, Эли­за­бет, я люб­лю те­бя, но прос­то за­хо­те­лось на­пом­нить се­бе, что я ни­ко­го не смо­гу лю­бить, как лю­бил Ан­ну. И вот ещё что, Эли­за­бет, ни од­ну твою под­ру­гу ни­кто не бу­дет лю­бить, как я те­бя, но не мо­гу за­быть ту дру­гую лю­бовь, ко­то­рую мне по­да­ри­ла жизнь, а по­том ото­бра­ла.

За­иг­ра­ли тан­це­валь­ную му­зы­ку, и Грег веж­ли­во при­гла­сил Эли­за­бет.

Это бы­ло тан­го, слад­кое, вол­ну­ю­щее. Они тан­цу­ют, и он ей шеп­чет:

— У те­бя са­мые чу­дес­ные во­ло­сы и гу­бы, и прос­ти ме­ня, а гру­ди твои, как пре­крас­ные не­ви­дан­ные пло­ды, но тог­да у ме­ня бы­ло не то, со­всем дру­гое, там лю­бовь на­кры­ла ме­ня ог­ром­ной сетью, и я сколь­зил под сетью и бо­ял­ся уме­реть, что­бы не кон­чи­лось это не­ви­дан­ное сколь­же­ние, ко­то­рое глу­пые лю­ди на­зы­ва­ют лю­бовью. Да это ещё вы­ше люб­ви. Но ты прос­ти, хоть не­мно­го…

Так го­во­рил Грег, и в этот мо­мент он уже не ка­зал­ся вуль­гар­ным пья­ным ме­ха­ни­ком из ав­то­мас­тер­ской, а ста­но­вил­ся по­хож на Ро­мео, при­ле­тев­ше­го в Аме­ри­ку из шек­с­пи­ров­ско­го вре­ме­ни.

Эли­за­бет ста­ло страш­но и пре­крас­но, она услы­ша­ла дру­го­го Гре­га, и он, ока­зы­ва­ет­ся, знал лю­бовь, в ко­то­рую она ни­ког­да не ве­ри­ла. И она ти­хо за­пла­ка­ла и спро­си­ла:

— А ты её так лю­бил — при жиз­ни или толь­ко… по­том?

Грег по­мол­чал:

— И при жиз­ни то­же, но тог­да я ещё это­го не по­ни­мал…

Эли­за­бет про­шеп­та­ла:

— Да­вай го­во­рить о сво­ём, но не за­бы­вать её.

— Да­вай, — прос­то ска­зал Грег. И пов­то­рил: — Да­вай…

Но чутьё тос­кли­во под­ска­за­ло Эли­за­бет, что, да­же если Грег бу­дет об этом мол­чать, та жен­щи­на бу­дет жить в нём всег­да.

По­том все при­лич­но вы­пи­ли и тан­це­ва­ли кто как мог. Пар­ни ста­ли пля­сать все вмес­те, ру­ки на пле­чи друг дру­гу, от­дель­но от де­ву­шек и жен­щин. Кри­ча­ли ве­сёлые глу­пос­ти и хо­хо­та­ли.

А ког­да гос­ти, со­глас­но мест­ной тра­ди­ции, на­чи­на­ли по­зва­ни­вать но­жа­ми и вил­ка­ми по бо­ка­лам, тог­да же­них дол­жен был це­ло­вать не­вес­ту. И Грег це­ло­вал, и она ви­де­ла близ­ко его гла­за, но гла­за эти бы­ли в про­ш­лом.

Эли­за­бет вдруг по­ня­ла, что сей­час Грег на­по­ми­на­ет ей оди­но­ко­го ро­бо­та.

По­том ру­ка Гре­га лег­ла на пле­чо Бо­ба О’Рай­ли, ко­то­ро­му ото­рва­ло ру­ку, тог­да, в Ли­вии. Грег гром­ко шеп­нул: «Пой­дём, Боб­би, вы­пьем, са­ми, без ни­ко­го».

И они вы­шли из кру­га, по­до­шли к краю сто­ла, Грег на­лил, Боб­би усмех­нул­ся:

— Те­перь вот пи­шу и пью од­ной ле­вой, — и они вы­пи­ли, гля­дя друг на дру­га.

— Боб­би, я те­бя ни­ког­да не спра­ши­вал… Ска­жи прав­ду, злишь­ся на ме­ня?

— А чем ты ви­но­ват? Хоть остал­ся в жи­вых… Хил­ла­ри на­ми по­жерт­во­ва­ла, за­ня­та бы­ла, гу­ля­ла, а мы жда­ли от неё при­ка­за эва­ку­и­ро­вать­ся…

— Га­ды, — ска­зал Грег, — а сколь­ко твер­ди­ли, что мы та­кие цен­ные для на­ро­да и пра­ви­тельст­ва. На­род знать ни­че­го не знал, а эти нас пре­да­ли.

Грег ста­но­вил­ся пья­ней и муд­рей:

— Я те­бе, Боб­би, ска­жу, что от все­го от это­го хо­чет­ся уда­вить­ся… был па­ца­ном, меч­тал быть чи­с­тым, и чтоб ме­ня лю­би­ла жен­щи­на, ко­то­рая луч­ше всех, ну, чи­с­тым не стал, а жен­щи­на, что луч­ше дру­гих, ушла в не­бо, вот и спра­ши­ва­ет­ся, на фи­га чтоб это дли­лось даль­ше, Боб­би, хо­ро­шо, что ты мол­чишь, но мы с то­бой зна­ем, Ан­на по­гиб­ла пред­пос­лед­ней, за­щи­ща­ла по­сла, уби­ли, и для ме­ня с ней всё, ко­нец, Боб­би, я упла­тил за жизнь, те­перь жизнь рас­пла­чи­ва­ет­ся со мной, по прав­де го­во­ря, она мне под­ска­за­ла, что на­до сде­лать…

Грег по­хло­пал Бо­ба по пус­то­му ру­ка­ву, а по­том об­нял его ры­жую ир­ланд­скую го­ло­ву. И вы­шел.

По­том мно­гие го­во­ри­ли, что слы­ша­ли вы­стрел, но ду­ма­ли, что это празд­нич­ные ра­ке­ты. А это Грег за­шёл в ам­бар и вы­стре­лил се­бе в серд­це. Ко­неч­но, та­кое ред­ко слу­ча­ет­ся на свадьбе, что­бы же­них се­бя за­стре­лил. Но вот иног­да бы­ва­ет.

На по­хо­ро­нах Боб ска­зал:

— Мы с ним слу­жи­ли в Ли­вии, в охра­не по­сольст­ва, же­на его Ан­на — ре­фе­рен­том. А за два дня до то­го, как за­ва­ри­лась эта ка­ша, его от­пус­ти­ли до­мой, на по­хо­ро­ны ма­те­ри. И зве­ри на­па­ли на по­сольст­во. Вы­стре­лы, взры­вы. Ко­го уби­ли, ко­го ра­ни­ли. Я как уце­лел: ото­рван­ная ру­ка ва­ля­лась за го­ло­вой, ду­ма­ли, я мёрт­вый. Ан­ну уби­ли, ког­да она за­сло­ни­ла со­бою по­сла. Та­кое бы­ва­ет толь­ко в ки­но, но в этот раз это бы­ло в жиз­ни. Мо­гут, ко­неч­но, най­тись не­ко­то­рые вся­кие — мол, да кто это ви­дел, да как это мог­ло быть, где по­сол, где Ан­на, они в раз­ных кон­цах зда­ния бы­ли. Плюнь­те, не верь­те. Грег знал точ­но, он её лю­бил — так ко­му луч­ше знать, как не ему. И я это знал. И оста­лись, зна­чит, Грег и я. Ну, а те­перь я один.