Чудо
У неё глаза в печали,
сумки две по двум бокам.
Она плакала ночами,
тосковала по рукам,
по губам чужим, ненужным…
Дело было к сорока,
и никто не стал ей мужем
и любимым на века.
На трамвайной остановке
вышло чудо — вышел Он!
Посмотрел… сказал неловко:
— Я, признаться, удивлён:
как же вы баулы эти
сами можете таскать!?.
— Надо ж жить на белом свете!
Счастье нечего искать!
Он, схватил её котомки,
до порога проводил,
приобняв, сказал негромко:
— Я бы, может, вас любил!
— Разве Вы один на свете?
— Да!.. Представьте!.. Я один!
— А жена была?.. А дети?..
— Для них не было причин!
…Улыбнулись, посмеялись!
Вместе счастливо живут.
И ни разу не ругались,
и вина они не пьют.
И работают исправно,
а ещё (важней всего)
он — её любимый главный,
она — милая его.
И семью они создали
так, что ссоре не разбить.
Они так друг друга ждали,
что лишь вместе смогут быть.
Дней виражи
И время не лечит, и солнце не сушит
открытые раны уставшей души
(не верит, что будет когда-нибудь лучше,
что снова, как в детстве. захочется жить).
Пытаюсь уйти из порочного круга
отчаяний, страхов, тревог и обид.
А сердцу неистово хочется друга,
а сердце за близких всё горше болит.
Нас так разметало, что некуда деться.
Куда не приедешь — всё пламя да ров.
И плачет во мне беспокойное сердце…
и дух мой печален… и взгляд нездоров.
А грянет пора, чтоб навек разлучиться.
…Но даже теперь: когда можно сказать
всё то, что хотелось, — при встрече молчится;
и прежние нити уже не связать.
Расходятся люди, как брызги над бездной.
Расходятся люди, тревоги неся.
И что не придумывай — всё бесполезно!
И прошлое в мире исправить нельзя.
Как крылья, которые с ходу разбили,
как жизнь, что нежданно пошла под откос,
так мир разметал моих самых любимых
и самых родимых по свету разнёс
в такие уже неприступные дали,
где жизни иные — и как не пиши, —
другие у близких заботы, печали,
желания, страхи и дней виражи.
И больше не встретиться — больше не будет,
чтоб с прежней и лёгкостью, и простотой.
Как волны, по миру расходятся люди.
И каждый — один за заветной чертой.
________
От правды небес в этом мире не деться.
И каждому в срок и цвести и гореть.
…Но чудо — встречаются сердце и сердце,
чтоб счастьем друг друга в пути обогреть.
А сказка не кончается
Живу теперь бездельницей
в остатках сказки-дня.
Давно самой не верится
в путёвую меня.
Промчались годы искрами.
Как не было… Покой…
Не модная, не быстрая —
я сделалась рекой
многоручейной, маленькой,
укрывшейся в лесу.
Когда гремят проталины,
я радости несу.
Когда же дни лучистые,
питаю корни древ;
с лягушками и птицами
гутарю нараспев.
И только редкий, пристальный,
бродящий по лесам,
художник скажет: «Истинно!..
Я так живу и сам…»
Легко земли касается
та самая река.
течёт, журчит слегка.
Бродит в небе жёлтая луна
Бродит в небе жёлтая луна.
Розовый купается рассвет.
И висит над миром тишина
миллионы самых разных лет.
В чёрном море плещется покой,
а звезда спешит к другой звезде.
И блестит серебряной рекой
лунный свет на водной борозде.
Век бы жить свободно и легко,
наблюдать движение звезды
и луну, что светит так легко
над простором водной борозды.
Мир волшебный и священный мир!
Стоит только вслушаться, вдышать —
и любви, и счастья эликсир
вдруг в тебе рождаются опять.
Венеция зимой
Венеция в тумане и в дыму;
гремят гондолы; щурятся от ветра
влюблённые, проглядывая тьму,
входя то в ночь, то рыхлый отблеск света;
и лавки недоспелого вина,
и рестораны, рыбами пропахши,
плывут на них, как лёгкий отплеск сна.
… А по каналам лавочник уставший
гребёт на лодке… Может быть, домой,
чтоб отдохнуть от бренностей немного.
…О, дикая Венеция зимой,
как дивный сон за пазухой у Бога!
Молчит Сан-Марко в полутьме зимы,
но перед ним на площади движенье;
и форумы в туман погружены;
луна вершит по небу приближенье.
Под ней спешат влюблённые в ночи
из нынешнего века — в век минувший.
Остановились!.. Кажется, послушать:
Где остров мёртвых — оживают души,
а по каналам прошлое стучит!
И тени пробираются в туман,
а над Сан-Марко будто мчатся кони!
Они уже видны, как на ладони;
но только всё, что видимо, обман!
Влюблённые к приюту своему
спешат вдвоём, кольцо из рук сжимая.
Венеция зимой, как не живая,
но так жива, проглатывая мглу.
Ожидание
Сколько в доме вещей с этим странным названием «Жди».
…Когда будет апрель… Когда снова начнутся дожди…
Когда гости приедут… И будет большая семья…
…Двадцать ложек к обеду… Чудная накидка моя,
чтоб встречать в ней нежданных, но очень желанных друзей,
два коня деревянных для в дом приходящих детей,
восемь спальных комплектов, чтоб было на чём людям спать,
ткани пёстрые метры, чтоб весело было раздать.
Три кастрюльки на кухне, забывшая варку плита.
Были свечи — потухли… Обои сменили цвета.
Не приходят соседи!.. Мой адрес забыли друзья.
И никто не приедет!.. Дела, суматоха, семья…
Ждать родителей поздно — теперь у них силы не те!
Слава Богу, что звёзды хранят их на мира холсте.
Сын уехал, чтоб в мире вершить им намеченный путь,
и шатается эхом трюмо, что задето чуть-чуть.
Гулко дремлет гитара, молчит фортепьяно в тени.
Я мечтать не устану, чтоб чаще звучали они.
Чтобы к ждущему дому, со всем его скарбом вещей,
пришло много знакомых и близких по духу людей.
Вечер, день ли — не слышно к нему подходящих шагов!
Ждали чуда — не вышло! Живёт у чужих берегов.
Тихо вещи на полку, как старые письма, сложу.
Не тоскую!.. Что толку?!. Но в чудо я верю!.. Я жду!
Рояль
Ты мне напоминаешь тот рояль,
что век стоял в особняке старинном.
И люстры серебрящийся хрусталь
в нём отражался силуэтом длинным.
И знали мы, что был рояль хорош:
на нём играл сам Рихтер, забегая
в старинный дом, — и то простор, то дождь,
то солнца луч из клавиш извлекая,
то громы волн, что бьются о причал,
то звёзды, что летят в ночи глубокой,
но без него — рояль не нужен стал;
стоял в углу безмолвный, одинокий,
классический украсив интерьер.
Но время шло — и многие забыли
его глубокий голос, чудный тембр;
потом на нём салфетки расстелили…
потом призвали мастера… потом,
подумав, что ремонт его дороже,
чем новое… я говорю о том,
что сам собой рояль играть не может
без времени!.. Роялю и тебе
умелых рук, а — главное — удачи!..
Так важно, чтобы был в твоей судьбе
тот, для кого ты очень много значишь.
кто не спешит скорей тебя сломить,
с тобой беда — свои захлопнуть двери.
Вот для таких людей и стоит жить,
И ради них — поверь мне — стоит верить
в недремлющие силы доброты
и в музыки восторг и колыханье,
и в то, что в этом мире ВАЖЕН ТЫ:
ТВОЁ ДВИЖЕНЬЕ и ТВОЁ ЗВУЧАНЬЕ.
Шумный город
Давай с тобой под зиму снимем дачу,
на даче той поселимся вдвоём,
чтоб что-то в жизни сделалось иначе,
и самовар пузатый заведём.
Камин поставим и проложим быстро
лыжню в тот лес, что наг и опустел,
где треск сучка звучит как в небе выстрел,
а снег, как в детстве, и пушист, и бел.
Весна придёт — появятся соседи,
и будет мир спокойствия разбит.
И вот тогда мы точно с дачи съедем
в свой шумный город, в свой столичный быт.