Пить серебро дождя

Восходит юный день моих бегущих буден.
Журчание ручья сменяет шум дневной.
А я — то прозорлив, то слеп, то безрассуден,
и стаей облака кружатся надо мной.

Когда я прозорлив, мой мир не иссякает.
Когда бываю слеп, открыт я всем ветрам.
А безрассудства квант безжалостно бросает
сражаться за чужой, меня не ждущий храм.

Но вдруг в разрыве туч космического мира
пленительной звездой явилась ты, мой свет.
И я нашёл свой Храм, и вновь запела лира
на собственной волне сбежавших прежних лет.

Пускай к тебе одной ведущая дорога
открытостью своей поможет мне идти.
И я хочу теперь, возможно, слишком много:
не потерять звезду на найденном пути.

И в каждый новый миг, что убегает в небыль,
пока сердечный стук в пространстве не утих,
пить серебро дождя, дарованного небом,
из нежных милых рук божественных твоих.


Сердце трепетно поёт

С приходом утренней зари,
когда ночные звёзды тают
и угасают фонари,
я в городскую жизнь вплетаюсь.

Иду по улице родной
стократ измеренной дорогой
в объятья суеты земной,
всю ночь прождавшей у порога.

Бегут маршрутные такси,
студенты вузы наполняют,
и шар земной вокруг оси
мои сограждане вращают.

Как стайки прилетевших птиц
из стран символики различной,
десятки милых женских лиц
встречаю на пути привычном.

Но сердце трепетно поёт,
а на душе светло и ясно,
когда смотрю в лицо твоё,
что каждой чёрточкой прекрасно.


Живу, надеюсь, верю

Живу в сплетенье буден,
бегущих в никуда.
Мечтой болеют люди,
с небес течёт вода.

Бесстрашные пилоты
летят с одним крылом.
Всё так же Дон-Кихоты
сражаются со злом.

И с давних пор доныне
не завершён исход:
по злым пескам пустыни
Пророк ведёт народ.

А сфер высоких тайна
хранит секреты дней.
Вдруг встретился случайно
я с Музою своей.

И в глубине эфира
под старою луной
вновь зазвучала лира
воскресшею струной.

Годами дни измерив,
мгновения ловлю.
Живу, надеюсь, верю
и трепетно люблю.


Я не знаю, как случилось это

Я не знаю, как случилось это:
дни летели, в космосе сгорая,
вдруг потоки солнечного света
сердце мне наполнили до края.

И, как в распустившемся бутоне,
зазвенели музыкой всевластной.
Я целую милые ладони
женщины божественно прекрасной.

Я не знаю, как случилось это,
кем разумно выписаны роли.
Просто с каждым вспыхнувшим рассветом
говорю «спасибо» доброй доле.

И слова, нежнейшие, как ветер,
растворю в манящей нотной дали,
чтобы для неё одной на свете
песнями стихи мои взлетали.


Я не вижу тебя неделями

Я не вижу тебя неделями.
Что за жизнь, чёрт возьми, пошла.
Со снегами с утра, с метелями
входит в сердце ночная мгла.

Солнце где-то в туманах спрятано,
и его здесь уже не ждут.
За окном по тропе раскатанной
тени, падая, вновь идут.

За простой и пустой химерою,
за осколком мечты своей.
Серый снег, серый люд, небо серое
в многозвенности серых дней.

Неужели не сможем вылезти
из туманной такой беды,
чтоб позёмка змеёй извилистой
не стирала твои следы?


Весенний дождь

Весенний дождь пронёсся и угас,
и каплями упал на дно бокала.
И одиноко музыка звучала,
как старый отыгравший контрабас.

Потом от солнца откололся луч
и, отразившись, пересёк границы,
где белые взлетающие птицы
вдруг превращались в стаю чёрных туч.

Бокал пьянел от тонкого вина,
приятного и лёгкого, как тени.
А лепестки изысканной сирени
на землю осыпались после сна.

И под внезапно вспыхнувшую трель,
ещё не потерявший вдохновенье,
Он торопился каждое мгновенье
мазками уложить на акварель.

А за окном вечерний бог бродил,
сирень в саду неспешно отцветала,
и луч сжимался в глубине бокала,
и день, как праздник, тихо уходил.


Каждая женщина — это событие

Каждая женщина — это событие,
вечная тайна и счастье открытия,
лето и осень, зима и весна.
Женщина миру в награду дана.

Каждая женщина — это явление,
жизни бушующей благословение,
связь поколений во все времена.
Женщина миру в награду дана.

Каждая женщина — это призвание,
радость и горе, любовь и страдание,
свет, пробуждающий звёзды от сна.
Женщина миру в награду дана.

Каждая женщина — это горение,
неповторяемость и повторение,
песней звучащая в сердце струна.
Женщина миру в награду дана.

Женщина спит и во сне улыбается.
Этой улыбкой Земля наполняется,
смысл придавая течению лет.
Каждая женщина — чей-то рассвет.


Еврейской женщины прекрасные глаза

Встаёт заря, и тени убегают.
Звенит капелью юная роса.
Мой новый день привычно зажигают
еврейской женщины прекрасные глаза.

Они со мной от первого мгновенья —
Весна Судьбы и высшая краса.
Глаза любви, тревоги и терпенья —
еврейской женщины прекрасные глаза.

В них боль утрат и мудрость вековая,
и нежность, и весенняя гроза.
И окрыляют, силы придавая,
еврейской женщины прекрасные глаза.

Мне не забыть минуты горькой самой,
когда, утратив веру в чудеса,
закрыл я, навсегда прощаясь с мамой,
еврейской женщины прекрасные глаза.

Встаёт рассвет на солнечной планете —
высок и чист, как девичья слеза.
И смотрят из глубин тысячелетий
еврейской женщины прекрасные глаза.


Новый день встаёт

Новый день встаёт, но не забыто
детство, обожжённое войной.
Не беда, что старых ран избыток,
а беда, что новые за мной.

Отгуляла молодость, отпела,
раннею тоской вползла в дома.
Не беда, что осень улетела,
а беда, что промелькнёт зима.

Где, казалось, розы не увянут,
оплетал меня чужой узор.
Не беда, что был не раз обманут,
а беда, что верю до сих пор.

Помнят губы вкус твоих ладоней.
Целовал их, трепетно любя.
Не беда, что мчат лихие кони,
а беда, что только без тебя.

Позади — снега, дожди и грозы.
Впереди — предутренняя мгла.
Не беда, что за окном морозы,
а беда, что в сердце нет тепла.


Я вышел из египетской неволи

Я вышел из египетской неволи.
И, растворяясь в предрассветной мгле,
спешил к своей свободной новой доле
на Господом завещанной земле.

Бродил пустыней жаркой и обманной,
за сорок лет не ставшею родной.
Но небеса меня кормили манной,
прикрыв от бед своей голубизной.

И я пришёл к земле под небом синим
в лучах незабываемого дня.
И Женщина — еврейская богиня
улыбкой счастья выбрала меня.


Исповедь бессмертника
Да, мне нравилась девушка в белом,
Но теперь я люблю в голубом.
Сергей Есенин

Я — бессмертен, и всё же седею
в бурном беге стремительных дней.
Но увидел вчера орхидею,
и теперь мои мысли о ней.

Окрылённый таинственной силой,
сбросил тяжесть умчавшихся лет.
Всё в ней радостно, трепетно, мило
и волшебно, как солнечный свет.

Этим светом волнующей сказки
наполняюсь, секрет свой тая.
Зажигаются новые краски,
возрождается песня моя.

И сменилась поэзией проза,
чьим огнём прежде был опалён.
Да, мне нравилась гордая роза,
но теперь в орхидею влюблён.


В погоне за призрачным счастьем

В погоне за призрачным счастьем
бродил по чужой стороне
с иной по ментальности страстью,
звучавшей нередко во мне.

Творил в облаках этой дали
ветрам и снегам вопреки.
И радости вкус, и печали,
испив из житейской реки.

Не чаще других и не реже
обласкан в мирах этих был,
но тихий поток центробежный
меня за собой уводил.

Когда после долгого плена
вернулся в родные края,
явилась звездой во Вселенной
еврейская Муза моя.


Беззвёздный вечер декабря

Беззвёздный вечер декабря
и дождь, висящий паутиной.
Здесь где-то прячется заря,
пока не ставшая картиной.

И наступивший Новый год,
в бесснежье потеряв дорогу,
кружит, как робкий пешеход,
идущий к своему порогу.

А я — у милого окна
по эту сторону природы.
Поёт сердечная струна,
с небес не опадают воды.

Спасибо Богу бытия,
что жить могу на этом свете,
за то, что в бурном мире я
свою единственную встретил.

И, пьяный, словно от вина,
целую волосы любимой.
А дождь по каплям у окна
в снежинки переходит зримо.