Спросите у двадцати мужчин, могут ли женщины мыслить логически, и семнадцать или даже восемнадцать засмеются в ответ и скажут, что такого понятия — женская логика — в природе вообще не существует. А оставшиеся двое-трое будут долго что-нибудь мямлить и всеми способами уходить от ответа.
Лайворонский, несомненно, оказался бы среди большинства. Потому что подтверждение этого тезиса постоянно находил в своей супруге. Хотите примеров? Пожалуйста.
Однажды вечером достал он из книжного шкафа захвативший его в своё время фантастический роман. Понравившиеся книги Лайворонский любил перечитывать по нескольку раз. Достал, раскрыл — и погрузился в действие по уши, будто и не читал раньше, настолько увлекательно роман был написан. Жена в это время телевизор смотрела — такое культурное шоу под названием «Большая стирка». Будто мало ей этой стирки дома. Она в кресле смотрит, а он на диване читает. Время ко сну, а там всё никак не перестирают, много чего накопилось. Лайворонский положил книгу на журнальный столик и пошёл спать.
Утром проснулся — жена молчит, ни «доброго утра», ни «кофе будешь?». Он и так к ней, и этак — молчит, но видно, что закипает. И когда он уже собрался выходить из дому, чтобы ехать на работу, у неё сорвало крышку:
— Ну и давно у тебя с этой Светкой началось?
— С кем, с кем? И что — «началось»? — ошарашился Лайворонский.
— Тебе лучше знать! Не смей юлить, отвечай!
— Радость моя, да не знаю я никакой Светки! Мне и с тобой хорошо…
— Не знаешь, да? Не знаешь? А это что?! — жена сунула ему под нос книгу, которую держала в руке за спиной.
— По-моему, книга, — добавив голосу толику сарказма, ответил муж. — Да, точно, книга.
Это был оставленный им вчера на столике роман.
— А тут что написано? — показала она пальцем на обложку.
— «Быстрее света», — не глядя сказал Лайворонский. — Такая вещь, я тебе скажу! О межзвёздных путешествиях в далёком будущем…
— Ты у меня тоже путешествовать отправишься! И не в далёком, а в ближайшем будущем. Вместе со своей Светкой. По воздуху, с девятого этажа!
— Я тебе ещё раз говорю…
— Думали, я не догадаюсь? Ты же нарочно оставил эту книгу на виду, чтобы предупредить… перед тем как с ней на диване кувыркаться. «Быстрее, Света… а то вдруг жена придёт». Вот что это такое! Эта книжка сколько в шкафу стояла, а тут вдруг пригодилась, надо же!
Лайворонский хватанул ртом воздух.
— Ты… ты в своём уме? Да если бы… Я же мог бы сказать ей это без всякой книги, зачем усложнять?
— Всё-таки сознался! Ты и не то ещё мог бы… Конспиратор! Штирлиц! — с ненавистью прошипела жена и вдруг заплакала.
Лайворонский понял, что, пытаясь логически опровергнуть нелепость её подозрений, только усугубил ситуацию. Разозлившись на непостижимый для него вывих, с которым было сделано женское умозаключение, он хлопнул дверью и ушёл.
Через неделю, когда размолвка, как прорубь в речке, затянулась хрупким ледком, жена уехала в командировку в областной центр. Вернулась спустя три дня и с порога, улыбаясь, кокетливо спросила вышедшего встречать Лайворонского:
— Ну что, соскучился по своей кошечке?
— Да когда скучать-то? — неосторожно отозвался он. — С работы — в садик за Сонькой, потом вместе с ней в магазин. Дома сварить надо и себе, и ей. Твоего ваньку мокрого полить, Мурзика накормить. Работу ещё вот на дом взял, не успеваю…
— Значит, не скучал, — наглухо застегнув улыбку на замок-молнию, зловеще сказала жена. — Конечно, где уж тут скучать! Жена уехала — приводи хоть Светку, хоть Надьку…
— Куда же я их приведу — дома ребёнок… — руководствуясь в первую очередь опять же строгой логикой, отбивался Лайворонский и с опозданием уяснил, что снова вляпался.
И могучие торнадо, генерируемые над ним супругой один за другим в течение часа, в который уже раз произвели в его душе невообразимые опустошения.
Лайворонский сам всё это мне рассказал — мы с ним вместе работаем, за соседними столами в офисе сидим. И я спросил его сочувственно, как он дальше жить собирается.
— А я уже живу, — подмигнул он. — Нашёл верный способ.
— И какой же? — мне стало любопытно, потому что моя благоверная тоже, бывало, нечто подобное дома устраивала — может, перейму у него опыт.
Лайворонский придвинул стул к моему столу.
— Понимаешь, у нас, у мужиков, совсем иначе организован мыслительный процесс. Мы же сразу включаем логику. Мы чётко понимаем, где причина, а где следствие. И знаем, что без некоторой определённой причины соответствующее определённое следствие никогда не наступит. На том и стоим. А у женщин не так. Им при помощи логики ничего не докажешь. В их головах такой кавардак — как… в розыгрыше «Спортлото». Видел, как там шарики прыгают? Вот и у них так же. Может выпасть любой номер.
Он посмотрел в сторону окна, где за компьютером навострила ушки одна из наших сотрудниц, и понизил голос.
— Да и вообще, перед ними нельзя оправдываться. Как только начнёшь доказывать, что не было этого, что ты ни в чём не виноват, — всё. Увяз и пропал. Потому что нормальная логика им недоступна.
Я был вполне с ним солидарен в этом. Но не терпелось узнать, в чём же заключается верный способ.
— А я решил с ней бороться её же оружием. То есть без всякой логики, — с довольной усмешкой сказал Лайворонский. — Вот она мне, допустим, начинает что-то предъявлять: ах, ты меня не ценишь, ох, ты мне жизнь загубил, — и всё такое, как у них это бывает. А я ей отвечаю: «Да, сорок семь». Жена смотрит на меня, как на чокнутого, и спрашивает: «Что — сорок семь? Что это такое?» А я говорю: «Ну тогда пятьдесят четыре». «Какие пятьдесят четыре?» Отвечаю: «Шестью девять, какие же ещё». И всё, противник теряет инициативу. Она ведь ждёт, что я свои логические аргументы буду приводить, а она меня своими нелогическими обвинениями добивать будет.
— Ну и дальше что?
— А ничего. Если бы я возражал, она бы на меня всё новые бочки катила. Достала бы из памяти все мои прегрешения за время нашей совместной жизни. Если бы соглашался — ещё хуже, совсем бы заклевала. А тут я и не соглашаюсь с ней, и не возражаю. И она в замешательстве. И в конце концов замолкает. Потому что в моих ответах логика — женская. То есть вообще никакой. Не может же она против своей логики пойти.
— Неужели так просто?
— Попробуй сам. Убедишься.
Долго мне ждать не пришлось. Как-то вечером приходит моя дорогая с работы — вся такая напряжённая, губы у неё подрагивают, на меня не смотрит, отвечает отрывисто. Я уже знаю: сейчас начнётся. Умылась, переоделась — и наконец спрашивает, изо всех сил удерживая себя в руках:
— А почему ты мне сегодня ни разу не позвонил?
Она интересуется этим три-четыре раза в месяц. Я собрался ответить как обычно: мол, не было ничего срочного, да и какие звонки в рабочее время, вечером наговоримся. И тогда она высыпала бы на меня сто упрёков: дескать, ты совсем обо мне не думаешь, мои заботы тебя не интересуют, а у меня сегодня такие проблемы были, а ты даже не подумал мне позвонить… ну, в общем, почти как у них у всех, только с вариациями. Задать себе простой логический вопрос, почему я должен был вдруг догадаться о её проблемах, ей и в голову бы не пришло.
Но, уже открыв рот, я вспомнил о способе Лайворонского и сказал:
— Тридцать шесть.
Жена как-то подозрительно взглянула на меня и переспросила:
— Неужели тридцать шесть?
— Ну да, — ответил я, немного сбитый с толку.
— А почему не шестьдесят три? — ехидно задала она следующий вопрос.
— Потому что восемьдесят, — упорно держался я проверенной стратегии Лайворонского.
— Может, всё-таки пятьдесят девять? — наступала она.
Я растерялся. Что-то пошло не так. Получалось, что она меня, как всегда, вынуждала оправдываться. И я виновато произнёс:
— Нет, двадцать два.
— Ага! — азартно воскликнула жена. — Значит, девяносто семь?
Я перестал что-либо понимать. Но ещё упрямился:
— Четырнадцать.
— Ах, вот как! А случайно не сто двадцать три?
— Нет, — возразил я, уже начиная злиться. — Трижды пять!
— Вот ты и попался! — жена торжествующе направила на меня указательный палец. — Надо было назвать чётное число, как и раньше. А трижды пять даёт в результате нечётное.
Я лишь теперь сообразил, что, действительно, все мои числа случайно оказались чётными. «Ого, — подумал я, — да у неё с логикой всё в порядке, если сумела заметить». И это меня обрадовало. Выходит, всё-таки женщины способны рассуждать логично, а моя жена — умница. Значит, должна понимать, что глупо требовать от меня каких-то объяснений по такому надуманному поводу.
И я подошёл к ней, намереваясь обнять. Но она, скрестив руки на груди, тоном прокурора в суде повторила:
— Всё-таки попался, голубчик! Так что давай рассказывай, почему ты мне не позвонил. Другую завёл?
Я понял, что женская логика — это ещё совершенно неизученный феномен.