De profundis

Михаил Пак

​

Дай гудок, машинист, в честь поэта!

​

Мой друг, Игорь Ми­хай­лов, в де­ся­том но­ме­ре ли­те­ра­тур­но­го жур­на­ла «Втор­ник» опуб­ли­ко­вал пре­крас­ную статью о по­эте Ев­ге­нии Ев­ту­шен­ко под смеш­ли­во-добрым за­го­лов­ком «Ев­тух».

Я ви­дел по­эта один-единст­вен­ный раз, это бы­ло в го­ду 2003-м. У стан­ции мет­ро «Та­ган­ская», слу­чай­но, про­хо­дя ми­мо из­вест­но­го те­ат­ра, я уви­дел у подъ­ез­да, в окру­же­нии не­сколь­ких че­ло­век, Ев­ге­ния Ев­ту­шен­ко. Мне он всег­да нра­вил­ся, мне нра­ви­лись его сти­хи, про­за, филь­мы. Че­ло­век не­уём­ной твор­чес­кой энер­гии, пло­дотвор­ный, яр­кий, жи­вой — он мно­гих по­че­му-то раз­дра­жал и слу­жил объ­ек­том кри­ти­ки не­ко­то­рой час­ти ли­те­ра­тур­но-бо­гем­ной ту­сов­ки.

При­мер­но че­рез год, Ас­со­ци­а­ция ко­рей­ских ли­те­ра­то­ров Ка­на­ды при­сла­ла мне толь­ко что вы­пу­щен­ный по­э­ти­чес­кий сбор­ник на трёх язы­ках — ко­рей­ском, рус­ском и ан­глий­ском, — ку­да во­шли сти­хотво­ре­ния ря­да по­этов. И там был Ев­ге­ний Ев­ту­шен­ко со сти­хотво­ре­ни­ем «Два го­ро­да»… «Я, как по­езд, / что ме­чет­ся столь­ко уж лет / меж­ду го­ро­дом Да / и го­ро­дом Нет. / Мои нер­вы на­тя­ну­ты, как про­во­да, /меж­ду го­ро­дом Нет / и го­ро­дом Да!..»

И сра­зу за про­из­ве­де­ни­ем Мэт­ра, по слу­чай­нос­ти, ско­рей, по не­до­ра­зу­ме­нию, шли три мо­их ко­рот­ких стиш­ка. Хо­чу ого­во­рить­ся, се­бя по­этом ни­ког­да не счи­тал и не счи­таю, мои вир­ши — про­за в сти­хотвор­ной фор­ме.

На­хо­дясь под впе­чат­ле­ни­ем статьи Иго­ря Ми­хай­ло­ва, я и на­пи­сал этот бе­лый стих.

Дай гудок, машинист, в честь поэта!

Профиль его аскетический
помню.
Впалые щёки.
Худой и высокий.
В рубашке цветастой,
яркой,
как пламя,
у подъезда театра Таганки.
Гранит, —
изваянный тонкий,
огранённый алмазом.
И речь его сиплая, тихая,
тоже
высшей пробы огранки.

А было,
всё было...
Его обижали, шпыняли,
без особых причин,
просто так.
Из чувства стадности,
ревности,
жадности...
А по большому счёту,
поэт не нуждался в жалости,
он сам кого хочешь
мог пожалеть,
усмехаясь с грустинкой,
лукавенько,
щуря устало
глаза.
Только за одно стихотворение,
Что в народе песнею стало
«Хотят ли русские войны»,
ему памятник надобно ставить.
Но увы,
до сих пор не поставили.
Не понять Россию умом!
Не понять!

Между тем,
День уходит за днём.
Очень скоро
Спадёт с глаз людей пелена,
Спесь спадёт, шелуха.
И толпа
возжелает,
чтобы всё было по правде,
по совести.
Эх, суета, суета!
Друзья!
Господа и товарищи!
Знайте!
К нему,
как к Александру Сергеевичу,
не зарастёт народная тропа!
С века двадцатого
он шагнул в век двадцать первый!
И дальше пойдёт,
без сомнения.
А имя его простое,
Евгений,
будут вещать на просторе.
И даже писать на заборах.
И рисовать портреты
в той оранжевой кепи,
в какой был на Таганской.

На станции «Зима»,
где родился,
в посёлке таёжном,
молох войны потрепал
мальчишку изрядно.
А война — не прогулка, не шутка.
Лишения,
грязь несусветная,
серость, нужда.
Он яркую одежду носил,
чтобы войну позабыть
навсегда.
Может, в глазах обывателя
порой выглядел чересчур
экстравагантненько.
А жил и творил он
по настрою души.
Размашисто!
Щедро!
И впереди ещё целая жизнь,
И главная песня не спета.
А что же «Зима»?
Там поезда
ошалело
проносятся мимо
без остановки.
Что ж, попутного ветра!
Но погодь, машинист!
Воротись!
Дай ходу назад!
Протруби, прогуди!
В честь великого парня
По имени Евтушенко,
Поэта России
и всего белого света!