«Капитан Грэй — 2020»

Ирина Четвергова

​

Омский оркестр

​

* * *

Омский оркестр (надо же — не отменили!)
играл на Соборной в самую пандемию.
Официальный праздник — отличный повод
выгулять всех, кто устал и не верит в COVID.
Люди без масок. От вируса — определённо! —
все под защитой доблестного ОМОНа.

Льётся ли музыка? О, несомненно, льётся!
И никакому вирусу не поддаётся.
Ангелы звука взмахивают крылами
над непокрытыми, летними головами...

Не было там меня, но я вижу новость.
Рядом — другая: «Вирус прибавил скорость...
Некуда класть людей, главный врач уволен...» —
громко, разборчиво — с новостных колоколен...

В библиотеку к нам приходил ЛИТОшник,
спрашивал: встретиться, обсудиться — можно?
Другой приходил, но мы вынуждены объяснять им:
с весны под запретом массовые мероприятия.


* * *

Елей похвал
тоннами в уши вливал.
Казалось, никто её так не любил,
не радовал и не ждал.

Но — злоба, подвижней песка,
тягучая злая тоска
съедали его по кускам.

И позже, беря её за руку —
неласково, не светло,
спрашивал:
      «Как сюда тебя занесло?!»
И где-то внутри него
колокол, вечный колокол
ходил тяжело.


* * *

Кочует кучка мелочей —
всё в угол из угла:
шурупчик, скрепка, ключ ничей,
вязальная игла.

Найду: опять покоя нет,
вдруг дует от двери?
Кому? А вот живёт поэт
в какой-нибудь Твери.

Стихи разбросаны кругом,
и скрепки нет на них.
Не стол разболтанный — весь дом —
в пыли «столетней» книг...

Зажжёт свечи последней нить,
от холода дрожа.
Неласково вот так вот жить.
И как его мне жаль!

Шепчу в пространство: «Забери —
чужое мне не впрок!
Пускай не дует от двери,
где ключ нашёл замок».


* * *

Пойдём в кино, не пойдём —
решаем мы под дождём.
Мы чувствуем: жизнь легка.
Мы кофе в стаканах пьём.

О, сколько внимательных глаз
поймут, что кино про нас?
И сколькие в глубину
увидят меж нами связь?

Попробуют угадать:
мы выдохнемся когда —
Иссякнет кофейный вкус?
Любви утечёт вода?

Пускай не проступит яд
из лёгкости бытия:
ты будешь таким, как ты.
я буду такой, как я.


* * *

Бархатцы
в осень
отдают аромат,
пчёлы над ними жужжат,
присаживаются на космéи
смело,
ищут частицы лета,
находят,
прячутся в шуме листвы —
зелёной ещё,
чтобы после
с листвой улететь,
в золото обратясь и в медь.
Бархатцы, бархатцы...
Отчего я смотрю на них?
Не могу не смотреть.


* * *

«О два! — говоришь ты дочке,
ведя её в дендросад. —
Здесь не одни цветочки,
здесь кислород растят!

Герберт Иванович Гензе —
знатный был садовод».
Имя его на срезе
каменном дочь прочтёт.

«Пирамидальный тополь —
„Омский-1 и 2“ —
примесям вредным стопор
их создаёт листва».

Тополя серебристого
листик покажешь ей:
«Вот, ради воздуха чистого
в городе для людей».

Ветер, качая кроны,
полнится серебром...

«Листик-то стал лимонным!» —
скажет она потом.


Осеннее братство

Мы идём в темноте и повсюду слова роняем,
И какое-то слово — лист, а какое — искра.
Костерок догоревший — памятью охраняем,
Да и запах его не выветривается быстро.

Осень — хищница. Вызвали, приманили.
Нам известны повадки её и все привычки.
Ради бестии желтоглазой — нечастой в мире —
Костровые огонь разжигали от первой спички.

Приходила, садилась рядом, смотрела в пламя.
Мы стихами кормили из рук — ничего не жалко.
Дар — слова превращать — на год оставляла с нами.
Оттого и лиственно нам, и жарко.


* * *

Гори, гори, моя листва! —
Лимонным, розовым, бордовым,
Когда над словом бестолковым
Кружатся истины слова

И звёзды синие горят,
За тучами почти не видны,
Полупогасший — так обидно! —
Фонарный остаётся ряд.

За этот год не пройден путь,
И я кричу: «В дорогу нам бы!
Эй, кто там! Не гасите лампы!
Мне страшно темноту вдохнуть».

Но — осень... Осень дышит просто.
И песня тихая дождя,
По капле в зиму уходя,
Откроет нам другие звёзды.