«Капитан Грэй — 2020»

Дарья Беляева

​

Окарина и сердце тундры

​

Мать мо­ей пра­ма­те­ри го­во­ри­ла, что, ког­да в не­бе над по­ка­ты­ми соп­ка­ми вы­пля­сы­ва­ют па­зо­ри, а в воз­ду­хе чувст­ву­ет­ся сты­лое ды­ха­ние льда, в серд­це тунд­ры, где тро­па, пет­ляя, ис­че­за­ет в ря­бых то­пях, мож­но от­дать часть се­бя.

Там, где скрю­чен­ны­ми пер­ста­ми из бо­лот­ной зем­ли тор­чат изъ­еден­ные дождя­ми эги­ри­но­вые кам­ни и ки­то­вы­ми кос­тя­ми вы­ло­жен ла­би­ринт, где дро­жит пе­ле­на осен­не­го ту­ма­на, мож­но от­дать часть се­бя.

Из про­мёрз­шей зем­ли вы­пол­зет хюльд­ра, по­во­дит во­круг чёр­ны­ми гла­за­ми, рас­пря­мит за­тёк­шие пле­чи, при­дёт в центр ла­би­рин­та из мо­лоч­но-бе­лых кос­тей и за­иг­ра­ет на рез­ной ока­ри­не, за­пля­шет, вы­би­вая бо­сы­ми но­га­ми такт — бом-бом-бом.

Ко­с­тыч на ней изо­рвал­ся, ви­сит клочь­я­ми, у ру­ба­хи ру­ка­ва в ти­не да се­дом мхе, из про­рех вдоль хреб­та тор­чит ягель, по­бе­ги клюк­вы про­рас­та­ют. Где в зем­лю пят­кой уда­рит — му­хо­мо­ры и дру­гие гри­бы по­га­ные по­ле­зут, где нос­ком шлёп­нет — бо­лот­ные яго­ды из зем­ли тя­нут­ся. А хюльд­ра знай се­бе по­ка­чи­ва­ет­ся в тан­це, с коч­ки на коч­ку пе­реп­ры­ги­ва­ет, пля­шет во­круг изъ­еден­ных дождя­ми кос­тей — тя­нет свист ока­ри­ны над ла­би­рин­том, гла­за от удо­вольст­вия жму­рит. Не­чё­са­ные во­ло­сы на вет­ру раз­ве­ва­ют­ся, го­рят осен­ней лист­вой, вы­цвет­шие лен­ты спу­та­лись в них с лет­ним ве­рес­ком, мор­ски­ми ра­куш­ка­ми, кос­точ­ка­ми птичь­и­ми, яр­ки­ми пёрыш­ка­ми.

Дол­го иг­рать на свис­туль­ке да пля­сать мо­жет — не дня­ми, не­де­ля­ми. До­ждёт­ся по­ка хму­рые соп­ки мех осен­ней лист­вы сбро­сят, още­ти­нят­ся чёр­ны­ми из­ло­ман­ны­ми вет­вя­ми. Дрог­нет на­пев ока­ри­ны охот­ничь­им ро­гом, хри­пом во­ронь­их стай, кру­та­нёт­ся хюльд­ра во­круг се­бя, за­мрёт, слов­но вы­жи­дая от­кли­ка, и сно­ва ку­ра­жит­ся в тан­це — то рез­че, то плав­нее. Мол­чит тунд­ра, толь­ко ве­тер ску­лит и ма­ет­ся, хо­ло­да­ет — мо­ро­зит сты­лую зем­лю, на­бра­сы­ва­ет на кам­ни да кос­ти ини­с­тые узо­ры. Из­мо­рось вя­зью те­чёт, сли­ва­ет­ся в име­на чьи-то, за­кля­тия, по­том ис­че­за­ет, в дру­гие скла­ды­ва­ет­ся, буд­то си­лит­ся рас­ска­зать что-то.

Зо­вёт к се­бе хюльд­ра, всё даль­ше и даль­ше плач ока­ри­ны раз­ли­ва­ет­ся, ры­щет волчь­им во­ем, со­ви­ным кри­ком по за­сы­па­ю­ще­му ле­су, зве­нит над без­дон­ны­ми озёра­ми, зло­ве­щим эхом от­кли­ка­ет­ся из уще­лий. С каж­дой ночью всё злее и про­нзи­тель­нее кли­чет, об­ры­ва­ет­ся пла­чу­щий зов гнев­ли­вым ши­пе­ни­ем.

Про­мёр­з­лое не­бо поч­ти к зем­ле скло­ня­ет­ся, как хищ­ный зверь при­па­да­ет на ла­пах, тя­нет­ся ту­ма­ном к ла­би­рин­ту, слов­но язы­ком кам­ни ли­жет. Всё яр­че па­зо­ри цве­тут в чер­но­те, вто­рят тан­цов­щи­це, зме­ят­ся по не­бу, рас­пол­за­ют­ся до го­ри­зон­та не­ве­со­мой сетью. Гас­нут пу­те­вод­ные звёз­ды, мерк­нут, точ­но в на­смеш­ку над за­плу­тав­шим пут­ни­ком — не вы­ве­дут к до­му.

Уве­дёт си­я­ние за со­бой — тут-то и про­па­дешь. Осен­ние па­зо­ри злые да го­лод­ные вы­пля­сы­ва­ют в не­бе… Зо­вут за со­бой по ут­рен­ней мо­ро­си, по по­жух­лой лист­ве зве­ри­ны­ми тро­па­ми ид­ти, се­бя по­за­быть и речь че­ло­ве­чес­кую не вспо­ми­нать. Уй­дёт го­ре­мыч­ный в лес от тос­ки и жа­лоб­но­го пла­ча ока­ри­ны, шку­ру зве­ри­ную на­де­нет, ста­нет рыс­кать по чёр­но­му ле­су, ис­кать путь к кос­тя­но­му ла­би­рин­ту. Ту­да, в серд­це тунд­ры, где сре­ди бо­лот чер­не­ют эги­ри­но­вые пер­сты кам­ней, где из-под ног тан­цу­ю­щей хюльд­ры про­рас­та­ет кис­лая клюк­ва. Но об­ма­нет не­вер­ный на­пев, за­ве­дёт в топь, в ущелье, в охот­ни­чий кап­кан, там и оста­вит. Бро­сит, как ди­тя бро­са­ет на­до­ев­шую истрёпан­ную кук­лу, да пой­дёт ис­кать но­вую по­те­ху.

Мать мо­ей пра­ма­те­ри под­бра­сы­ва­ла хво­рост в огонь, лю­бо­ва­лась им и, вы­чи­щая ры­бу от кос­тей, по­уча­ла, улы­ба­ясь мор­щи­ни­с­ты­ми гу­ба­ми, как, ког­да спе­лая клюк­ва на­ли­ва­ет­ся сла­достью, от­дать часть се­бя.

Как, ког­да без­звёзд­ная ночь ска­лит­ся над ос­то­ва­ми ки­тов, мо­лоч­ным ту­ма­ном ли­жет по­рос­шие се­дым мхом кам­ни, а без­мол­вие се­ве­ра об­ре­ло плоть, от­дать часть се­бя.

Ког­да про­ни­зы­ва­ю­щий до­ждь по­во­ло­кой по­вис­нет над го­ри­зон­том, олень­ей тро­пой, по­рос­шей яге­лем, мож­но дой­ти в серд­це тунд­ры. Ми­мо глу­бо­ких за­ячь­их нор. Ми­мо цве­ту­щей под­жи­да­ю­щей то­пи. Не обо­ра­чи­ва­ясь на­зад брес­ти на тон­кий зов ока­ри­ны.

Не тан­цу­ет в до­ждь хюльд­ра, не бьёт, тор­жест­вуя, в зем­лю пят­кой, по­рож­дая ядо­ви­тые гри­бы, не уда­ря­ет, иг­ра­ю­чи, нос­ком, вы­се­кая из зем­ли ягод­ный по­бег. За­ми­ра­ет в кос­тя­ном ла­би­рин­те, тя­же­ло ды­шит за­гнан­ным зве­рем, зме­ит­ся из-под рва­но­го по­до­ла че­рес­чур длин­ный ко­ро­вий хвост. Об­ви­ва­ет коль­ца­ми го­лые щи­ко­лот­ки. Вы­тя­ги­ва­ет­ся в высь лёг­кий стан, го­то­вый лоп­нуть те­ти­вой. Пре­ры­ва­ет­ся преж­ний на­пев, по-дру­го­му под­но­сит к об­вет­рен­ным гу­бам ока­ри­ну ког­тис­тая ру­ка. Ти­хий свист раз­ли­ва­ет­ся сре­ди дожде­вых струн, лёг­кий и неж­ный.

Воз­вы­ша­ет­ся над ки­то­вым ос­то­вом хруп­кая фи­гу­ра, по­ёт ему ко­лы­бель­ную… В воз­ду­хе раз­ли­ва­ет­ся аро­мат да­лёко­го оке­а­на, пах­нет со­лью, во­до­рос­ля­ми, смо­лой. Чу­дит­ся плеск вол­ны, шур­ша­ние галь­ки, ши­пе­ние пес­ка на при­бреж­ных кам­нях. Ис­по­лин­ская тень гор­ба­ча при­зра­ком взмы­ва­ет ввысь. Ог­ром­ный сколь­зит он про­ти­ву­со­лонь иг­ра­ю­щей хюльд­ры, то от­да­ля­ясь, то су­жая круг. Сер­по­вид­ные плав­ни­ки раз­ре­за­ют пе­ле­ну дождя, гор­ба­тая фи­гу­ра по­сте­пен­но та­ет, рас­тво­ря­ясь за ту­ман­ной за­ве­сой.

Под но­га­ми хюльд­ры вя­нут по­бе­ги горь­ко-слад­кой клюк­вы, зре­лые яго­ды ка­тят­ся по зем­ле, ло­па­ясь и ис­хо­дя со­ком. На ост­рых кос­тях ла­би­рин­та чёр­ным прос­ту­па­ют узо­ры рун и го­дич­ных ко­лец.

Не­ве­со­мый на­пев ока­ри­ны по­сте­пен­но смол­ка­ет. Слыш­но ды­ха­ние зем­ли, упру­гие уда­ры дожде­вых ка­пель, ток кро­ви и буб­но­по­доб­ный гро­хот серд­ца. Хюльд­ра ды­шит глу­бо­ко и шум­но, об­лач­ко па­ра вы­ры­ва­ет­ся из рта. Ис­по­лин­ская фи­гу­ра обо­ра­чи­ва­ет­ся, тём­ные мас­ле­ные гла­за пол­нят­ся лю­бовью, на гу­бах улыб­ка.

В ла­би­рин­те из из­ре­зан­ных до­ждём ки­то­вых кос­тей, ког­да в чёр­ной не­бес­ной безд­не пля­шут па­зо­ри, а про­ни­зы­ва­ю­щий до кос­тей ве­тер кру­жит хлопья ост­ро­го сне­га, мать мо­ей пра­ма­те­ри бе­рёт ме­ня за ру­ку и уво­дит в про­мёрз­шие зем­ли.