Это бы­ло так дав­но, что мне ка­жет­ся, что не бы­ло со­всем: об­ще­жи­тие Ли­те­ра­тур­но­го ин­сти­ту­та в Моск­ве, спор­тив­ный зал, ку­да по­ста­ви­ли кро­ва­ти и по­се­ли­ли нас, аби­ту­ри­ен­тов, спо­ры о ли­те­ра­ту­ре до по­лу­но­чи и доль­ше. Спор бы­ва­ли столь ожес­то­чён­ны­ми, что до­хо­ди­ло до ру­коп­рик­ладст­ва. Так я сце­пил­ся с от­ча­ян­ным по­этом, ка­жет­ся, из Ли­пец­ка, на поч­ве «Бе­сов». Нас ед­ва рас­та­щи­ли.
Жи­ли ве­се­ло.

Од­наж­ды ут­ром ко мне по­до­шёл па­рень с твёр­дым взгля­дом чуть рас­ко­сых глаз и стро­гим го­ло­сом спро­сил:

— Мне ска­за­ли, что ты из Кры­ма.
— Да, — от­ве­тил я.
— Ты зна­ешь Бах­рев­ско­го, Глуш­ко, Тка­чен­ко?
— Нет.
— А ко­го ты зна­ешь?
— Ни­ко­го.
— Так ты врёшь, ты не из Кры­ма. За­чем ты врёшь?

Я мол­ча до­стал пас­порт и по­ка­зал фе­о­до­сий­скую про­пис­ку. Я не­дав­но жил в Кры­му, мень­ше го­да, ра­бо­тал в гео­ло­го­раз­ве­доч­ной экс­пе­ди­ции глу­бо­ко­го бу­ре­ния, ни­ко­го из крым­ских ли­те­ра­то­ров не знал, и знать не мог, по­то­му что ни­ка­ко­го об­ще­ния с ни­ми не имел. Я пи­сал рас­ска­зы, скла­ды­вал их в пап­ку, по­том по­слал эту пап­ку в Моск­ву, в Ли­те­ра­тур­ный ин­сти­тут, мне со­об­щи­ли, что я про­шёл твор­чес­кий кон­курс и при­гла­ша­юсь на эк­за­ме­ны.

Мы с пар­нем скре­пи­ли на­ше зна­ком­ст­во ру­ко­по­жа­ти­ем. Ока­за­лось, что он ро­дом из Ле­ни­но­гор­ска, из Та­та­рии, но дав­но уже жи­вёт в Ял­те, ра­бо­та­ет в га­зе­те «Со­вет­ский Крым».

— Ме­ня зо­вут Вла­ди­мир, — ска­зал он. — Вла­ди­мир Ку­ко­вя­кин.

По­том мы встре­ча­лись ещё мно­го раз — в Кры­му, в Сим­фе­ро­по­ле, на кон­фе­рен­ци­ях мо­ло­дых ав­то­ров, а ве­че­ра­ми, в тес­ном кру­гу, где-ни­будь в ка­фе, где Вла­ди­мир всег­да чи­тал свои но­вые сти­хотво­ре­ния. Это бы­ли за­ме­ча­тель­ные сти­хи, мне сра­зу же за­пом­ни­лись стро­ки:

Я на­учил­ся ри­со­вать,
При­чис­лен к твор­чес­ко­му кла­ну,
Но ра­зу­чил­ся рис­ко­вать
И по­то­му вто­ри­чен в глав­ном.

Он каж­дый раз удив­лял со­че­та­ни­ем внеш­ней гру­бо­ва­тос­ти, на­смеш­ли­вос­ти с по­ра­зи­тель­ной тон­костью чувств и от­кры­тий в сти­хах.

О бе­рег раз­би­ва­ет­ся вол­на...
При­ро­да пов­то­ре­ни­ем хра­ни­ма.
И толь­ко ты,
                   лю­би­мая,
                                       од­на,
как му­зы­ка и жизнь, не­пов­то­ри­ма.
По­это­му и воль­ный бег вол­ны,
и мо­но­лог маг­но­лии ат­лас­ной
единст­вен­но­му име­ни вер­ны,
единст­вен­но­му име­ни под­в­ласт­ны,
по­это­му в при­мор­ское жильё
на цы­поч­ках за­гля­ды­ва­ет ле­то,
услы­шав, как ды­ха­ние твоё
сли­ва­ет­ся с ды­ха­ни­ем рас­све­та.

Не­воль­но при­хо­ди­ло в го­ло­ву, что этой гру­бо­ва­тостью он ограж­да­ет се­бя от не­ос­то­рож­но­го чу­жо­го сло­ва, ви­ди­мо, это очень ра­ни­мый че­ло­век. Вла­ди­мир пи­сал о про­с­тых и, ка­за­лось бы, при­выч­ных ве­щах — о мо­ре, о де­ревь­ях, о жи­вот­ных; он пи­сал о лю­дях, ко­то­рым труд­но и ко­то­рым не­об­хо­ди­ма по­мощь; он пи­сал о люб­ви и о Ро­ди­не, — но ска­зать обо всём этом умел так, что остать­ся рав­но­душ­ным к его сти­хам бы­ло не­воз­мож­но.