По волне моей памяти

Елена Вышинская

​

Шарфик для Барби

​

«Бог всем да­ёт в ру­ки ни­ти судь­бы. А не­ко­то­рым — ещё и спи­цы, что­бы судь­ба об­ре­ла кон­крет­ную фор­му, зи­мой — по­теп­лее…»

Так го­во­ри­ла моя сест­ра, ко­то­рой и спи­цы, и ни­ти до­ста­лись в ас­сор­ти­мен­те. А мне оста­лась бу­ма­га, в ко­то­рую они бы­ли за­вёр­ну­ты — шур­ша­щая, блес­тя­щая, ник­чём­ная. Хо­тя… од­наж­ды из неё по­лу­чи­лась за­ме­ча­тель­ная ажур­ная сне­жин­ка, уне­сён­ная в не­из­вест­ность по­ры­вом вет­ра. Сест­ра Лю­ба при­ду­мы­ва­ла ве­щи и меж­ду вы­дум­кой и во­пло­ще­ни­ем не де­ла­ла па­у­зы. Она со­чи­ня­ла одеж­ду и да­ри­ла её сра­зу — ког­да вещь бы­ла за­кон­че­на, но теп­ло рук сест­ры ещё хра­ни­ла. Я же без­дейст­во­ва­ла — дер­жа­ла па­у­зу за нас обе­их. А если и де­ла­ла что-то, то всё рва­лось, те­ря­лось, под­го­ра­ло… Луч­ше б и не ста­ра­лась.

Но ли­це­вые и из­на­ноч­ные пет­ли осво­и­ла да­же я. При­го­ди­лось, осо­бен­но сей­час, ког­да сест­ры уже со мной нет.

«Не хо­чу за­ни­мать­ся му­зы­кой, за­чем, если я мо­гу её свя­зать, а дру­гие иг­ра­ют луч­ше. Не хо­чу ехать на мо­ре — там я из че­го бу­ду вя­зать — из во­до­рос­лей? Да­вай ты по­чи­та­ешь вслух, очень ин­те­рес­но, а я те­бе до­вя­жу платье».

Всем вя­за­ли ма­мы и ба­буш­ки — мне сест­ра. Мог­ла на­чать с лю­бо­го ме­с­та, без вы­кро­ек и ме­рок. Та­ки­ми са­мо­род­ка­ми бы­ва­ют ком­по­зи­то­ры, по­эты, ху­дож­ни­ки. Та­кой бы­ла моя сест­ра. Бы-ла. Бы-ла­а­аа. Она умер­ла про­ш­лой зи­мой, ког­да дол­го не бы­ло сне­га. А по­том он на­чал­ся, по­шёл, по­ва­лил. Но она его не до­жда­лась. А снег, за неё, всех уку­тал, обо­грел, обе­лил, об­на­дёжил. Она всег­да так де­ла­ла, и ей не­ве­ро­ят­но вез­ло. С друзь­я­ми, с со­впа­де­ни­я­ми… Узнав, что ре­бёнок, ко­то­ро­го Лю­ба ждёт, бу­дет… стран­ным, муж сест­ры ис­чез. Ушёл в ле­са, воз­нёс­ся в го­ры, по­знал глу­би­ны — ме­ди­та­ция за­ме­ни­ла свойст­вен­ный ему до это­го пер­фек­ци­о­низм. Сест­ра ни ра­зу его не осу­ди­ла, под­дер­жи­ва­ла его ро­ди­те­лей, а в на­следст­во от его ба­буш­ки по­лу­чи­ла квар­ти­ру, в ко­то­рой сей­час мы с Ве­рой жда­ли но­во­год­них чу­дес. По­шёл снег.

Ког­да мы пе­ре­ез­жа­ли, в тот же день, в дом на­про­тив пе­ре­се­лял­ся че­ло­век, ко­то­ро­го го­дом рань­ше я про­ве­ла по сво­е­му про­езд­но­му в мет­ро. Он за­был в ма­ши­не ко­ше­лёк и опаз­ды­вал на встре­чу. Мне он по­ка­зал­ся… не по­сто­рон­ним, но ког­да он по­про­сил мой те­ле­фон, что­бы вер­нуть день­ги за мет­ро, я ска­за­ла, что он на­вер­ня­ка то­же ко­му-ни­будь по­мо­жет. Те­ле­фон не да­ла — к то­му вре­ме­ни я уже пе­ре­ста­ла ра­бо­тать «в те­ле­ви­зо­ре», но за­щит­ные ме­ха­низ­мы про­дол­жа­ли сра­ба­ты­вать. И встре­ча та мне за­пом­ни­лась, и гла­за­ми его я иног­да ис­ка­ла, и вот встре­ти­ла сно­ва.

…Лю­ба мог­ла свя­зать всё. Ког­да нам ис­пол­ни­лось по де­сять лет, я на­ри­со­ва­ла нас с ней на ди­ва­не. Треть­ей на кар­ти­не бы­ла кук­ла на по­душ­ке, свя­зан­ной сест­рой. Мне в по­да­рок она свя­за­ла шарф и шап­ку — и кук­ле на­шей то­же. Кук­лу зва­ли Вар­ва­рой, мы на­зы­ва­ли её Бар­би, она бы­ла кор­пу­лент­ным пуп­сом, ко­то­рый, ког­да мы вы­рос­ли, к ко­му-то пе­ре­ехал со всем сво­им гар­де­робом.

По­том сест­ра учи­лась — ри­со­ва­нию, ди­зай­ну, биз­не­су. Я — жур­на­лис­ти­ке. Род­ни­ло нас то, что она, впи­ты­ва­ю­щая зна­ния, и я, их ин­тер­п­ре­ти­ру­ю­щая, так и оста­лись каж­дая со сво­им дет­ским пред­став­ле­ни­ем о счастье. Она из не­пуб­лич­ной про­фес­сии сде­ла­ла пуб­лич­ную, я на­обо­рот. Она ез­ди­ла на по­ка­зы мод в раз­ные стра­ны, я за не­сколь­ко лет «ра­бо­ты в те­ле­ви­зо­ре» за­мет­но рас­те­ря­ла своё че­ло­ве­ко­лю­бие и ра­зу­чи­лась ве­рить муж­чи­нам, по­до­зре­вая — не без лич­но­го опы­та, — что их ин­те­ре­су­ет толь­ко «кар­тин­ка».

Уй­ти на ра­дио — для мо­их быв­ших кол­лег — зна­чи­ло по­те­рять ли­цо… Так я и сде­ла­ла. Ли­цом её мар­ки я бы­ла все де­вять лет. Она ра­бо­та­ла, я по­ка­зуш­ни­ча­ла. Сест­ра бы­ла убеж­де­на, что на мне её ве­щи смот­рят­ся иде­аль­но. Мы не бы­ли по­хо­жи.

— НА­ДЕЖ­ДА! — Ве­ра зва­ла ме­ня гром­ко, ка­за­лось, что всё, что она про­из­но­сит, на­пи­са­но круп­ны­ми пе­чат­ны­ми бук­ва­ми. — На­деж­де не­льзя зи­мой без шар­фа, Ве­ре не­льзя и Бар­би не­льзя.
— Ко­неч­но, не­льзя, — со­гла­ша­юсь, — кук­ла то­же че­ло­век.

Бе­ру спи­цы сест­ры и вя­жу шар­фик для её ху­дой, не то что на­ша с сест­рой, Бар­би. Каж­дой Бар­би — по шар­фу. Уди­ви­тель­ная шту­ка — ге­не­ти­ка. Для Лю­бы шарф всег­да был в гар­де­робе глав­ным, да­же в жа­ру — шёл­ко­вый или льня­ной. Ве­ра, дочь Лю­бы, у неё ред­кое ге­не­ти­чес­кое за­бо­ле­ва­ние, но хро­мо­со­мы, отве­ча­ю­щие за теп­ло, кра­со­ту и неж­ность, — пе­ре­да­ны в иде­аль­ном ка­чест­ве.

Снег шёл, и шёл… мы по­ва­ли­лись в суг­роб и за­молк­ли. Ска­зоч­ная ти­ши­на. Я под­ни­ма­ла и опус­ка­ла ру­ки, Ве­ра пов­то­ря­ла дви­же­ния за мной и пе­ла: «Мы Ан­ге­лы, спус­ти­лись к вам с не­бес…»

«Ан­ге­лы, не прос­ту­ди­тесь!» — вмес­те «здравст­вуй­те» ска­зал «тот са­мый» наш со­сед. Его со­про­вож­дал мопс Клаус, на ко­то­ром, по слу­чаю празд­ни­ка, был на­дет на­сто­я­щий дед­мо­ро­зов­ский крас­ный с бе­лым кол­пак. За­бав­но, что клич­ки со­бак мы всег­да узна­ём рань­ше, чем име­на их хо­зя­ев!

— НА­ДЕЖ­ДА, а да­вай Бар­би по­ка­жет Клау­су, что она при­ле­те­ла к не­му как Ан­гел?

Я по­мог­ла Бар­би пов­то­рить на­ши с Ве­рой дви­же­ния на сне­гу. Те­перь све­жие хлопья, ис­крясь, на­пе­ре­гон­ки за­сы­па­ли три кры­ла­тых си­лу­э­та — боль­шой, ма­лень­кий и кро­шеч­ный.

Клаус пе­ре­ми­нал­ся с ла­пы на ла­пу, под­ска­зы­вая хо­зя­и­ну, что лич­но ему, не­смот­ря на при­ят­ную ком­па­нию из лю­дей на до­рож­ке и Ан­ге­лов на сне­гу, уже по­ра в кон­крет­ном на­прав­ле­нии.

Хо­зя­ин Клау­са взгля­нул на на­ши ок­на:
— Стран­но, мне ка­за­лось, что в ва­шем эр­ке­ре пе­ре­ли­ва­лись ёлоч­ные ог­ни.
— И мне, — от­ве­ти­ла я, по­ни­мая осо­бый смысл раз­го­во­ра — про Ан­ге­лов и лю­дей. — Мы не вы­клю­ча­ли с Ве­рой ёл­ку, да?
— Не вы­клю­ча­ли, НА­ДЕЖ­ДА, — ска­за­ла Ве­ра, отря­хи­ва­ясь от сне­га.
— Тай­мер, на­вер­ное, — пред­по­ло­жил со­сед.
— На­вер­ное, — со­гла­си­лась я, зная, что ни­ка­ко­го тай­ме­ра у на­шей ёл­ки нет.
— А мы с Клау­сом поч­ти тёз­ки, я Ни­ко­лай. Мож­но мы зай­дём вас поздра­вить? Брат с семь­ёй не вы­ле­тят из-за по­го­ды. Мы од­ни — два оди­но­ких Клау­са. Мож­но?

Я по­смот­ре­ла на Ве­ру и спро­си­ла:
— Ты хо­чешь, что­бы Ни­ко­лай с Клау­сом при­шли к нам на Но­вый год?

Ве­ра под­нес­ла к ли­цу Бар­би:
— Бар­би, ты хо­чешь, что­бы Ни­ко­лай с Клау­сом при­шли к нам на празд­ник? Мы при­го­то­вим им по­дар­ки? По­че­му ты мол­чишь? НА­ДЕЖ­ДА, она мол­чит.
— Оне­ме­ла, на­вер­ное, от ра­дос­ти, или от хо­ло­да.

Мы с Ни­ко­ла­ем пе­ре­гля­ну­лись.
— У нас то­же все друзья си­дят в суг­ро­бах в аэро­пор­тах…
— А мож­но, Ве­ра, сиг­на­лом бу­дет за­жжён­ная ёл­ка в ва­шем ог­не? Мы с Клау­сом уви­дим, что она за­жглась, и при­дём к вам на празд­ник.
— Мож­но, — со­гла­си­лась Ве­ра.

Клаус утя­нул Ни­ко­лая в сто­ро­ну скве­ра, Ве­ра ме­ня — до­мой.

Она усну­ла, не раз­де­ва­ясь на сун­ду­ке в ко­ри­до­ре, я вы­та­щи­ла её из ком­би­не­зо­на и пе­ре­нес­ла на ди­ван. Про­хо­дя ми­мо ёл­ки, хо­те­ла вклю­чить гир­лян­ду, но она бы­ла вклю­че­на, прос­то не го­ре­ла. Гос­тей не бу­дет.

Ве­ра спа­ла, я вклю­чи­ла на кух­не Вер­тин­ско­го. Он пел мне про сад в под­ве­неч­ном убо­ре. Фан­та­зии и вос­по­ми­на­ния не отвле­ка­ли ру­ки от са­ла­та, са­ци­ви, мор­са… Но в го­ло­ве всё кру­жи­лось и пу­та­лось, пе­ре­ста­ва­ло, толь­ко ког­да на­до бы­ло что-то по­со­лить, до­стать, убрать. Блен­дер раз­бу­дил Ве­ру.
— Ёл­ка не го­рит. Кто к нам при­дёт?
— Но­вый год.
— А Клаус — мопс?
— Он не при­дёт, если ёл­ка не пе­ре­ду­ма­ет.
— Она пе­ре­ду­ма­ет.
— Тог­да при­дёт.

Ве­ра ушла в ком­на­ту. Вер­тин­ский на кух­не пел уже про ма­лень­ко­го креоль­чи­ка, но Ве­рин плач за­глу­шил его. На во­прос, что слу­чи­лось, Ве­ра го­во­рит, что ёл­ка за­мёр­з­ла и не го­рит.
— Это из-за от­кры­той фор­точ­ки. Да­вай за­кро­ем и по­до­ждём, мо­жет со­гре­ет­ся.

Скры­ва­юсь на кух­не, где под зву­ки тан­го «Маг­но­лия» вы­ки­па­ет морс. При­хо­дит Ве­ра и со сло­ва­ми «Ёл­ка не го­рит» пре­вра­ща­ет раз­но­цвет­ные сал­фет­ки в ко­раб­ли­ки и мор­доч­ки-ори­га­ми.
— И Клау­су сде­лаю сал­фет­ную со­бач­ку, что­бы он не ску­чал.
— За­ме­ча­тель­но.
— А если ёл­ка не за­го­рит­ся?
— Бу­дем вдво­ём и за­жжём све­чи, бен­галь­ские ог­ни…
— Хо­чу, что­бы при­шёл Клаус.
— До­го­ва­ри­вай­ся с ёл­кой.

Слы­шу из кух­ни, как Ве­ра чи­та­ет ёл­ке но­та­ции. Под­хо­жу к ней, гла­жу по го­ло­ве, це­лую.
— Зяб­ко. По­то­му и ёл­ка не в на­стро­е­нии: гир­лян­да за­мёр­з­ла.

Ве­ра по­бе­жа­ла в ко­ри­дор и вер­ну­лась с шар­фи­ком Бар­би. Она за­вя­за­ла его на про­во­де — меж­ду лам­поч­кой-шиш­кой и лам­поч­кой-миш­кой, и… огонь­ки гир­лян­ды за­го­ре­лись.

Де­воч­ка за­виз­жа­ла, за­хо­хо­та­ла, за­пры­га­ла. В дверь по­зво­ни­ли.

…Сне­жин­ка из обёр­точ­ной бу­ма­ги при­ник­ла к ок­ну, на­по­ми­ная о спи­цах и ни­тях судь­бы, сест­ре Лю­бе и о том, что счастье по­лу­ча­ет­ся из все­го не­под­хо­дя­ще­го бла­го­да­ря дейст­ви­ям про­с­тым и вол­шеб­ным.