Кот и пёс

Анатолий Баранов

​

Прозрение и озарение

​

Я не знал, что де­лать: сме­ять­ся или пла­кать. В суб­бо­ту мне пред­сто­я­ло ехать к друзь­ям за го­род, а моя но­вень­кая ма­ши­на «Жи­гу­ли», все­го не­де­лю то­му на­зад куп­лен­ная, для этой по­езд­ки ока­за­лась не­при­год­ной.

Мо­жет, я и до­ехал бы на ней, но пол­ной уве­рен­нос­ти в том, что даль­нюю до­ро­гу я одо­лею без при­клю­че­ний, у ме­ня не бы­ло. Де­ло в том, что на вто­рой день пос­ле её по­куп­ки, ког­да я воз­вра­щал­ся с ви­зи­та от боль­ной со­ба­ки, внут­ри ма­ши­ны, что-то за­гро­хо­та­ло и, хо­тя ав­то­мо­биль про­дол­жал дви­гать­ся, стрел­ка при­бо­ра, фик­си­ру­ю­ще­го тем­пе­ра­ту­ру в дви­га­те­ле, вско­ре за­шка­ли­ла и во­шла в крас­ную зо­ну. А это, как хо­ро­шо зна­ет каж­дый ав­то­лю­би­тель, мгно­вен­но при­во­дит к пе­ре­гре­ва­нию дви­га­те­ля и за­кли­ни­ва­нию всех ра­бо­та­ю­щих в нём ме­ха­низ­мов. Пос­ле че­го во­ди­те­ля ожи­да­ет ма­лоп­ри­ят­ная пер­спек­ти­ва слож­ней­ше­го ре­мон­та серд­ца сво­е­го лю­би­мо­го же­лез­но­го ко­ня. Са­мый прос­той спо­соб не до­пус­тить та­кой ка­та­стро­фи­чес­кой по­лом­ки — сра­зу пре­кра­тить дви­же­ние. Что я и сде­лал. Оста­но­вив­шись у обо­чи­ны до­ро­ги, вклю­чив ми­га­ю­щие сиг­наль­ные ог­ни и вы­ста­вив в де­ся­ти мет­рах ава­рий­ный знак, я под­нял ка­пот.

Я не очень-то раз­би­рал­ся в ди­аг­нос­ти­ке ав­то­мо­биль­ных по­ло­мок, но, од­на­ко, мне сра­зу ста­ло яс­но, что рем­ни вен­ти­ля­то­ра и ге­не­ра­то­ра для под­за­ряд­ки ак­ку­му­ля­то­ра без­жиз­нен­но про­вис­ли. От уви­ден­но­го ста­ло тош­но и про­тив­но. По­доб­ной под­лос­ти от но­вой ма­ши­ны я ни­как не ожи­дал. Со­вет­ский ав­то­пром, как ока­за­лось, тор­го­вал не­ка­чест­вен­ны­ми ав­то­мо­би­ля­ми. Мне ни­че­го не оста­ва­лось де­лать, как с ис­пор­чен­ным на­стро­е­ни­ем ло­вить по­пут­ный транс­порт и бук­си­ро­вать сво­е­го же­лез­но­го ко­ня, ещё пах­ну­ще­го за­вод­ским кон­вей­е­ром, в бли­жай­шую ав­то­ре­монт­ную мас­тер­скую. Но, как вы­яс­ни­лось по при­бы­тии, на этом пред­при­я­тии ре­мон­том га­ран­тий­ных ма­шин не за­ни­ма­лась. Од­на­ко, пос­ле дол­гих уго­во­ров, его ру­ко­водст­во ока­за­ло мне по­мощь.

Мас­те­рам не при­шлось на­пря­гать моз­ги над тем, что слу­чи­лось с мо­ей по­куп­кой. При­чи­ной по­лом­ки явил­ся лоп­нув­ший шкив ко­лен­ча­то­го ва­ла. Как мне со­об­щи­ли спе­ци­а­ли­с­ты, сталь­ное ко­ле­со раз­ле­те­лось вдре­без­ги по при­чи­не на­ли­чия в нём скры­то­го де­фек­та — ра­ко­ви­ны-по­лос­ти.

Ред­чай­ший де­фект во­лею судь­бы ока­зал­ся имен­но в мо­ём ав­то­мо­би­ле. По­лом­ку быст­ро лик­ви­ди­ро­ва­ли, уста­но­вив но­вый шкив. За что с ме­ня взя­ли не­ма­лую сум­му. Но по­тра­чен­ные день­ги то­го сто­и­ли. Чуть ли не все ра­бот­ни­ки стан­ции при­хо­ди­ли смот­реть на оскол­ки сталь­но­го шки­ва. Та­ко­го не уви­дишь, да­же про­ра­бо­тав по­лжиз­ни, го­во­ри­ли мно­гие из них…

Но, как го­во­рит­ся в рус­ской по­сло­ви­це, то хо­ро­шо, что хо­ро­шо за­кан­чи­ва­ет­ся. В при­под­ня­том на­стро­е­нии я вы­ехал с ав­то­сер­ви­са и по воз­вра­ще­нии до­мой всем друзь­ям, зво­нив­шим мне по те­ле­фо­ну, рас­ска­зы­вал о слу­чив­шим­ся. Мно­гие по­на­ча­лу от­ка­зы­ва­лись мне да­же ве­рить, на­столь­ко не­ве­ро­ят­ной ка­за­лась им по­доб­ная по­лом­ка. На про­ща­ние каж­дый ав­то­мо­би­лист вы­ра­жал по­же­ла­ние, что­бы та­ко­го боль­ше не слу­ча­лось. На что я и сам очень на­де­ял­ся.

— Ско­рее сгни­ёт ку­зов от ржав­чи­ны, чем ещё раз раз­ло­ма­ет­ся сталь­ное толс­тос­тен­ное ко­ле­со шки­ва, — счи­та­ли мои друзья.

Но и но­во­му шки­ву по­че­му-то дол­го ра­бо­тать не за­хо­те­лось. Че­рез два дня, про­ез­жая по од­ной из ти­хих мос­ков­ских улиц, я вновь услы­шал раз­да­вав­ши­е­ся под ка­по­том уже зна­ко­мые гро­хот и ме­тал­ли­чес­кий скре­жет.

И, как в преж­ний раз, тем­пе­ра­ту­ра в дви­га­те­ле рез­ко ста­ла по­вы­шать­ся, а стрел­ка при­бо­ра, по­ка­зы­ва­ю­щая под­за­ряд­ку ак­ку­му­ля­то­ра, за­мер­ла и за­жглась крас­ная ава­рий­ная лам­поч­ка. Си­ту­а­ция ока­за­лась пи­ко­вой, а на­стро­е­ние сно­ва ис­пор­чен­ным. По­лом­ка про­изо­шла позд­ним ве­че­ром и о за­ме­не шки­ва речь ид­ти не мог­ла. Мас­тер­ские уже не ра­бо­та­ли. При­шлось на тро­се та­щить ма­ши­ну к до­му, а ут­ром опять на­ни­мать бук­сир и до­став­лять её на ав­то­стан­цию. Но те­перь уже на га­ран­тий­ную, то есть бес­плат­ную. Но от это­го на­стро­е­ние не ста­но­ви­лось луч­ше, так как ру­ши­лись все пла­ны на день — сры­ва­лись по­се­ще­ния па­ци­ен­тов, нуж­да­ю­щих­ся в мо­ей по­мо­щи, вла­дель­цы ко­то­рых, за­ра­нее от­про­сив­шись с ра­бо­ты, с не­тер­пе­ни­ем ожи­да­ли мо­е­го при­ез­да…

Груп­па ин­же­не­ров-спе­ци­а­лис­тов, мно­гие из ко­то­рых ста­жи­ро­ва­лись на ав­то­за­во­де в Ита­лии, об­сту­пи­ли ма­ши­ну, слов­но не­ви­даль. Они по­ка­чи­ва­ли го­ло­ва­ми, а по вы­ра­же­нию их ум­ных лиц, мож­но бы­ло за­клю­чить, что та­кую не­по­лад­ку со шки­вом они ви­дят впер­вые. Опять я вы­слу­ши­вал дол­гие рас­суж­де­ния о до­воль­но ред­ком де­фек­те в шки­ве. Глав­ный ин­же­нер, он же штат­ный пред­ста­ви­тель за­во­да, пы­тал­ся мне втол­ко­вать, что ав­то­мо­биль­ный за­вод в Толь­ят­ти — это ги­гант­ский сбо­роч­ный цех. И что сталь­ные шки­вы от­ли­ва­ют­ся в дру­гом го­ро­де и впол­не воз­мож­но, что при литье из­де­лия внут­ри не­го об­ра­зо­ва­лась воз­душ­ная по­лость. А ко­ли по­яви­лась по­лость, то стен­ка шки­ва, ес­тест­вен­но, по­лу­чи­лась в этом мес­те тонь­ше и не со­от­вет­ст­ву­ю­щей стан­дар­ту. При ра­бо­те дви­га­те­ля на пол­ную мощ­ность де­фект­ное из­де­лие прос­то не вы­дер­жа­ло боль­шой на­груз­ки от вра­ще­ния и раз­ва­ли­ва­лось.

Всё это я се­бе хо­ро­шо пред­став­лял и без объ­яс­не­ний, по­это­му по­пы­тал­ся по­шу­тить, срав­нив де­фект­ный шкив мо­ей ма­ши­ны с ка­ри­оз­ным зу­бом че­ло­ве­ка. Ког­да, мол стен­ка та­ко­го зу­ба ис­тон­че­на, то ин­тен­сив­но­го про­цес­са же­ва­ния, осо­бен­но твёр­дой пи­щи, зуб, как пра­ви­ло, не вы­дер­жи­ва­ет. И в один пре­крас­ный мо­мент, его стен­ка с не­при­ят­ным хрус­том раз­ла­мы­ва­ет­ся.

— Док­тор! Вы со­вер­шен­но пра­вы. Хо­ро­шо, что шкив, это не зуб. Не от­ча­ивай­тесь. У нас в на­ли­чии име­ют­ся шки­вы но­вой пар­тии и без вся­ко­го ка­рио­за. По­ста­вим — раз и на­всег­да! — во­ору­жив­шись мо­им сто­ма­то­ло­ги­чес­ким срав­не­ни­ем, лю­без­но по­обе­щал пред­ста­ви­тель за­во­да.

Ска­за­но — сде­ла­но. Не про­шло и ча­са, как но­вень­кий, от­ли­ва­ю­щий во­ро­нё­ным блес­ком, сталь­ной шкив кру­тил креп­ко на­тя­ну­тый ре­мень вен­ти­ля­то­ра охлаж­де­ния дви­га­те­ля и ге­не­ра­то­ра за­ряд­ки ак­ку­му­ля­то­ра. При­бо­ры на па­не­ли фик­си­ро­ва­ли нор­маль­ную ра­бо­ту всех сис­тем ма­ши­ны. Я чувст­во­вал се­бя аб­со­лют­но счаст­ли­вым че­ло­ве­ком. Мно­го ли бы­ло на­до в то вре­мя прос­то­му со­вет­ско­му ав­то­лю­би­те­лю…

Од­на­ко, по ме­ре при­бли­же­ния к до­му, мой эй­фо­рич­ный на­строй по­сте­пен­но уле­ту­чи­вал­ся, усту­пая мес­то со­мне­ни­ям в дейст­ви­тель­ном ка­чест­ве но­вой де­та­ли. С од­ной сто­ро­ны, я знал, что бог лю­бит тро­и­цу, а с дру­гой?

За­ве­ре­ния глав­но­го ин­же­не­ра об от­сут­ст­вии скры­тых де­фек­тах в но­вой пар­тии сталь­ных из­де­лий, от­че­го-то пе­ре­ста­ли ка­зать­ся мне убе­ди­тель­ны­ми. И ко­неч­но, пус­кать­ся в пу­те­шест­вие за сто двад­цать пять ки­ло­мет­ров от Моск­вы на транс­порт­ном средст­ве, в на­дёж­нос­ти ко­то­ро­го у ме­ня по­яви­лись со­мне­ния, мне хо­те­лось всё мень­ше и мень­ше.

В мо­ей го­ло­ве ста­ла кра­соч­но вы­ри­со­вы­вать­ся не­при­гляд­ная кар­ти­на, ко­то­рая, впол­не ве­ро­ят­но, мог­ла ме­ня под­сте­ре­гать…

Да­ле­ко от Моск­вы, на пыль­ной про­сёлоч­ной до­ро­ге, вне­зап­но раз­да­ёт­ся зна­ко­мый и став­ший до бо­ли род­ным под­ка­пот­ный гро­хот. Ма­ши­на, слов­но па­ра­ли­зо­ван­ная, оста­нав­ли­ва­ет­ся. Мне при­хо­дить­ся бе­гать по бес­край­ним сов­хоз­ным по­лям в по­ис­ках бук­си­ра, за­тем дол­го уго­ва­ри­вать пья­но­го трак­то­рис­та, а по­том дол­го ис­кать ав­то­ре­монт­ную стан­цию. К то­му же ещё боль­шой во­прос, най­ду ли я бук­сир и эту са­мую стан­цию…

Две пре­ды­ду­щие, ещё не за­бы­тые не­при­ят­нос­ти, да плюс ещё пред­сто­я­щая — для од­но­го вла­дель­ца но­во­го и до­ро­го­го ав­то­мо­би­ля ока­зы­ва­лось слиш­ком мно­го. «Нет! — твёр­до ре­шил я. — Уж луч­ше по­еду на элек­трич­ке». Точ­нее по­едем всем се­мейст­вом, ко­то­рое в то вре­мя со­сто­я­ло из ме­ня, мо­ей же­ны и на­шей со­ба­ки. Поч­ти, как у Дже­ром Дже­ро­ма. Толь­ко нас бу­дет не трое, а двое, не счи­тая со­ба­ки. И пу­те­шест­во­вать нам пред­сто­ит не в лод­ке по ре­ке, а на элек­трич­ке. Без осо­бых удобств, но за­то и без при­клю­че­ний, на­ив­но ду­мал я, со­вер­шен­но не по­до­зре­вая, как силь­но мо­гу оши­бать­ся.

Итак, суб­бот­ним ут­ром я как добро­по­ря­доч­ный граж­да­нин при­о­брёл в при­го­род­ных кас­сах Ка­зан­ско­го вок­за­ла три би­ле­та: два взрос­лых и один дет­ский. Дет­ский би­лет, за по­ло­ви­ну сто­и­мос­ти пол­но­го, пред­на­зна­чал­ся для на­шей со­ба­ки — бед­линг­тон-терь­е­ра, трёх­лет­не­го ко­бель­ка пе­соч­но­го цве­та по клич­ке Да­ня. Ко­неч­но же, не­боль­шая со­бач­ка, все­го око­ло со­ро­ка сан­ти­мет­ров в хол­ке и ве­сом, при­мер­но, в две­над­цать ки­ло­грамм, мог­ла пу­те­шест­во­вать и в рюк­за­ке, при­чём со­вер­шен­но бес­плат­но. Но мы с же­ной рас­су­ди­ли ина­че. Так как со­ба­ка яв­ля­лась на­шим чле­ном семьи и к то­му же лю­би­мым, то и пу­те­шест­во­вать, по на­ше­му мне­нию, долж­на бы­ла как ма­лое ди­тя на сво­ём за­кон­ном плац­карт­ном мес­те, а не как без­би­лет­ный за­яц. Ведь нам пред­сто­я­ла даль­няя до­ро­га. Сто двад­цать пять ки­ло­мет­ров пу­ти элек­тро­по­езд пре­одо­ле­вал, в луч­шем слу­чае, за два ча­са. И всё это дол­гое вре­мя, не при­вык­ше­му к по­езд­кам на элек­трич­ке жи­вот­но­му, тре­бо­ва­лись бо­лее-ме­нее ком­форт­ные усло­вия. Да и нам то­же.

В на­ча­ле вось­ми­де­ся­тых го­дов со­ба­ка по­ро­ды бед­линг­тон-терь­ер счи­та­лась уни­каль­ной. В Моск­ве их все­го-то на­счи­ты­ва­лось не бо­лее пя­ти­де­ся­ти эк­зем­пля­ров, и для боль­шинст­ва граж­дан она яв­ля­лась ди­ко­вин­ной. Внеш­не со­ба­ки этой по­ро­ды уж очень по­хо­ди­ли на ма­лень­кую овеч­ку. Вот и наш Да­ня не был ис­клю­че­ни­ем из это­го пра­ви­ла. Осо­бен­но это яв­но ста­но­ви­лось за­мет­ным пос­ле его стриж­ки. А так, как Да­ня поч­ти не ла­ял, мно­гие в на­шей окру­ге счи­та­ли, что у ве­те­ри­на­ра в до­ме жи­вёт кар­ли­ко­вая овеч­ка. Но при этом ма­ло кто из лю­дей до­га­ды­вал­ся, что об­раз ска­зоч­но кра­си­вой, на пер­вый взгляд, без­обид­ной ма­лень­кой овеч­ки — бед­линг­тон-терь­е­ра об­ман­чив…

* *
Элек­тро­по­езд до Ко­лом­ны или, как зна­чи­лось в рас­пи­са­нии, до Го­лу­т­ви­на уже сто­ял у плат­фор­мы, и мы, вы­брав сред­ний ва­гон, рас­по­ло­жи­лись на од­ной лав­ке-си­денье — каж­до­му по мес­ту, со­глас­но куп­лен­ным би­ле­там. У ок­на Да­ня, по­се­ре­ди­не моя же­на, а я с краю. Ли­цом по хо­ду по­ез­да и, что са­мое важ­ное, с про­ти­во­по­лож­ной сто­ро­ны от лет­не­го па­ля­ще­го солн­ца. Вмес­те с на­ми еха­ло не­мно­го пас­са­жи­ров, и они, так же как и мы, за­ня­ли ме­с­та по­даль­ше от солн­ца. Дол­го то­мить­ся нам не при­шлось. Стро­го по рас­пи­са­нию, по­езд мед­лен­но, точ­но раз­ду­мы­вая, тро­нул­ся в даль­ний путь. По на­шим рас­чётам, че­рез два ча­са мы долж­ны быть на мес­те. Оста­но­вок во­семь по Моск­ве, а даль­ше элек­трич­ка, как сле­до­ва­ло из объ­яв­лен­ной ин­фор­ма­ции, долж­на бы­ла де­лать ред­кие оста­нов­ки, про­но­сясь ми­мо мел­ких по­лу­стан­ков. Так что по на­шим пред­по­ло­же­ни­ям у нас сло­жит­ся ощу­ще­ние, буд­то мы едем ско­рым по­ез­дом.

Вот и по­след­няя оста­нов­ка элек­тро­по­ез­да в чер­те Моск­вы — Жда­нов­ская (в на­сто­я­щее вре­мя Вы­хи­но). Дол­гож­дан­ную элек­трич­ку бро­си­лась осаж­дать ог­ром­ная тол­па раз­го­ря­чён­ных по­лу­ден­ным солн­цем, на­гру­жен­ных сум­ка­ми, меш­ка­ми, кор­зи­на­ми, сель­ских жи­те­лей, в ос­нов­ном не за­ня­тых на го­су­дар­ст­вен­ном про­из­водст­ве.

Ва­гон быст­ро на­пол­нял­ся людь­ми и раз­лич­ны­ми за­па­ха­ми: по­та, зло­вон­но­го ку­ре­ва, пья­но­го пе­ре­га­ра и не­мы­тых тел. Все ме­с­та в ва­го­не мо­мен­таль­но ока­за­лись за­ня­ты­ми. На­про­тив ме­ня, на край­нее сво­бод­ное мес­то, усел­ся вы­со­кий не­бри­тый му­жик при­дур­ко­ва­то­го ви­да в се­ром пид­жа­ке в круп­ную клет­ку и по­тёр­тых гряз­ных брю­ках, от ко­то­рых по­па­хи­ва­ло за­ста­ре­лой мо­чой.

Как ни в чём не бы­ва­ло, по­че­сав у се­бя меж­ду ног, он тут же на­чал грызть се­меч­ки. Му­жик до­ста­вал се­меч­ки из од­но­го кар­ма­на пид­жа­ка, от­прав­лял их ще­пот­кой в слю­ня­вый рот и, не­ко­то­рое вре­мя по­шам­кав жёл­то-ко­рич­не­вы­ми шпе­неч­ка­ми-зу­ба­ми, вы­плё­вы­вал ше­лу­ху в гряз­ную ла­донь, ко­то­рую тут же мед­лен­но опус­кал в дру­гой бо­ко­вой кар­ман.

Ну на­до же, по­ду­мал я, ка­кой ак­ку­рат­ный му­жик — в ва­го­не не му­со­рит. А с пер­во­го взгля­да не­мы­тый при­ду­рок…. Но вско­ре я за­ме­тил, что под ним на по­лу, как раз под кар­ма­ном пид­жа­ка, об­ра­зу­ет­ся куч­ка ше­лу­хи от се­ме­чек. Ока­зы­ва­ет­ся, хит­рый му­жик, зная, что в кар­ма­не его пид­жа­ка име­ет­ся дыр­ка, прос­то ли­це­мер­но изо­бра­жал из се­бя при­мер­но­го пас­са­жи­ра.

Пой­мав на се­бе мой осуж­да­ю­щий взгляд, му­жик пе­ре­стал на вре­мя грызть се­меч­ки и как ни в чём не бы­ва­ло, сно­ва по­че­сав в про­меж­нос­ти, при­нял­ся бес­це­ре­мон­но раз­гля­ды­вать пас­са­жи­ров.

Мне за­хо­те­лось сде­лать ему за­ме­ча­ние по по­во­ду му­со­ра, но я, по­ду­мав, воз­дер­жал­ся, бо­ясь, что Да­ня мой не­до­воль­ный тон вос­при­мет как ко­ман­ду к дейст­вию. Он всё-та­ки был со­ба­кой и, прой­дя курс дрес­си­ров­ки, мог ока­зать­ся спо­соб­ным не толь­ко под­дер­жать хо­зя­и­на в сло­вес­ной пе­ре­пал­ке сво­им ла­ем, но и пус­тить в ход до­ста­точ­но круп­ные клы­ки и ост­рые зу­бы. А в элек­трич­ке это­го до­пус­кать ни в ко­ем слу­чае не сле­до­ва­ло. По­это­му я на этот раз ре­шил про­мол­чать, что­бы не про­во­ци­ро­вать со­ба­ку и из­бе­жать скан­да­ла.

Вдруг в ти­ши­не ва­го­на, бук­валь­но над мо­ей го­ло­вой, раз­ра­зил­ся гро­мог­лас­ный и про­нзи­тель­ный ха­мо­ва­тый жен­ский го­лос:

— Ишь сво­ло­чи гра­мот­ные на­шлись ка­кие… Ско­ти­ну пе­ре­во­зят в пас­са­жир­ском ва­го­не, да к то­му же на си­денье, слов­но лю­дей. Во да­ют… Вы толь­ко по­смот­ри­те на них! Граж­да­не сто­ят пос­ле не­по­силь­но­го тру­да, по­ни­ма­е­те, а они рас­се­лись, без­дель­ни­ки, ин­тел-ли-ген-ты соп­ли­вые…

Под­няв в удив­ле­нии го­ло­ву, я уви­дел круп­ную мо­ло­дую жен­щи­ну с рас­крас­нев­шим­ся от по­та круг­лым крас­ным ли­цом, по­се­ре­ди­не ко­то­ро­го рас­по­ла­га­лась не­боль­шая, слов­но изъ­еден­ная про­во­лоч­ни­ком кар­то­фе­ли­на, вы­пол­ня­ю­щая, по всей ве­ро­ят­нос­ти, роль но­са. На боль­шой го­ло­ве на­хо­дил­ся яр­кий цве­та­с­тый пла­ток, гар­мо­ни­ру­ю­щий с губ­ной по­ма­дой яр­ко-крас­но­го пош­ло­го цве­та, от ко­то­ро­го её гу­бы ка­за­лись не­обык­но­вен­но тол­с­ты­ми. Жен­щи­на очень по­хо­ди­ла на де­ре­вян­ную мат­рёш­ку, аля­по­ва­то рас­пи­сан­ную ру­ка­ми под­вы­пив­ше­го са­мо­зва­но­го кус­та­ря-оди­ноч­ки, на­прочь ли­шён­но­го та­лан­та ху­дож­ни­ка. По­это­му для вуль­гар­ной ха­мо­ва­той осо­бы у ме­ня сра­зу ро­ди­лось для неё про­зви­ще — Мат­рёш­ка. Пы­шу­щая жа­ром Мат­рёш­ка, с яв­но от­мен­ным здо­ровь­ем, лег­ко удер­жи­ва­ла в ог­ром­ных ру­ках здо­ро­вен­ную пле­тё­ную кор­зи­ну, при­кры­тую сверху кус­ком гряз­ной кле­ён­ки.

Я по­пы­тал­ся воз­ра­зить этой до­род­ной цве­ту­щей жен­щи­не, что, мол, во-пер­вых, не нуж­но ни с то­го ни с се­го сво­ло­чить не­зна­ко­мых ей лю­дей, а во-вто­рых, на эту са­мую «ско­ти­ну» у нас име­ет­ся дет­ский би­лет.

Мат­рёш­ка, услы­шав про дет­ский би­лет, де­мон­ст­ра­тив­но гром­ко, что­бы слы­шал весь ва­гон, рас­хо­хо­та­лась. Из её от­кры­то­го рта, на­чи­нён­но­го зо­ло­ты­ми зу­ба­ми, од­на за дру­гой ста­ли вы­ска­ки­вать од­на за дру­гой фра­зы ти­па «би­ли их в сем­над­ца­том и не до­би­ли», ко­то­рые она со­про­вож­да­ла на­иг­ран­ным го­ме­ри­чес­ким хо­хо­том.

«Не свя­зы­вай­ся с тор­гов­кой», — шеп­ну­ла мне же­на и, под­хва­тив дре­мав­ше­го и укры­то­го лёг­ким шел­ко­вым плат­ком Да­ню, пе­ре­мес­ти­ла его се­бе на ко­ле­ни. Со­бач­ка, ука­чан­ная по­езд­кой и утом­лён­ная жа­рой, по­чувст­во­вав род­ные хо­зяй­ские ко­ле­ни, да­же не встре­пе­ну­лась.

Не го­во­ря ни сло­ва, мы пе­ре­дви­ну­лись бли­же к ок­ну ва­го­на, а на осво­бо­див­ше­е­ся мес­то, без вы­ра­же­ния бла­го­дар­нос­ти, ши­ро­ко раз­дви­нув толс­тен­ные но­ги и умес­тив меж­ду ни­ми кор­зи­ну, с шу­мом усе­лась «мат­рёш­ка». Те­перь она на­хо­ди­лась на­про­тив при­дур­ко­ва­то­го му­жи­ка. Тот, ши­ро­ко от­кры­вая рот, пол­ный не­про­жёван­ны­ми се­меч­ка­ми, улыб­нув­шись щер­ба­тым ртом, вы­па­лил:
— А ты ни­че­го из се­бя, мо­ло­дец, бой­кая…

Жен­щи­на в от­вет рас­хо­хо­та­лась. Но уже не мерз­ко, как над на­ми, а ко­кет­ли­во.
— Че­го в Моск­ву про­да­вать во­зи­ла-то? — спро­сил её му­жик.
— Ре­дис­ку, — отве­ча­ла Мат­рёш­ка. — В этом го­ду она у ме­ня уро­ди­лась круп­ной. Уро­жай­ный се­зон на ред­кость вы­дал­ся… В пять ут­ра встаю и на пер­вой элек­трич­ке в Моск­ву на свою точ­ку еду…

И сняв с го­ло­вы пла­ток, не­сколь­ко раз его встрях­ну­ла, слов­но стря­са­ла с не­го пыль, по­том опять по­вя­за­ла го­ло­ву, при­крыв им слип­ши­е­ся от по­та, со­жжён­ные ча­с­тым обес­ц­ве­чи­ва­ни­ем гид­ро­пе­ри­том, во­ло­сы.

А му­жик, ожи­вив­шись по­доб­ным со­седст­вом, про­дол­жал вес­ти с ней на­ча­тую бе­се­ду.
— Тор­гу­ешь, зна­чит… Не­бось тон­ну на­во­за по­ло­жи­ла, щоб уро­жай та­кой бо­га­тый уро­дил­ся, — вы­ска­зал он пред­по­ло­же­ние.
— Щас те­бе, раз­меч­тал­ся! Он до­ро­го нын­че об­хо­дит­ся, — отве­ча­ла ему тор­гов­ка, про­дол­жая ко­кет­ли­во хи­хи­кать.
— Не до­рог на­воз, а до­рог при­воз, — со­стрил му­жик и за­ржал, как си­вый ме­рин, со­тря­са­ясь всем те­лом, от­че­го ше­лу­ха из его ды­ря­во­го кар­ма­на ещё силь­нее по­сы­па­лась на пол, со­зда­вая лёг­кий ше­лест, слов­но от па­да­ю­щих осен­них листь­ев.

Му­жик, ви­ди­мо вспом­нив мой уко­риз­нен­ный взгляд, тут же стал но­гой, обу­той в рва­ную сан­да­лию, за­гре­бать ше­лу­ху под ска­мей­ку. А тор­гов­ка, де­лая вид, что ни­че­го не за­ме­ча­ет, отве­ча­ла сво­е­му со­бе­сед­ни­ку:
— Ко­неч­но же, без удоб­ре­ния-то не обой­тись в на­шем де­ле. При­хо­дить­ся класть его каж­дый год и не од­ну тон­ну… — и чуть ти­ше до­ба­ви­ла: — Но толь­ко со­всем дар­мо­во­го.

Ви­дя удив­лён­ный взгляд му­жи­ка, по­яс­ни­ла ему:
— За­вод­ской пан­си­о­нат и пи­о­нер­ский ла­герь не­да­ле­ко от мо­е­го ого­ро­да на­хо­дят­ся… К осе­ни все сор­ти­ры там пе­ре­пол­не­ны, так что это­го добра хва­та­ет… Толь­ко плат­ком при­хо­дит­ся нос за­кры­вать, ког­да по вес­не его чер­па­ешь… — и, зло­рад­но за­хи­хи­кав, скри­ви­ла в страш­ной гри­ма­се боль­шой рот, от че­го пе­ред­ние зо­ло­тые зу­бы, слов­но у мор­жа, на­лез­ли на тол­с­тые гу­бы.

— Ха-ха-ха, — то­же за­лил­ся ди­ким хо­хо­том при­ду­рок, од­нов­ре­мен­но по­чё­сы­вая у се­бя меж­ду ног. — Ну и удоб­рень­и­це ты при­ду­ма­ла, мо­ло­дец, на­ход­чи­вая, — и тут же по­ин­те­ре­со­вал­ся: — Как же ты ешь свою ре­дис­ку-то? Не­бось, она гов­ном во­ня­ет?

— А я с этих гря­док со­всем не ем её. Толь­ко на про­да­жу во­жу. Но, прав­да я её пе­ред про­да­жей в боч­ке опо­лас­ки­ваю, — сме­ясь, отве­ча­ла, тор­гов­ка, сно­ва скри­вив пух­лые гу­бы. Вво­лю на­сме­яв­шись, жен­щи­на про­дол­жи­ла рас­сказ о сво­ём тор­го­во-овощ­ном за­ня­тии: — Вот по этой це­лой кор­зи­не, я и про­даю ре­дис­ку… Прав­да че­рез день… Идёт на­рас­хват. Го­род­ские-то её обо­жа­ют. Плат­ком её слег­ка обо­трут и про­бу­ют. Сжи­ра­ют её пол­ностью, вро­де бы для про­бы, пос­ле че­го го­во­рят мне — сла-ад­кая, и по­ку­па­ют пу­чок или два, — не об­ра­щая ни­ка­ко­го вни­ма­ния на пас­са­жи­ров, сно­ва не сдер­жи­ва­ясь, вуль­гар­но за­хо­хо­та­ла.

Вдо­воль на­сме­яв­шись над го­ро­жа­на­ми, ко­то­рые от жад­нос­ти ре­дис­ку, вы­ра­щен­ную в че­ло­ве­чес­ком ка­ле, едят не­мы­той, жен­щи­на ре­ши­ла и даль­ше под­дер­жи­вать бе­се­ду с при­гля­нув­шим­ся ей му­жи­ком.

— Во­об­ще-то, — про­дол­жа­ла она, — рань­ше я в пи­о­нер­ском ла­ге­ре по­мощ­ни­ком по­ва­ра ра­бо­та­ла. Кар­тош­ку чис­ти­ла, по­су­ду мы­ла. А ещё по­мо­га­ла по­ва­ру сэко­ном­лен­ные про­дук­ты до­мой к не­му от­но­сить. Мо­ей род­ной сест­ре он му­жем яв­лял­ся. Так вот на­гру­зит он мне до вер­ху два эма­ли­ро­ван­ных вед­ра вся­ки­ми де­ли­ка­те­са­ми, а я та­щу их быст­рехонь­ко. Хоть они тя­жёлые, но я-то не сла­бая, как ты ви­дишь. Бог си­лой не оби­дел. При­не­су сест­ре до­мой, вы­ло­жу всё и бе­гом об­рат­но в ла­герь. А ве­чер­ком зай­ду к ним, по­лу­чу свою до­лю — сыр, мас­ло сли­воч­ное, яй­ца, кол­бас­ку и всё, что за день при­нес­ла…
— А что, за день мно­го хо­док де­ла­ла? — спро­сил при­ду­рок.
— Ког­да две, ког­да три, — как на ду­ху отве­ча­ла тор­гов­ка. — В до­ме у ме­ня тог­да бы­ло все­го за­ва­лись, а что съедать не успе­ва­ла, свинь­ям скарм­ли­ва­ла.
— А у те­бя, что и свиньи есть? — ожи­вил­ся со­бе­сед­ник.
— Да нет… щас уже нет. Это тог­да дер­жа­ла, ког­да в ла­ге­ре тру­ди­лась, — от­ве­ти­ла Мат­рёш­ка.
— А чо на ре­дис­ку-то ре­ши­ла пе­рей­ти? Ка­бан­чи­ка дер­жать по­вы­год­нее бу­дет, — не уни­мал­ся со­бе­сед­ник.
— Не «чо», а не­при­ят­ность серь­ёз­ная свер­ши­лась. До по­ры-то до вре­ме­ни со­се­ди ду­ма­ли, что я в вёд­рах по­мои свинь­ям сест­ри­ным и сво­им тас­каю, а не про­дук­ты сэко­ном­лен­ные. Да на­шлась од­на га­ди­на… Вот она-то и за­ло­жи­ла нас.
— Что, не по­де­ли­лась с ней мас­ли­цем? — до­гад­ли­во спро­сил му­жик.
— Не по­де­ли­лась, не по­де­ли­лась, — пе­ре­драз­ни­ла его Мат­рёш­ка. — Она то­же до­мой и мас­ло сли­воч­ное, и пе­сок са­хар­ный, и под­сол­неч­ное мас­ло вёд­ра­ми но­си­ла. С раз­ре­ше­ния, ко­неч­но, на­ше­го ше­фа, — гор­до по­яс­ни­ла тор­гов­ка сво­е­му со­бе­сед­ни­ку. — Да ма­ло ей это­го по­ка­за­лось…
— Шо­ко­лад­цу, не­бось, за­хо­те­лось ей, — хи­хи­кая над сво­им ост­ро­уми­ем, пред­по­ло­жил при­ду­рок.
— Да не в шо­ко­ла­де де­ло, — отверг­ла его пред­по­ло­же­ние тор­гов­ка, — а со­всем глуб­же… — и, ткнув тол­с­тым гряз­ным паль­цем под свою ле­вую пыш­ную грудь, раз­ме­ром с фут­боль­ный мяч, по­яс­ни­ла: — В де­лах сер­деч­ных. Ду­ша её лю­бовью к Вась­ке на­ше­му, ока­зы­ва­ет­ся пы­ла­ла жар­ким пла­ме­нем. Он му­жик-то из се­бя кра­са­вец…. Да и она ни­че­го. По­сим­па­тич­нее мо­ей сест­ры бу­дет…

И, во­вре­мя со­об­ра­зив свой про­мах, тут же до­ба­ви­ла:

— Я-то млад­шая в семье, и кра­са­ви­ца по срав­не­нию с ней… Ну вот она, эта га­дю­ка, и за­яви­ла как-то Ва­си­лию: «Раз­ве­дись со сво­ей стра­ши­лой и же­нись на мне. Де­лить те­бя с тво­ей ко­ро­вой не ста­ну, не то…» А, ду­рак Вась­ка серь­ёз­но­го на­ме­ре­ния сво­ей лю­бов­ни­цы не по­нял. Ду­мал, шут­ки это всё бабьи. По­го­во­рит, по­стра­ща­ет, спус­тит пар и бу­дя…

Вот, ког­да од­наж­ды я та­щи­ла два пол­ных вед­ра де­фи­цит­ной греч­не­вой кру­пы и са­хар­но­го пес­ка, на­пе­вая свою лю­би­мую пе­сен­ку «Я до­мой шла, и в ве­дёр­ках не­сла…», у ка­лит­ки Ва­си­но­го до­ма на­гна­ли ме­ня двое пар­ней и де­вуш­ка. По­ка­за­ли крас­ные кни­жеч­ки со­труд­ни­ков ОБ­ХСС, клик­ну­ли со­сед­ку, что­бы та при­сут­ст­во­ва­ла при обыс­ке по­ня­той сви­де­тель­ни­цей. Так как я про­дук­ты не­сла не к се­бе до­мой, а к сест­ре, то об­ви­ни­ли в ос­нов­ном толь­ко Вась­ку. Три го­да ему тог­да да­ли, прав­да без кон­фис­ка­ции…
— А те­бе про­ку­рор сколь­ко за­про­сил? — ещё бо­лее ожи­вив­шись, со зна­ни­ем де­ла спро­сил её при­ду­рок.
— За­про­сил-то два, а да­ли все­го один год.
— И что, в зо­ну на­пра­ви­ли?
— В зо­ну? Хре­на те­бе вы­ку­си… Услов­ный срок да­ли. На­шлось смяг­ча­ю­щее об­сто­я­тельст­во. Ни­че­го из во­ро­ван­но­го у ме­ня в до­ме не ока­за­лось. Обыск у ме­ня то­же про­ве­ли, да ни­че­го не на­шли. Я ещё ут­ром все свинь­ям скор­ми­ла. А что до се­бя, то мне од­ной мно­го-то не на­до. Я в сто­ло­вой ела до­сы­та. Чай­ку толь­ко на ночь по­пью с мед­ком…

Но тог­да мно­го при­шлось по­по­теть и по­вол­но­вать­ся. По­ху­де­ла на де­сять ки­ло… По­лго­да по сле­до­ва­те­лям тас­ка­ли. Все вы­пы­ты­ва­ли, че­го да сколь­ко но­си­ла по­хи­щен­но­го, а в кон­це до­про­са каж­дую стра­ни­цу про­то­ко­ла под­пи­сы­ва­ла… Но мо­жет быть, если бы не ад­во­кат, и впа­я­ли бы с от­сид­кой. Де­нег, прав­да, на не­го, прой­до­ху, мно­го по­тра­ти­ла. Всё, что бы­ло в чул­ке спря­та­но, всё кро­во­сос вы­тя­нул. Чёрт бы по­брал это­го плу­та лы­со­го… Но ни­че­го, сей­час ме­ня ре­дис­ка и спа­са­ет. Уже кое-что от­ло­жи­ла… А ты спра­ши­ва­ешь, «чо на ре­дис­ку пе­ре­шла»

— Да, как гра­бят на­ше­го бра­та за­щит­нич­ки, мне хо­ро­шо зна­ко­мо, — про­ше­пе­ля­вил при­ду­рок, в ка­кой уж раз по­чё­сы­вая в па­ху.
— Ре­дис­ка в этой жиз­ни го­раз­до спо­кой­нее. Вы­ра­щи­вай да про­да­вай. Хо­ро­ший за­ра­бо­ток… И ог­ром­ная ви­та­мин­ная поль­за для здо­ровья го­род­ско­го на­се­ле­ния на­шей сто­ли­цы, — ядо­ви­то хи­хи­кая, ци­нич­но из­рек­ла тор­гов­ка.
— А я бой­цом три го­да от­тру­бил, — вы­пя­тив впа­лую кос­тис­тую по­кры­тую тём­ны­ми во­ло­са­ми грудь, гор­до со­об­щил Мат­рёш­ке при­ду­рок.
— Где ж ты вое­вал, на ка­ком та­ком фрон­те? — с не­скры­ва­е­мым удив­ле­ни­ем и не­под­дель­ным ин­те­ре­сом спро­си­ла его со­бе­сед­ни­ца.
— Не вое­вал на фрон­те, а са­мым на­сто­я­щим бой­цом ра­бо­тал на мя­со­ком­би­на­те. Это зна­чит, ко­ров и сви­ней за­би­вал.
— На смерть? — не по­ня­ла Мат­рёш­ка.

При­ду­рок от по­доб­но­го во­про­са и от та­кой не­по­нят­ли­вос­ти сво­ей но­вой зна­ко­мой ди­ко за­хо­хо­тал, но тут же, по­перх­нув­шись ше­лу­хой от се­ме­чек, за­каш­лял­ся. Каш­лял он не­здо­ро­во, и мне по­ду­ма­лось, не ча­хо­точ­ный ли он? Сколь­ко их та­ких, с от­кры­той фор­мой ту­бер­ку­лёза встре­ча­ет­ся в об­щест­вен­ном транс­пор­те… Каш­ля­ет на лю­дей, не при­кры­вая рот плат­ком, и на­вер­ня­ка ду­ма­ет: «Я бо­лею ту­бер­ку­лёзом и дру­гих за­ра­жу, что­бы так­же каш­ля­ли и, как я, от­хар­ки­ва­ли кус­ки сво­их лёг­ких… Не толь­ко я один бо­леть бу­ду…»

С тру­дом про­каш­ляв­шись и не­за­мет­но сплю­нув мок­ро­ту се­бе в ру­ку, а за­тем от­пра­вив со­дер­жи­мое в тот же рва­ный кар­ман пид­жа­ка, му­жик с серь­ёз­ным ви­дом при­нял­ся объ­яс­нять, кем на мя­со­ком­би­на­те яв­ля­ет­ся бо­ец.
— Бо­ец на мя­со­ком­би­на­те — это всё рав­но что хи­рург в боль­нич­ке. Он ог­лу­ша­ет жи­вот­ных пе­ред опе­ра­ци­ей, что­бы те не тре­пы­ха­лись. Не ку­вал­дой, а по­лю­са­ми то­ка на шес­те, — по­яс­нил он.

Не­по­нят­ли­вая тор­гов­ка, съёжив­шись от стра­ха, серь­ёз­но пе­ре­спро­си­ла му­жи­ка:
— А са­мо­го-то то­ком не мо­жет убить?
— Нет, не мо­жет. Шест-то де­ре­вян­ный, и ток по не­му не про­хо­дит. Кон­так­ты мед­ные на его кон­це рас­по­ло­же­ны. Я шест под­во­жу свинье или ко­ро­ве под ухо и тык — по­глуб­же… Ко­ро­ва гром­ко мы­чит, а свинья виз­жит — и че­рез се­кун­ду они ко­пы­та уже от­бра­сы­ва­ют… Это зна­чит, на бок па­да­ют ог­лу­шён­ные и без со­зна­ния. Тут же в ахил­ле­со­вы её су­хо­жи­лия крючья ей на­пар­ник мой вты­ка­ет на­ск­возь. Раз, и го­то­во… А крючья с ле­бёд­кой проч­ным тро­сом свя­за­ны. И всё не­пре­рыв­но дви­га­ет­ся. Кон­вей­е­ром на­зы­ва­ет­ся. Ско­ти­на ещё жи­вая… Но ей уже без раз­ни­цы, что она вниз го­ло­вой ви­сит и дви­жет­ся в не­из­вест­ном на­прав­ле­нии. По­том ей дру­гие бой­цы шею вот та­ким но­жом пе­ре­ре­за­ют, — и при­ду­рок, раз­дви­нув ру­ки на ши­ри­ну плеч, по­ка­зал Мат­рёш­ке раз­мер но­жа.

И рез­ким дви­же­ни­ем ла­до­ни по­ло­со­нул се­бя по не­мы­той шее — от уха до уха.
— Ах! — в стра­хе вос­клик­ну­ла ис­пу­гав­ша­я­ся жен­щи­на.
— Не ах, а кровь спус­кать в спе­ци­аль­ные ре­зер­ву­а­ры сроч­но на­до. На ге­ма­то­ген её со­би­ра­ют. Бе­ло­кров­ным боль­ным до­хто­ра про­пи­сы­ва­ют его… Так вот, чуть даль­ше вдоль кон­вей­е­ра ещё бой­цы сто­ят. Они на­ру­жу киш­ки вы­пус­ка­ют и осталь­ную тре­бу­ху — ли­ве­ром на­зы­ва­ет­ся…
— Кор­ми­ли вас, не­бось, хо­ро­шо? — по­ин­те­ре­со­ва­лась жен­щи­на.
— Где, в зо­не, что ли? — не по­нял при­ду­рок.
— На мя­со­ком­би­на­те, — под­ска­за­ла Мат­рёш­ка.
— Да, мяс­ца хва­та­ло. И за обе­дом на­ешь­ся и до­мой бы­ва­ло при­не­сешь… Ве­чер­ком его на во­доч­ку по­ме­ня­ешь. Вот жизнь бы­ла. Ком­му­низм, да и толь­ко. Всё бы ни­че­го, да не­за­кон­ным не­су­ном ме­ня тог­да при­зна­ли и по­са­ди­ли. На зо­не но­вую про­фес­сию осво­ил. Сплав­щи­ком ле­са тру­дил­ся. Прав­да, не­дол­го по­ра­бо­тать при­шлось. Го­да два толь­ко…
— Что, за рат­ный труд до­сроч­но осво­бо­ди­ли, — улы­ба­ясь пол­ным ртом спро­си­ла воз­бу­див­ша­я­ся да­ма.

— Не осво­бо­ди­ли, а не­лов­ко упал в быст­рую ре­ку… По­ни­ма­ешь, зи­мой бы­ло де­ло, на льду по­скольз­нул­ся. А брев­ном мне в го­ло­ву как са­да­ну­ло… Со­зна­ние да­же на не­сколь­ко су­ток по­те­рял. Че­реп раз­нес­ло… Оско­лок в мозг во­шёл. Тре­па­на­цию мне хи­рур­ги в боль­нич­ке на­шей сде­ла­ли. Спа­си­бо им. С то­го све­та вер­ну­ли ме­ня. Са­ми да­же удив­ля­лись, как всё хо­ро­шо по­лу­чи­лось у них — ин­ст­ру­мен­та­ми-то про­с­ты­ми мне го­ло­ву вскры­ва­ли: дрелью руч­ной сле­сар­ной и пи­лой дву­руч­ной про­во­лоч­ной… Кость на че­ре­пе жуть ка­кая креп­кая… Сна­ча­ла скальп с баш­ки сня­ли, по­том дыр­ки дрелью про­свер­ли­ли, пос­ле че­го в них пи­лу-про­во­ло­ку вста­ви­ли и пи­ли­ли… В до­ка­за­тельст­во ска­зан­но­го при­ду­рок, раз­дви­нув дав­но не­мы­тые и не­чё­са­ные во­ло­сы, по­ка­зал тор­гов­ке не­ров­ный шов, ко­то­рый шёл поч­ти что по всей окруж­нос­ти его го­ло­вы. И про­дол­жил свою ду­ше­щи­па­тель­ную боль­нич­ную ис­то­рию. — Цель­ный год на кой­ке под га­ма­ком ле­жал.
— Га­мак-то на что те­бе ну­жен-то был? Ка­чал­ся на нём, что ли? — не по­няв, спро­си­ла слу­ша­тель­ни­ца.

— Ка­кое там ка­ча­ние… Это что­бы я с кой­ки не вска­ки­вал, ког­да в су­ме­реч­ном со­зна­нии и в воз­буж­дён­ном со­сто­я­нии на­хо­дил­ся. Вот для то­го ме­ня им и на­кры­ва­ли. По­том ко­мис­сия вра­чей, и ам­нис­тия. Но я ис­пра­вил­ся, стал че­ло­ве­ком чест­ным. Хо­чу жить как все. Вот се­год­ня на ра­бо­ту ез­дил устра­ивать­ся. В об­ласт­ном пси­хо­нев­ро­ло­ги­чес­ком дис­пан­се­ре нач­ну с той не­де­ли ра­бо­тать, при нём есть ле­чеб­но-тру­до­вые мас­тер­ские. Мат­ра­цы и тап­ки бе­лые шить на­учусь. Ру­ки-то у ме­ня уме­лые. — И с эти­ми сло­ва­ми он по­кру­тил ими пе­ред ли­цом жен­щи­ны.

Я не­про­из­воль­но успел за­ме­тить его жёл­тые, по­те­ряв­шие ес­тест­вен­ный блеск ног­ти с че­шуй­ча­той тём­но-ма­то­вой по­верх­ностью, ко­то­рые с кра­ёв за­мет­но кро­ши­лись, слов­но бы­ли об­гры­зе­ны. По фор­ме ног­ти на­по­ми­на­ли ча­со­вые стёк­ла, а паль­цы, из-за то­го, что ног­те­вые фа­лан­ги име­ли утол­щён­ный вид, на­по­ми­на­ли ба­ра­бан­ные па­лоч­ки. Эти симп­то­мы-при­зна­ки яв­но го­во­ри­ли о по­ра­же­нии ног­тей за­раз­ным гриб­ком и дав­ним, став­шим уже хро­ни­чес­ким, за­бо­ле­ва­нии лёг­ких. Од­ним сло­вом, мой по­пут­чик пред­став­лял из се­бя хо­дя­чий экс­по­нат для сту­ден­тов-ме­ди­ков и вра­чей са­мых раз­лич­ных спе­ци­аль­нос­тей — от дер­ма­то­ве­не­ро­ло­га, па­ра­зи­то­ло­га, фти­зи­а­тра до, ко­неч­но же, пси­хи­а­тра.

Тор­гов­ка же, не бу­ду­чи зна­ко­мой с по­доб­ны­ми ме­ди­цин­ски­ми тон­кос­тя­ми, на при­дур­ка смот­ре­ла ши­ро­ко от­кры­ты­ми влюб­лён­ны­ми гла­за­ми. Но, ви­ди­мо, из-за то­го, что му­жик уже не­ко­то­рое вре­мя мол­чал, оку­нув­шись в на­хлы­нув­шие не­ве­се­лые вос­по­ми­на­ния, её стал одо­ле­вать сон. По­сте­пен­но взгляд её жен­ских глаз стал ту­ман­ным, и бы­ло вид­но, как она бо­рет­ся со сном. Но сон, в кон­це кон­цов, взял верх над не­выспав­шим­ся те­лом. Мат­рёш­ка, от­ки­нув на­зад го­ло­ву и при­от­крыв гус­то на­кра­шен­ный рот так, что блек зо­ло­тых ко­ро­нок стал от­ра­жать на стен­ку ва­го­на сол­неч­ные лу­чи, креп­ко за­дре­ма­ла, вре­ме­на­ми да­же всх­ра­пы­вая.

Как я за­ме­тил, сло­во­охот­ли­вый му­жик вре­мя да­ром те­рять не стал. Ото­дви­нув не­мно­го в сто­ро­ну кор­зи­ну тор­гов­ки, он за­вёл ей меж­ду ног своё ост­рое кост­ля­вое ко­ле­но… Ис­ко­са бро­сая взгляд на спя­щую со­сед­ку, я уви­дел, как в от­вет на эро­ти­чес­кие дейст­вия не­зна­ко­мо­го му­жи­ка, жен­щи­на, не про­сы­па­ясь, рас­плы­лась в сла­дост­ной улыб­ке, что-то про­бор­мо­та­ла во сне и сжа­ла тол­с­тые но­ги.

«Если бы не свет­лый день и не при­сут­ст­вие в ва­го­не пас­са­жи­ров, не­из­вест­но что бы ещё вы­тво­рил этот со­блаз­ни­тель и сек­су­аль­ный мань­як с яв­но пе­ди­ку­лёз­ным зу­дом в про­меж­нос­ти?» — мыс­лен­но про­ком­мен­ти­ро­вал я раз­ви­ва­ю­щи­е­ся со­бы­тия быст­ро за­вя­зав­ше­го­ся же­лез­но­до­рож­но­го ро­ма­на. Од­на­ко с вы­во­дом я, как ока­за­лось, по­то­ро­пил­ся. Му­жик-при­ду­рок с со­блаз­ни­те­лем и обо­льсти­те­лем, на са­мом де­ле, не имел ни­че­го об­ще­го.

Вни­ма­тель­но на­блю­дая за нис­хо­дя­щей с круг­ло­го ли­ца тор­гов­ки бла­жен­ной улыб­ки, при­ду­рок, де­лая вид, что по­прав­ля­ет за­стёж­ку на креп­ко из­но­шен­ном сан­да­ле, не­за­мет­но за­пус­тил ру­ку в пле­тё­ную кор­зи­ну и стал на ощупь изу­чать её со­дер­жи­мое. Как он из­вле­кал из неё бу­тыл­ку с жи­гу­лёв­ским пи­вом, мне за­ме­тить не уда­лось так, как в это са­мое вре­мя ме­ня отвлек­ло что-то про­ис­хо­дя­щее за ок­ном… Я толь­ко успел за­ме­тить, как при­ду­рок стре­ми­тель­но под­нёс бу­тыл­ку ко рту и ко­рич­не­во-ржа­вы­ми зу­ба­ми-шпе­неч­ка­ми очень лов­ко снял с неё ту­гую ме­тал­ли­чес­кую крыш­ку. За­тем, при­выч­ным дви­же­ни­ем об­те­рев гряз­ной ла­донью её гор­лыш­ко, слов­но пи­яв­ка, при­со­сал­ся к ней, од­ним ма­хом опо­рож­нив её на­по­ло­ви­ну.

Но не успел му­жик пе­ре­вес­ти ды­ха­ние для по­сле­ду­ю­ще­го за­клю­чи­тель­но­го глот­ка, как, оч­нув­шись от сна, Мат­рёш­ка сра­зу все по­ня­ла. Она кор­шу­ном на­ки­ну­лась на при­дур­ка и, мгно­вен­но сво­им груз­ным те­лом при­да­вив во­риш­ку к ска­мей­ке и вы­рвав из его гряз­ных рук бу­тыл­ку, сво­бод­ной ру­чи­щей при­ня­лась ко­ло­тить му­жи­ка по го­ло­ве, на­прочь за­быв про кон­ту­зию и тре­па­на­цию.

Спа­са­ясь от уда­ров здо­ро­вен­но­го ку­ла­ка мат­рёш­ки, му­жик рез­ко от­толк­нул её от се­бя, да с та­кой си­лой, что та сва­ли­лась со ска­мей­ки на пол, как раз в про­ход ва­го­на. Бес­по­мощ­но рас­плас­тав­шись на спи­не, Мат­рёш­ка во все гор­ло за­во­пи­ла виз­гли­вым го­ло­сом:
— Ми­ли­ция! Ми­ли­ция! По­мо­ги­те, гра­бят! Лю­ди добрые, по­мо­ги­те!

Но ни­кто из пас­са­жи­ров да­же не по­ду­мал бро­сить­ся ей на по­мощь. Не­из­вест­но, чем бы вся эта ис­то­рия за­кон­чи­лась, если бы не на­ша со­ба­ка.

При­ду­рок, от­тал­ки­вая тор­гов­ку и по­те­ряв рав­но­ве­сие, не­ча­ян­но за­дел ру­кой укры­то­го и до это­го ти­хо ле­жа­ще­го Да­ню, что со­ба­кой бы­ло рас­це­не­но, как про­яв­ле­ние аг­рес­сии. Та­ко­го от чу­жо­го че­ло­ве­ка терь­ер стер­петь не смог. До­ли се­кун­ды хва­ти­ло на то, что­бы Да­ня встре­пе­нул­ся и, сбро­сив с се­бя шел­ко­вый пла­ток-по­кры­валь­це, гром­ко за­ры­чал, гроз­но още­рив свою клы­кас­то-зу­бас­тую пасть, и злоб­но рявк­нул на при­дур­ка. При этом силь­ные че­люс­ти со­ба­ки щёлк­ну­ли так, что да­же у ме­ня по спи­не про­бе­жал хо­ло­док. Та­кой стре­ми­тель­ной ре­ак­ции от со­ба­ки мы и са­ми-то не ожи­да­ли. Ви­ди­мо, ум­ный пёс во­об­ще не спал, а, за­та­ив­шись, был на­че­ку и вни­ма­тель­но сле­дил за раз­ви­ва­ю­щи­ми­ся со­бы­ти­я­ми. Вот и на­стал тот мо­мент, ког­да «овеч­ка» долж­на бы­ла про­явить се­бя…

Од­на­ко же­на креп­ко дер­жа­ла Да­ню за ошей­ник, по­это­му пёс не смог до­тя­нуть­ся до обид­чи­ка. Разъ­ярён­ное жи­вот­ное вы­гля­де­ло страш­но впе­чат­ля­ю­ще. Вот так вне­зап­но уви­деть близ­ко пе­ред со­бой овечью го­ло­ву, од­нов­ре­мен­но по­хо­жую на оска­лен­ную волчью мор­ду, не­под­го­тов­лен­но­му к та­ко­му ви­де­нию че­ло­ве­ку дейст­ви­тель­но ма­ло по­ка­зать­ся не мог­ло… Не зря же бри­тан­цы го­во­рят про бед­линг­тон-терь­е­ров — это не со­ба­ка, а волк в овечь­ей шку­ре.

От та­кой не­ожи­дан­но жут­кой кар­ти­ны му­жик враз свих­нул­ся. Он не­че­ло­ве­чес­ким, дро­жа­щим от ис­те­ри­ки го­ло­сом, за­кри­чал на весь ва­гон:
— Бес не­чи­с­тый! Волк пас­куд­ный! Ов­ца бе­ше­ная!

Не­ук­лю­же пе­реп­рыг­нув че­рез мас­сив­ное те­ло тор­гов­ки, на про­ща­ние осы­пав её ше­лу­хой от се­ме­чек, ра­зом вы­сы­пав­ших­ся из ды­ря­во­го кар­ма­на, при­ду­рок, стрем­глав, как от чу­мы, бро­сил­ся бе­жать прочь. Он ед­ва успел вы­ско­чить на плат­фор­му, как две­ри ва­го­на ав­то­ма­ти­чес­ки за­кры­лись. Мы по­смот­ре­ли на тра­фа­рет­ный щит с на­зва­ни­ем стан­ции. Это бы­ла плат­фор­ма «Цем­ги­гант». Но, как мне пом­ни­лось, му­жик го­во­рил тор­гов­ке, что едет до ко­неч­ной стан­ции. До его пунк­та на­зна­че­ния оста­ва­лось не ме­нее трид­ца­ти ми­нут ез­ды. И это при том, что сле­ду­ю­щий по­езд дол­жен был по­дой­ти не рань­ше, чем че­рез че­ты­ре ча­са. На­до же, по­ду­мал я, дейст­ви­тель­но при­ду­рок ока­зал­ся не эро­то­ма­ном-обо­льсти­те­лем, а прос­то гнус­ным и чок­ну­тым во­риш­кой.

С со­сед­них мест до нас до­но­си­лись вос­тор­жен­ные от­зы­вы пас­са­жи­ров, вы­ска­зан­ные в ад­рес на­ше­го Да­ни:
— Вот это со­ба­ка! Ма­лень­кая, а сме­лая ка­кая… Здо­ро­вен­но­го де­ти­ну до смер­ти на­пу­га­ла… ин­те­рес­но, что это за не­обы­чай­ная по­ро­да?

Мат­рёш­ка, по­спеш­но со­брав с по­ла свой не­хит­рый скарб, со­сто­яв­ший из не­сколь­ких свёрт­ков, вы­пав­ших из опро­ки­ну­той кор­зин­ки, усе­лась на ска­мей­ку на­про­тив нас. Слы­ша вос­хи­ти­тель­ные воз­гла­сы пас­са­жи­ров, она, об­ра­тив­шись ко мне, елей­ным го­ло­сом то­же при­ня­лась рас­хва­ли­вать Да­ню на все ла­ды.
— Ка­кая хо­ро­шень­кая со­бач­ка… Ма­лень­кая, да уда­лень­кая ока­за­лась, а я-то вна­ча­ле ду­ма­ла, что это яг­нёно­чек у вас. На от­корм ве­зёте на да­чу… На­вер­ное, ка­кой-то не на­шей, не рус­ской по­ро­ды, на ов­цу уж боль­но силь­но по­хо­жа, а?

Не по­лу­чив от нас от­ве­та, тор­гов­ка при­ня­лась за­ис­ки­вать с со­ба­кой.
— Овеч­ка! Овеч­ка! Мож­но те­бя угос­тить кол­бас­кой, а? Мо­жет, сыр­ку те­бе дать плав­ле­но­го, а?

Ко­неч­но же, наш Да­ня этой ха­мо­ва­той жен­щи­не не толь­ко ни­че­го не отве­чал, но да­же и не смот­рел в её сто­ро­ну. Его боль­ше ин­те­ре­со­ва­ло про­ис­хо­дя­щее за ок­ном ва­го­на, где мель­ка­ли до­ма, па­су­щи­е­ся на лу­жай­ках ко­ро­вы, ко­зы и гу­си…

Но взвин­чен­ная жен­щи­на, слов­но за­ве­дён­ная, сно­ва об­ра­ти­лась ко мне:
— Ка­кая у вас ум­ная со­бач­ка. А не ска­же­те, ще­ноч­ки у неё уже бы­ли, а?
— Вот если бы она ре­дис­ки с тво­е­го ого­ро­да по­ела, вот тог­да у на­ше­го ко­бе­ля за­ве­лись бы в жи­во­те не ще­ноч­ки, а лен­точ­ные де­ся­ти­мет­ро­вые гли­с­ты да ас­ка­ри­ды, — по­пы­тал­ся я отвя­зать­ся от на­зой­ли­вой тор­гов­ки.

Но не­да­лёкая и не­об­ра­зо­ван­ная жен­щи­на, не по­няв яз­ви­тель­но­го юмо­ра, при­ня­ла ска­зан­ное мною за чис­тую мо­не­ту и гром­ко, как ни в чём не бы­ва­ло, на весь ва­гон со­об­щи­ла:
— Я с вос­кре­сенья, че­рез день на Жда­нов­ском рын­ке стою. У ме­ня слад­кая ре­дис­ка, вся сред­нень­ких раз­ме­ров и сто­ит не­до­ро­го. При­хо­ди­те. Для та­кой со­бач­ки ре­дис­ку де­шев­ле, чем всем, про­дам…

Но мы с же­ной, сде­лав вид, что по­ка­зы­ва­ем со­ба­ке по­ка­зав­ших­ся в ок­не ко­ров чёр­но-бе­лой мас­ти, на ком­мер­чес­кое пред­ло­же­ние Мат­рёш­ки ни­как не про­ре­а­ги­ро­ва­ли. Как буд­то бы её и не слы­ша­ли.

Вско­ре, Да­ня с мо­их рук пе­ре­брал­ся к сво­ей хо­зяй­ке и лас­ко­во при­жал­ся к ней. А же­на, неж­но его об­няв, ста­ла гла­дить по го­лов­ке, спин­ке, мяг­кая шерсть ко­то­рой уж очень на­по­ми­на­ла тон­чай­ший мо­хер.

Мат­рёш­ка, ви­ди­мо, всё ещё пре­бы­вая в со­сто­я­нии нер­в­но­го пе­ре­воз­буж­де­ния, всё ни­как не мог­ла успо­ко­ить­ся. Она вновь ста­ла про­яв­лять свою не­уём­ную на­зой­ли­вость, но те­перь уже в ви­де лю­боз­на­тель­нос­ти.
— А не вред­но ли со­бач­ку к се­бе при­жи­мать к те­лу, а? А у нас, жен­щин, бо­лез­ни от со­бак не мо­гут раз­вить­ся вся­кие не­хо­ро­шие, а?

Вот тут уж я не смог сдер­жать­ся и, упо­до­бив­шись сво­е­му псу, рез­ко ей от­ве­тил, на­де­ясь, что этот наш с ней диа­лог ста­нет по­след­ним.
— Вред­но для те­бя, лю­без­ней­шая моя, — ти­хо про­го­во­рил я, — спать в од­ной кой­ке со смер­дя­щим му­жи­ком вро­де то­го, ко­то­рый с пол­ным бу­ке­том за­раз­ных бо­лез­ней на сво­ём дав­но не­мы­том те­ле к те­бе ко­пы­та­ми жал­ся и пив­ком из тво­ей кор­зин­ки жаж­ду свою во­ров­скую уто­лял… А ты, при­дя до­мой, до­пи­вать пив­ко с его слю­ня­ми за­раз­ны­ми бу­дешь… И тог­да, со­вер­шен­но точ­но, не толь­ко вред­но бу­дет, но и чрез­вы­чай­но опас­но для тво­е­го жен­ско­го здо­ровья и, в пер­вую оче­редь, для кур­но­со­го но­са. Так вот, про­снёшь­ся од­наж­ды ут­ром, пос­ле ког­да-то про­ве­дён­ной но­чи с по­доб­ным ти­пом, ко­то­ро­го уже и след-то дав­но про­с­тыл, по­смот­ришь на се­бя в зер­ка­ло, а он, кра­са­вец, тут, как тут….
— Вер­нул­ся, что ли он ко мне? — с не­скры­ва­е­мым лю­бо­пыт­ст­вом пе­ре­спро­си­ла не­по­нят­ли­вая тор­гов­ка.

— Да нет, глу­пая. Не му­жик-то к те­бе вер­нул­ся… Не на­дей­ся. Это нос твой про­ва­лил­ся. А го­лос звон­кий, ко­то­рым ты на ба­за­ре го­ро­жан за­зы­ва­ешь по­про­бо­вать ре­дис­ку, удоб­рен­ную че­ло­ве­чес­ким ка­лом, ста­нет глу­хим и сип­лым, слов­но пос­ле вы­пи­то­го по ут­ру мо­лоч­ка ле­дя­но­го. У не­раз­бор­чи­вых к зна­ком­ст­ву лю­дей бо­лезнь та­кая ве­не­ри­чес­кая встре­ча­ет­ся… И зо­вут её — СИ­ФИ­ЛИС! А раз­но­сят её не со­ба­ки, а уха­жёры на­по­до­бие тво­е­го вши­во­го не­со­сто­яв­ше­го­ся друж­ка, ко­то­рый из-за не­пре­хо­дя­ще­го зу­да, всю до­ро­гу че­сал пя­тер­нёй у се­бя в про­меж­нос­ти. А что до до­маш­них со­бак, ко­то­рых вла­дель­цы пра­виль­но со­дер­жат, то они здо­ровью че­ло­ве­ка ни­ка­ко­го вре­да не при­но­сят. Од­ну толь­ко поль­зу.

В это са­мое вре­мя Да­ня, пе­ре­пол­нен­ный лю­бовью к сво­ей хо­зяй­ке, бар­хат­ным ро­зо­вым языч­ком на­чал страст­но ли­зать её в ще­ку, как буд­то спе­ци­аль­но де­мон­ст­ри­руя пас­са­жи­рам ва­го­на свои со­бачьи неж­ные чувст­ва и пре­дан­ность.

На­блю­дая за «мат­рёш­кой», я ви­дел, как её взгляд стал быст­ро пе­ре­ска­ки­вать с лас­ка­ю­щей­ся со­ба­ки на мою же­ну, по­том сно­ва на со­ба­ку. За­тем её гла­за ста­ли округ­лять­ся, а взгляд де­лал­ся ка­ким-то глу­бо­ким и за­дум­чи­вым…

Бы­ло яс­но, что в из­ви­ли­нах её за­ско­руз­ло­го моз­га про­кру­чи­ва­лось преж­нее, со­вер­шен­но не­вер­ное пред­став­ле­ние о вза­и­мо­от­но­ше­ни­ях меж­ду людь­ми, че­ло­ве­ком и жи­вот­ны­ми. На ос­но­ва­нии че­го в се­ром моз­го­вом ве­щест­ве за­рож­да­лось со­вер­шен­но но­вое по­ня­тие об этом, ра­нее ей не­из­вест­ное. И оно яв­ля­лось для неё свое­об­раз­ным от­кры­ти­ем — не­ожи­дан­ным и важ­ным, пе­ре­во­ра­чи­ва­ю­щим всю её прош­лую жизнь. А это озна­ча­ло то, что в её го­ло­ве, дан­ной ей при­ро­дой не толь­ко для но­ше­ния яр­ко­го цве­тас­то­го плат­ка, на­сту­пи­ло вне­зап­ное про­свет­ле­ние, при­вед­шее к про­зре­нию, по­движ­кой ко­то­ро­му яви­лась на­ша со­ба­ка.

За­дум­чи­вый и за­стыв­ший взгляд этой прос­той жен­щи­ны, на­прав­лен­ный на со­ба­ку, лоб­за­ю­щую че­ло­ве­ка с не­под­дель­ной лю­бовью и неж­ны­ми чувст­ва­ми, стал по­сте­пен­но рас­плы­вать­ся в уже зна­ко­мую мне жал­кую и страш­ную гри­ма­су: тол­с­тые гу­бы при­ня­ли фор­му кри­во за­вя­зан­но­го бан­та, под­бо­ро­док за­дёр­гал­ся, а округ­лые гла­за за­тя­ну­лись влаж­ной пе­ле­ной… И она раз­ры­да­лась.

Это был не прос­то жен­ский плач. Мат­рёш­ка ре­ве­ла, точ­но бе­лу­га, всх­ли­пы­вая на весь ва­гон и ни­сколь­ко не сдер­жи­ва­ясь. Обиль­ные по­то­ки слёз ли­лись, как из её глаз, так и из ши­ро­ких ноз­дрей боль­шо­го но­са-кар­тош­ки. Но­со­вой пла­ток у неё, ко­неч­но же, от­сут­ст­во­вал, и она сна­ча­ла вы­ти­ра­ла гла­за и нос сво­ей ру­чи­щей, а за­тем до­га­да­лась снять с го­ло­вы яр­кий цве­та­с­тый пла­ток и, уткнув в не­го ли­цо, гром­ко за­при­чи­та­ла, вы­го­ва­ри­вая, ви­ди­мо, дав­но на­бо­лев­шее и на­ко­пив­ше­е­ся в её трав­ми­ро­ван­ной жен­ской ду­ше:

— Вот, кто сво­ло­чи и га­ды… все му­жи­ки — сво­ло­чи… Вна­ча­ле при­ки­ды­ва­ют­ся, добры­ми, вни­ма­тель­ны­ми. А са­ми толь­ко свое хо­тят по­лу­чить… Ве­дут се­бя с на­ми, до­вер­чи­вы­ми ба­ба­ми, ху­же, чем со ско­ти­ной… Со­ба­ка — зверь, жи­вот­ное и то, ока­зы­ва­ет­ся, чест­нее и пре­дан­нее му­жи­ков… Од­ни бе­ды, да не­при­ят­нос­ти от них слу­ча­лись всю мою не­счаст­ную жизнь… Ошиб­ки, ошиб­ки, ошиб­ки…

И пос­ле не­боль­шой па­у­зы-за­тишья, она сно­ва за­вы­ла с глу­хим груд­ным сто­ном, слов­но тя­же­ло­ра­не­ная вол­чи­ца, на­ко­нец-то вы­рвав­ша­я­ся из креп­ко­го сталь­но­го охот­ничь­е­го кап­ка­на…

Элек­трич­ка, под­хо­дя к стан­ции Пес­ки, плав­но за­мед­ля­ла ход. Под­хва­тив Да­ню, мы по­спе­ши­ли на вы­ход.

* *
…Мои опа­се­ния по по­во­ду на­дёж­нос­ти мо­ей ма­ши­ны, ко­то­рые вы­ну­ди­ли ме­ня от­ка­зать­ся от той по­езд­ки на ней за­го­род, вско­ре пол­ностью оправ­да­лись. Че­рез не­ко­то­рое вре­мя ез­ды по мос­ков­ским до­ро­гам шкив опять с трес­ком раз­ле­тел­ся. Всё пов­то­ри­лось, с той лишь раз­ни­цей, что на этот раз, я ока­зал­ся на не­боль­шой и не­из­вест­ной мне стан­ции тех­ни­чес­ко­го об­слу­жи­ва­ния ав­то­мо­би­лей. В ма­лень­кой ав­то­мас­тер­ской ра­бо­та­ло все­го не­сколь­ко че­ло­век. Вни­ма­тель­но вы­слу­шав рас­сказ о мо­их не­од­но­крат­ных злок­лю­че­ни­ях, по­жи­лой мас­тер с от­кры­тым добрым и ин­тел­лек­ту­аль­ным ли­цом не­ко­то­рое вре­мя изу­чал не успев­ший по­крыть­ся гряз­ным на­лётом дви­га­тель, тро­гал ру­кой раз­ло­ман­ный шкив, за­тем сно­ва воз­вра­щал­ся к ис­сле­до­ва­нию дви­га­те­ля, о чём-то сам с со­бою рас­суж­дая, ви­ди­мо, та­ким об­ра­зом ана­ли­зи­руя по­лом­ку…

В ка­кой-то мо­мент я от­чёт­ли­во уви­дел, как его ли­цо вдруг про­свет­ле­ло, а ум­ные и вни­ма­тель­ные гла­за ста­ли по­сте­пен­но округ­лять­ся, и он, что-то бурк­нув се­бе под нос, гром­ко рас­хо­хо­тал­ся…. Эхо его за­дор­но­го сме­ха гул­ко раз­нес­лось по це­ху. Толь­ко так мог сме­ять­ся че­ло­век, на ко­то­ро­го на­шло оза­ре­ние, по­ду­ма­лось мне.

Не­мно­го по­сме­яв­шись, мас­тер, уже с серь­ёз­ным ви­дом, сняв лоп­нув­ший шкив и вы­бро­сив его за не­на­доб­ностью в по­мой­ку, на­ни­зал на ко­лен­ча­тый вал дви­га­те­ля — мес­то креп­ле­ния шки­ва — обыч­ную же­лез­ную шай­бу, со­вер­шен­но не пре­ду­смот­рен­ную кон­струк­ци­ей ав­то­мо­би­ля. Пос­ле че­го на по­са­доч­ное мес­то на­са­дил но­вый шкив, креп­ко-на­креп­ко за­тя­нув его хра­по­ви­ком.

Ви­дя мой удив­лён­ный взгляд на его со­вер­шен­но не­по­нят­ные дейст­вия, мас­тер до­ход­чи­во по­ста­рал­ся мне объ­яс­нить при­чи­ну ча­с­тых по­ло­мок, про­ис­хо­дя­щих в но­вой ма­ши­не.

— Док­тор, по­ни­ма­е­те, за­вод-из­го­то­ви­тель ко­лен­ча­то­го ва­ла не сде­лал на его шей­ке по­ло­жен­ное ко­ли­чест­во вит­ков резь­бы. Имен­но по этой при­чи­не хра­по­вик не при­жи­мал креп­ко шкив. В ре­зуль­та­те че­го сталь­ное ко­ле­со не­плот­но си­де­ло на сво­ём мес­те. А во вре­мя ра­бо­ты дви­га­те­ля шкив из-за это­го на­чи­нал бить­ся, точ­но в при­па­доч­ных су­до­ро­гах. Ну и, ко­неч­но же, че­рез не­ко­то­рое вре­мя да­вал тре­щи­ны и раз­ле­тал­ся с хо­ро­шо зна­ко­мым вам гро­хо­том. По­став­лен­ная мною обыч­ная ме­тал­ли­чес­кая шай­ба за­ме­нит ту са­мую, от­сут­ст­ву­ю­щую, ни­точ­ку резь­бы, и те­перь ва­ше но­вое ав­то бу­дет в пол­ном по­ряд­ке. Шкив про­дер­жит­ся на сво­ём мес­те всю жизнь ав­то­мо­би­ля.

— Как же так? — воз­му­щен­но вос­клик­нул я. — Столь­ко дип­ло­ми­ро­ван­ных спе­ци­а­лис­тов ос­мат­ри­ва­ло боль­ной дви­га­тель мо­ей ма­ши­ны, и ни­кто из них не смог раз­гля­деть де­фек­та ко­лен­ва­ла. Ин­же­не­ры, а ве­ли се­бя слов­но но­во­рож­дён­ные сле­пые ко­тя­та…

— Очень прос­то. Не­ожи­дан­ное по­ни­ма­ние при­чи­ны по­лом­ки, так на­зы­ва­е­мое оза­ре­ние, мог­ло лишь на­сту­пить у них толь­ко при очень боль­шом же­ла­нии глу­бо­ко разо­брать­ся в этом ред­чай­шем де­фек­те. А они, ви­ди­мо, не при­вык­ли на­пря­гать свои ле­ни­вые моз­ги. Так-то жить лег­че… К то­му же про­свет­ле­ние в моз­гах не у всех лю­дей про­ис­хо­дит во­вре­мя. Иног­да для это­го тре­бу­ет­ся вре­мя, и к то­му же что­бы силь­но за­де­ло за жи­вое… Как, на­при­мер, ме­ня за­дел ваш рас­сказ о спе­ци­а­лис­тах по га­ран­тий­но­му ре­мон­ту, слу­ша­ю­щих ра­бо­ту дви­га­те­ля сте­то­ско­пом и не ра­зу не из­во­лив­ших взгля­нуть на сам ко­лен­ча­тый вал. Сва­лить ви­ну на не­ка­чест­вен­ный шкив лег­че все­го… С че­го тог­да в их го­ло­ве на­сту­пит про­свет­ле­ние и оза­ре­ние, — от­ве­тил фи­ло­соф­ски мас­тер.

Дейст­ви­тель­но, по­ду­ма­лось мне, как прав этот муд­рый че­ло­век и прос­той тру­же­ник, не при­вык­ший по жиз­ни ис­кать лёг­ких пу­тей.

На сей раз я по­ки­дал мас­тер­скую в пол­ной уве­рен­нос­ти, что у мо­ей ма­ши­ны по­доб­ная по­лом­ка боль­ше ни­ког­да не про­изой­дёт. И мне боль­ше не при­дёт­ся ис­пы­ты­вать горь­кое и обид­ное чувст­во разо­ча­ро­ва­ния в спе­ци­а­лис­тах по ав­то­де­лу, как не при­дёт­ся боль­ше ис­пы­ты­вать не­что по­доб­ное и встре­тив­шей­ся нам в элек­трич­ке по­пут­чи­це, так слу­чай­но и не­ожи­дан­но про­зрев­шей и по но­во­му взгля­нув­шей на свою не­лёг­кую жизнь.