Отдел прозы

Станислав Гольдфарб

​

Капитан и ледокол

Повесть-иллюстрация

Ле­до­кол

Он, я и ёл­ка…

Ле­до­кол услы­шал, что Ка­пи­тан уснул: все зву­ки, ко­то­рые мог из­да­вать че­ло­век, пре­кра­ти­лись враз. При­слу­шал­ся всем кор­пу­сом — ти­хо. В дру­гое вре­мя то­же за­мер бы, вой­дя в свою род­ную при­чаль­ную вил­ку, ко­то­рую стро­и­ли спе­ци­аль­но для стар­ше­го бра­та, па­ро­ма-ле­до­ко­ла «Бай­кал», и для не­го — ле­до­ко­ла «Ан­га­ра». Лю­ди зна­ю­щие по­ни­ма­ют, как вы­гля­дит эта са­мая вил­ка, а тем, кто услы­шал о та­кой впер­вые, сто­ит гля­нуть на фо­то­гра­фии, там в ка­ют-ком­па­нии чуть ли не му­зей — по сте­нам в ра­моч­ках и брат «Бай­кал», и он, и при­чаль­ные стен­ки, и вил­ка, ко­неч­но…

Как же при­ят­но бы­ва­ет прос­то по­сто­ять пос­ле ле­до­во­го рей­са, ког­да на­тру­жен­ная ма­ши­на по­сте­пен­но осты­ва­ет от ра­бо­ты, ког­да все ме­ха­низ­мы осмот­ре­ны и тща­тель­но сма­за­ны. Глав­ный ме­ха­ник Та­ра­сик лич­но про­ве­рит са­мые важ­ные уз­лы, ска­жет каж­до­му что-то осо­бен­но при­ят­ное, по­тро­га­ет, по­гла­дит их, по­том про­пи­шет всё не­об­хо­ди­мое для жиз­ни.

И вот те­бе, пе­ред са­мым но­вым го­дом са­мая на­сто­я­щая бе­да.

И хо­тя в ны­неш­ние вре­ме­на Но­вый год, как рань­ше, не встре­ча­ют, я вос­пи­тан по ста­рым пра­ви­лам. Ка­пи­тан это зна­ет. Он тра­ди­ций не на­ру­ша­ет. До­ждёт­ся, по­ка ча­сы про­бьют пол­ночь, от­ку­по­рит бу­тыл­ку и на­ли­ва­ет в осо­бый стек­лян­ный фу­жер. Он не прос­той — уло­жен в бар­хат­ную ко­роб­ку, на ко­то­рой кра­су­ет­ся цар­ст­вен­ный орёл. У «оре­ли­ка» своя ис­то­рия. «Пти­ца» по­да­роч­ная! Сам князь Хил­ков, ми­нистр пу­тей со­об­ще­ния, вру­чал пря­мо на при­ста­ни за ра­бо­ту на ле­дя­ной до­ро­ге. Поз­же рас­ска­жу под­роб­нее.

Так вот, этот са­мый бо­кал Ка­пи­тан на­пол­ня­ет на­стой­кой собст­вен­но­го при­го­тов­ле­ния. По за­па­ху то ли виш­нё­вая на­ли­воч­ка, то ли смо­ро­ди­но­вая. Са­ми по­ни­ма­е­те, точ­но ска­зать не мо­гу, у ме­ня внут­ри за каж­дым по­во­ро­том свои за­па­хи.

Зна­чит, на­пол­ня­ет бо­кал, вста­ёт, мол­чит, я ду­маю, что тост он про­из­но­сит про се­бя, и вы­пи­ва­ет. По­том прос­то си­дит рас­слаб­лен­ный и ни­ку­да не спе­шит.

Та­кой «мол­ча­ли­вый» тост Ка­пи­тан мыс­лен­но про­из­но­сит триж­ды.

Семьи у Ка­пи­та­на не бы­ло, так что встре­ча­ли празд­ник обыч­но на тро­их: он, я и ёл­ка. Мне ка­жет­ся, Ка­пи­та­ну бы­ло не очень ве­се­ло, но и не так чтоб уж очень груст­но. В кон­це кон­цов я-то ря­дом. Со мной всег­да мож­но по­мол­чать или мол­ча по­го­во­рить… В пол­ночь, пос­ле пер­во­го тос­та, Ка­пи­тан вы­хо­дил на па­лу­бу и бил в сиг­наль­ный ко­ло­кол, а пос­ле треть­е­го тос­та спус­кал­ся на бе­рег и шел в по­сёлок — Порт Бай­кал.

Рань­ше, ког­да я был ещё мо­лод, на па­лу­бе ста­ви­ли боль­шую ёл­ку, ко­то­рую на­ря­жа­ла вся ко­ман­да. Бы­ло ве­се­ло. По тра­ди­ции каж­дый мог по­ве­сить свою иг­руш­ку. Не­ко­то­рые шут­ни­ки умуд­ря­лись оста­вить на ёл­ке гай­ки, клю­чи, ма­но­мет­ры и тер­мо­мет­ры, да­же ку­соч­ки уг­ля пре­вра­ща­ли в смеш­ных зве­рю­шек. За луч­шую иг­руш­ку да­ва­ли пра­во поздра­вить ко­ман­ду у ёл­ки.

Ка­пи­тан в ка­ю­те то­же ёлоч­ку ста­вил, а вмес­то иг­ру­шек на­ря­жал её грец­ки­ми оре­ха­ми и кон­фе­та­ми, уку­тан­ны­ми в раз­но­цвет­ные зо­ло­тин­ки и фан­ти­ки. Так де­ла­ли его ро­ди­те­ли.

Из по­сёл­ка уже под ут­ро Ка­пи­тан обя­за­тель­но воз­вра­щал­ся на ко­рабль. Тог­да он бы­вал на­ве­се­ле, шу­мел у се­бя в ка­ю­те, бы­ва­ло, да­же пы­тал­ся что-то спеть. Но луч­ше бы он это­го не де­лал. Да­же мне, сталь­но­му, ка­за­лось, что от его пе­ния омуль в Бай­ка­ле дол­жен скрыть­ся на глу­би­не. Не знаю по­че­му, но он лю­бит пов­то­рять: «Ма­дам, по­зволь­те я ря­дом по­си­жу», «Ма­дам, по­зволь­те по­це­ло­вать ва­шу руч­ку»… Что к че­му, ка­кая «ма­дам», за­чем «по­си­жу» — я точ­но не знаю. Ни­ка­ких ма­да­мов на са­мом де­ле у Ка­пи­та­на на бор­ту не бы­ва­ло. А за бе­рег я не отве­чаю. Но если бы­ла, хо­те­лось бы по­гля­деть, что же в ней та­ко­го, что­бы сам Ка­пи­тан ей руч­ку це­ло­вал!

…Я очень лю­бил на­блю­дать, как ра­бо­тал стар­ший брат «Бай­кал». Зре­ли­ще, ког­да он «гло­тал» же­лез­но­до­рож­ные ва­го­ны, ог­ром­ные ящи­ки с гру­зом, за­во­ра­жи­ва­ло. Я так не мог. Со­ста­вы вхо­ди­ли на его па­лу­бу и ско­ро те­ря­лись где-то внут­ри — один, дру­гой, тре­тий… А ведь бы­ли ещё ка­ю­ты. Да ка­кие!

Пом­ню, о них Ка­пи­тан пи­сал ка­ко­му-то дру­гу Сер­жу в да­ле­кий степ­ной гар­ни­зон Се­ми­па­ла­тин­ск, за­те­рян­ный в при­ир­тыш­ских сте­пях. Он всег­да чи­тал на­пи­сан­ное вслух, слов­но хо­тел услы­шать сам, как зву­чат его фра­зы. А я всег­да за­по­ми­нал сло­во в сло­во: «Серж, та­ко­го ком­фор­та, та­ких ка­ют, как на „Бай­ка­ле“, я не встре­чал на дру­гих су­дах: са­мые до­ро­гие, ес­тест­вен­но, в пер­вом клас­се. Там есть уже от­дель­ные ком­фор­та­бель­ные убор­ные с па­тен­то­ван­ны­ми ан­глий­ски­ми умы­валь­ни­ка­ми. В ка­ю­те хо­лод­ная и го­ря­чая во­да. А ещё, друг мой, на этом па­ро­ме-ле­до­ко­ле есть цар­ские ком­на­ты… (Ишь ты! Цар­ские ка­ю­ты! — с за­вистью по­ду­мал я тог­да, слу­шая Ка­пи­та­на. — Ну да лад­но, на то он и стар­ший брат!).

…Я, ко­неч­но, со­мне­ва­юсь, что го­су­дарь или его се­мейст­во от­пра­вят­ся в наш да­ле­кий се­вер­ный уго­лок, что­бы спе­ци­аль­но про­ка­тить­ся в ка­ю­тах ле­до­ко­ла, но вы­со­кие чи­ны за­час­ти­ли на Вос­ток, в на­ши не­за­мер­за­ю­щие пор­ты. Уже не­сколь­ко раз при­ез­жал ми­нистр пу­тей со­об­ще­ния князь Хил­ков, во­ен­ный ми­нистр ге­не­рал Ку­ро­пат­кин, так что цар­ским ком­на­там пу­с­ты­ми не сто­ять. За­ме­чу, что во­об­ще от­дел­ка ка­ют па­ро­ма-ле­до­ко­ла не бро­са­ет­ся в гла­за рос­кошью — ти­пич­ная ан­глий­ская стро­гость. Да­же в цар­ских ме­бель та­кая же, как и в пер­вом клас­се. Сто­лы и стулья на мас­сив­ных брон­зо­вых нож­ках, в сте­нах встро­ен­ные шка­фы. Кро­ме то­го, в но­ме­рах есть спаль­ня, убор­ная и ван­ная ком­на­та.

Да, за­был уточ­нить, все эти ска­зоч­ные но­ме­ра в но­со­вой час­ти „Бай­ка­ла“. Ка­ю­ты треть­е­го клас­са в зад­ней час­ти ко­раб­ля. По­ме­ще­ния в них так же удоб­ны и хо­ро­шо об­став­ле­ны».

От вос­по­ми­на­ний Ле­до­кол не­множ­ко рас­сла­бил­ся. Вни­зу, там, где суд­но по­лу­чи­ло про­бо­и­ну, что-то за­скри­пе­ло и про­тив­но за­скре­же­та­ло. Но в ту же ми­ну­ту Ле­до­кол со­брал­ся:

— Боль­но! Не­уже­ли вос­по­ми­на­ния всег­да так бо­лез­нен­ны, — по­ду­мал Ле­до­кол, — нуж­но дер­жать се­бя на пла­ву и не вол­но­вать­ся. Всё-та­ки го­ды. Тру­жусь поч­ти трид­цать лет. Ин­те­рес­но, сколь­ко по че­ло­ве­чес­ким мер­кам трид­цать ле­до­коль­ных? Слы­шал от од­ной пас­са­жир­ки с со­бач­кой, что её пи­том­цу де­сять лет, а по че­ло­ве­чес­ким мер­кам — со­рок!

Ле­до­кол за­ду­мал­ся.

— На «рас­пил» вряд ли от­пра­вят, хо­тя… Та­кой ста­ли сей­час по всей Си­би­ри не най­дёшь. Не дай бог, по­на­до­бит­ся ка­ко­му-ни­будь за­во­ду или кол­хо­зу! Об­де­рут ведь как лип­ку!

Нет, ско­рее все­го, за­ла­та­ют — по­ста­вят но­вый це­мент­ный ящик, гля­дишь, на­ви­га­цию-дру­гую по­тя­нем. А там и ка­пи­тал­ку при­су­дят. Кто же, кро­ме ме­ня, лёд ло­мать бу­дет — се­вер­ный за­воз, зо­ло­тые при­ис­ки…

Эх, как же хо­ро­шо ра­бо­та­лось со стар­шим бра­том «Бай­ка­лом», и да­же ког­да в граж­дан­скую по­ста­ви­ли на ме­ня пуш­ки и пу­ле­мёты, я не чувст­во­вал стра­ха и оди­но­чест­ва. Знал: брат где-то ря­дом. Эх, всё-та­ки стран­ное вре­мя бы­ло: то крас­ные, то бе­лые мной ру­ли­ли. За­бав­ные лю­ди, я точ­но пом­ню, по­кра­шен­ных не бы­ло: на вид обыч­ные, блед­ные, ху­дые, ещё тем­нень­кие, на­вер­ное, от солн­ца. Но ког­да ру­га­лись, обя­за­тель­но цвет по­ми­на­ли. Я па­роч­ку вы­ра­же­ний пом­ню: «Ах ты сво­лочь крас­но­пу­зая». Или вот это: «Кро­во­пи­ец зо­ло­то­по­гон­ный»…

Ког­да бра­та рас­стре­ля­ли в упор и он по­гиб в страш­ном по­жа­ре, я очень стра­дал и пе­ча­лил­ся, но мне да­же не да­ли вре­ме­ни, что­бы отой­ти от этой ужас­ной тра­ге­дии — за­гру­зи­ли за дво­их…

А вот те­перь, пе­ред Но­вым го­дом, на ка­мен­ной иг­ле тор­чу. Од­но хо­ро­шо — для вос­по­ми­на­ний и раз­мыш­ле­ний вре­ме­ни хоть от­бав­ляй.

Гла­ва 4

Ка­пи­тан

Со­впа­де­ния и раз­мыш­ле­ния

Ка­пи­тан про­снул­ся ночью от ощу­ще­ния, что, по­ка он спал, кто-то ря­дом что-то вспо­ми­нал, и эти вос­по­ми­на­ния ка­ким-то об­ра­зом ка­са­лись и его то­же.

В ка­ю­те бы­ло тем­но, но щель в двер­ке бур­жуй­ки по­ка­зы­ва­ла ого­нёк. Он был не­силь­ным — поч­ти всё внут­ри про­го­ре­ло, но впол­не хва­та­ло, что­бы в те­ме­ни мож­но бы­ло раз­ли­чить ближ­ние пред­ме­ты и са­му пе­чур­ку. Стран­но, но ощу­ще­ния «пе­ре­би­то­го» сна не бы­ло. Как ни кру­ти, пе­ре­жи­ва­ний хо­тя и мно­го, но ра­бо­ты точ­но по­уба­ви­лось, вот те­бе и вре­мя для вос­по­ми­на­ний.

От­че­го-то вспом­нил­ся июль 1900 го­да. Двад­цать пя­то­го чис­ла спус­ка­ли на во­ду его Ле­до­кол. Это что же по­лу­ча­ет­ся, поч­ти в од­но и то же вре­мя по­ляр­ник Кол­чак пи­сал пись­мо в Лон­дон о за­ка­зе на из­го­тов­ле­ние обо­ру­до­ва­ния для сво­ей экс­пе­ди­ции, а Ле­до­кол оку­нул­ся в бай­каль­ские во­ды?!

Ка­пи­тан под­бро­сил уголь­ка в бур­жуй­ку, за­жег ке­ро­син­ку и по­лез в свою «вспо­ми­на­тель­ную» кни­гу.

— Ну точ­но, вот, пись­мо Кол­ча­ка двад­ца­то­го мар­та ты­ся­ча де­вя­ти­со­то­го го­да. Ле­до­кол ещё на ста­пе­лях сто­ял, прав­да, уже во всей сво­ей кра­се, оста­лось толь­ко имя на­пи­сать — «Ан­га­ра». Как же мно­го со­впа­де­ний меж­ду ле­до­ко­лом и че­ло­ве­ком!

Ка­пи­тан вни­ма­тель­но сле­дил за экс­пе­ди­ци­ей Кол­ча­ка, ко­то­рая за­ду­мы­ва­лась для по­ис­ков та­инст­вен­ной Зем­ли Сан­ни­ко­ва. Она вы­шла из Пе­тер­бур­га 8 июня 1900 го­да. Экс­пе­ди­ция по по­ис­ку Зем­ли Сан­ни­ко­ва ста­ла фак­ти­чес­ки экс­пе­ди­ци­ей по спа­се­нию Тол­ля.

Ба­рон Толль изу­чал Ле­до­ви­тый оке­ан к се­ве­ру от Но­во­си­бир­ских ост­ро­вов, но арк­ти­чес­кие усло­вия сло­жи­лись са­мым не­бла­гоп­ри­ят­ным об­ра­зом. Ях­та «За­ря» вы­нуж­де­на бы­ла про­би­рать­ся к со­вер­шен­но не об­сле­до­ван­ным бе­ре­гам За­пад­но­го Тай­мы­ра. Гид­ро­гра­фи­чес­ких све­де­ний, по сло­вам Кол­ча­ка, прак­ти­чес­ки не бы­ло! Толь­ко в 1901 го­ду, ког­да мо­ре вскры­лось, «За­ря» обо­гну­ла мыс Че­люс­кин и пе­ре­сек­ла Си­бир­ское мо­ре к вос­то­ку от Тай­мыр­ско­го по­лу­ост­ро­ва.

Спус­тя вре­мя Кол­чак вы­сту­пал с до­кла­дом в Ир­кут­ске в мест­ном гео­гра­фи­чес­ком об­щест­ве. Я был на этой встре­че. И я очень хо­ро­шо за­пом­нил его сло­ва, про­из­не­сен­ные в кон­це со­об­ще­ния: «От­но­си­тель­но ба­ро­на Тол­ля я ещё раз вы­ска­жу, что, зная лич­но его и усло­вия, сре­ди ко­то­рых он мо­жет те­перь на­хо­дить­ся, я не счи­таю его по­ло­же­ние кри­ти­чес­ким, оно серь­ёз­но и мо­жет вы­звать за­бо­ты для об­лег­че­ния бли­жай­ше­го воз­вра­ще­ния его, но вся­кое дру­гое мне­ние, по-мо­е­му, преж­дев­ре­мен­но и, во вся­ком слу­чае, ли­ше­но до­ста­точ­ных ос­но­ва­ний. Я на­де­юсь, что в бли­жай­шем бу­ду­щем ба­рон Толль лич­но явит­ся в этот зал и сде­ла­ет здесь бо­лее об­сто­я­тель­ное и бо­лее ин­те­рес­ное со­об­ще­ние».

Увы, Алек­сан­др Ва­силь­е­вич Кол­чак ошиб­ся. Толль тра­ги­чес­ки по­гиб…

Ле­до­кол

Иро­ния судь­бы?!

Нет, ну ка­кая иро­ния судь­бы! Я бы то­же мог с Кол­ча­ком в ле­до­вые ши­ро­ты от­пра­вить­ся по­мо­гать со­вер­шать от­кры­тия! Ка­пи­тан рас­ска­зы­вал, что Кол­чак был пер­вым, кто от­крыл Ве­ли­кую Си­бир­скую по­лынью. Вы пред­став­ля­е­те: в Ле­до­ви­том оке­а­не, где по­ляр­ная ночь, а тем­пе­ра­ту­ра за ми­нус пять­де­сят — от­кры­тая во­да! Ве­ли­кая Си­бир­ская по­лынья про­тя­жён­ностью бо­лее трёх ты­сяч ки­ло­мет­ров! Раз­ве это не чу­до при­ро­ды?! Лей­те­нант Алек­сан­др Кол­чак опи­сал это при­род­ное яв­ле­ние и объ­яс­нил его про­ис­хож­де­ние.

На Бай­ка­ле то­же встре­ча­ют­ся по­лыньи. Ко­неч­но, раз­ме­ры не те, не оке­ан­ские. Впро­чем, слы­шал я от од­ной учё­ной да­мы, ко­то­рая лю­би­ла по­рас­суж­дать, от­но­си­тель­но ды­ры где-то в бай­каль­ском дне, че­рез ко­то­рую Бай­кал со­об­ща­ет­ся с оке­а­ном. «Ина­че от­ку­да здесь взять­ся, к при­ме­ру, нер­пе?» — за­да­ва­ла ри­то­ри­чес­кий во­прос учё­ная да­ма и су­ро­вым взгля­дом, по­пы­хи­вая длин­ной дам­ской па­пи­рос­кой, об­во­ди­ла взгля­дом со­бе­сед­ни­ков. А эти нер­пы, ска­жу я вам, за­бав­ные зве­рюш­ки, я с ни­ми мно­го раз встре­чал­ся в рей­сах, осо­бен­но у Уш­кань­их ост­ро­вов. Вы­ле­зут на кам­ни и та­ра­щат­ся на ме­ня сво­и­ми ог­ром­ны­ми гла­зи­ща­ми…

…М-да, од­на­ко, Алек­сан­др Ва­силь­е­вич, за­па­мя­то­вал я, слу­ча­лось ли вам про­гу­ли­вать­ся на мо­ей па­лу­бе? Од­на­ко, бы­ва­ли, ни­как не бы­ва­ли? Вот воз­вра­ща­лись с Даль­не­го Вос­то­ка, по­го­ва­ри­ва­ли, что «Кол­чак из пле­на вы­рвал­ся». Я очень был это­му рад, нас ведь мно­гое свя­зы­ва­ет: ва­ше при­страс­тие к по­ляр­ным пу­те­шест­ви­ям, я то­же в ду­ше по­ляр­ник, всё-та­ки ле­до­кол, льды и хо­лод — моя сти­хия. И у нас об­щие зна­ко­мые. Да вот хо­тя бы сэр Уиль­ям Ар­м­ст­ронг, тот са­мый, что ос­но­вал ком­па­нию «Ар­м­ст­ронг, Уитворт и Ко». На её вер­фях ро­дил­ся мой брат стар­ший — па­ром-ле­до­кол «Бай­кал», а сле­дом и я. Вы ведь, Алек­сан­др Ва­силь­е­вич, прак­ти­чес­ки вы­рос­ли на Обу­хов­ском за­во­де, где ра­бо­тал ваш отец, мно­го вре­ме­ни про­во­ди­ли в мас­тер­ских. А од­наж­ды ту­да при­ехал этот са­мый ан­глий­ский Ар­м­ст­ронг, хо­ро­шо знав­ший ва­ше­го ба­тюш­ку Ва­си­лия Ива­но­ви­ча, по­сколь­ку вы за­ни­ма­лись и во­ен­ны­ми за­ка­за­ми. Вот Ар­м­ст­ронг и пред­ла­гал вам пе­ре­брать­ся в Ан­глию, по­прак­ти­ко­вать­ся на его за­во­дах и вы­учить­ся на ин­же­не­ра. Но вы от­ка­за­лись. Меч­та­ли стать ка­пи­та­ном, мо­реп­ла­ва­те­лем! Ска­за­ли, что «же­ла­ние пла­вать и слу­жить в мо­ре пре­воз­мог­ли идею сде­лать­ся ин­же­не­ром и тех­ни­ком».

А если пред­ста­вить, что вы всё-та­ки бы­ли на Ле­до­ко­ле, зна­ко­ми­лись с ко­раб­лём, при­хо­ди­ли на ка­пи­тан­ский мос­тик! Зна­чит, пе­ред ва­шим взо­ром от­кры­вал­ся за­сне­жен­ный Ха­мар-Да­бан, от­ро­ги Са­ян­ско­го хреб­та, то­же в сне­гу. Мой Ка­пи­тан час­то го­во­рил: «Вид как у Ре­ри­ха». Про Ре­ри­ха я ни­че­го не слы­шал, но, су­дя по все­му, Ка­пи­тан го­во­рил о чём-то ред­ком или да­же уни­каль­ном. Вы уви­де­ли бы про­зрач­ность бай­каль­ской во­ды, ощу­ти­ли бы его без­дон­ность и си­лу. Мо­жет быть, и не слу­чи­лось бы той тра­ге­дии в двад­ца­том? Я вспо­ми­наю её со сталь­ной дрожью. Не каж­дый ко­рабль, ска­жу я вам, та­кое вы­не­сет. Все эти го­ды му­ча­ет ме­ня один во­прос: знал ли ад­ми­рал Кол­чак или нет о му­че­ни­чес­кой смер­ти тех не­счаст­ных, ко­то­рых уби­ва­ли на мо­ей па­лу­бе и в Бай­кал ски­ды­ва­ли? Трид­цать один че­ло­век при­ня­ли страш­ную смерть. Па­ла­чи-то все бы­ли кол­ча­ков­ца­ми, ка­за­ка­ми ата­ма­на Се­ме­но­ва! Слы­ха­ли? До­га­ды­ва­лись, что ва­шим име­нем ко­зы­ря­ли? Не слы­ха­ли? Не вы при­каз от­да­ли?

И опять об иро­нии судь­бы. Вас са­мо­го, Алек­сан­др Ва­силь­е­вич, счи­тай, без су­да и следст­вия уби­ли и в Ир­кут сбро­си­ли, че­рез по­лынью вы и ка­ну­ли в не­из­вест­ную веч­ность. А тех не­счаст­ных, чис­лом трид­цать один, ведь то­же, по­лу­ча­ет­ся, без су­да и следст­вия в во­ду! Бай­кал че­рез Ан­га­ру об­ща­ет­ся с ми­ром. А Ан­га­ра Ир­кут при­ни­ма­ет… Страш­но по­ду­мать, ко­ли встре­ти­тесь! Как же вы, Алек­сан­др Ва­силь­е­вич, один-то там с та­ким чис­лом? Есть на­деж­да, что всё-та­ки не встре­ти­лись…

…С мо­ря по­тя­ну­ло ве­тер­ком, Ле­до­кол вна­ча­ле бы­ло за­тре­во­жил­ся, но бриз оста­вал­ся лег­ким и не пред­ве­щал гро­зо­вых на­ле­тов.

Ле­до­кол при­слу­шал­ся: у Ка­пи­та­на в ка­ю­те по-преж­не­му сто­я­ла ти­ши­на, зна­чит, и он не ждет ни­ка­ких при­род­ных ка­та­клиз­мов.

— Не хва­та­ло ещё, что­бы по­движ­ка льда вы­да­ви­ла ме­ня на бе­рег!

…Стран­ный че­ло­век этот Ка­пи­тан… Нет у не­го ни­ко­го бли­же, чем я и Бай­кал. Слу­жу ве­рой и прав­дой оте­чест­ву, Ка­пи­тан, ду­маю, то­же. Я ему лиш­ний раз ста­ра­юсь не до­саж­дать. Но мо­ре про­ве­ря­ет нас по­сто­ян­но, сколь­ко лет уже! А ведь он не сталь­ной, как не­ко­то­рые. Всё вы­дер­жи­ва­ет…

Тут Ле­до­ко­лу бы по­су­ро­веть, со­брать­ся, всё-та­ки вы­со­ких чувств кос­нул­ся, в рас­суж­де­ния по­шёл. Не удер­жал­ся, вы­рва­лось что-то вро­де че­ло­ве­чес­ко­го «эх-ма», а ото­зва­лось по-ле­до­коль­но­му — трях­ну­ло так, что кор­пус за­дро­жал. А пос­ле во­об­ще на­ка­ти­ло ка­кое-то со­вер­шен­но бес­при­чин­ное ве­селье. У лю­дей то­же так бы­ва­ет, ког­да нер­в­ный срыв. За­хо­те­лось шум­нуть по­гром­че, в свис­ток ду­нуть, что­бы при­бреж­ные чай­ки от стра­ху под­ле­те­ли…

Во­вре­мя спо­хва­тил­ся: не ро­вен час, раз­бу­дит Ка­пи­та­на! А тот спро­со­нок ещё ре­шит, что Ле­до­кол идёт ко дну.

Бес­при­чин­ное ве­селье Ле­до­кол оза­да­чи­ло — мно­го раз слы­шал от чле­нов эки­па­жа: «Смех без при­чи­ны — при­знак ду­ра­чи­ны». Что та­кое ду­ра­чи­на, Ле­до­кол до кон­ца по­нять не мог, но ре­шил, что это что-то не очень цен­ное, раз о нём го­во­ри­ли мно­го и по­хо­дя.

— От­че­го же мне вдруг ста­ло ве­се­ло? — не уни­мал­ся Ле­до­кол.

В ле­до­коль­ной его па­мя­ти всплы­ло ма­лень­кое вос­по­ми­нань­и­це, ко­то­рое мож­но бы­ло впол­не при­вя­зать к те­ку­щей си­ту­а­ции — так ска­зать, вре­мя и мес­то на­ве­я­ли. Как-то са­ма со­бой про­ше­лес­те­ла ис­то­рия двух- или трёх­лет­ней дав­нос­ти, ког­да его хо­те­ли спи­сать в утиль. Яс­но де­ло: хит­ре­цы меч­та­ли за­по­лу­чить тон­ны вы­со­ко­ка­чест­вен­ной ста­ли! И та­ким об­ра­зом по­ка­зать в от­чёте воз­рос­ший объ­ём её про­из­водст­ва.

…Лад­но бы му­зей из ме­ня сде­ла­ли, ну на край­ний слу­чай учеб­ный центр или вмес­то при­ча­ла при­спо­со­би­ли. Так нет, толь­ко ло­мать на­учи­лись. Что за под­хо­ды та­кие?! На­чи­на­ли го­то­вить на­чальст­во так: за­чем нам це­лый ле­до­кол, за­чем лёд ко­лоть, ло­мать, ре­зать. На Бай­ка­ле мож­но и нуж­но ле­дя­ные до­ро­ги про­кла­ды­вать. Сде­лал ко­лею, смот­ри за ней, где под­лить, где под­ров­нять, и знай се­бе во­зи гру­зы гу­жом. До ре­во­лю­ции так де­ла­ли. Ещё и па­ро­во­зы по льду пус­ка­ли!

И ведь серь­ёз­но об­суж­да­ли — с ри­сун­ка­ми, чер­те­жа­ми. Ока­за­лось, что у каж­дой глу­пос­ти есть свой вдох­но­ви­тель, свой свя­той, свой аги­та­тор. Го­тов лоб рас­ши­бить, но до­ка­зать «своё». Ну как ему объ­яс­нить, что та до­ро­га по нуж­де стро­и­лась — Кру­го­бай­кал­ки ещё не бы­ло, а тут вой­на с япон­цем… Вот и при­ду­мал князь Хил­ков вре­мен­ный ва­ри­ант.

Ка­пи­тан тог­да этих изо­бре­та­те­лей уре­зо­нил — не на паль­цах, а с чер­те­жа­ми, таб­ли­ца­ми не­сколь­ко раз вы­сту­пал и ме­ня от­сто­ял. По­ди, они сей­час ра­ду­ют­ся…
 

 Про­дол­же­ние сле­ду­ет