По вос­по­ми­на­ни­ям Ар­ха­ма Иска­ко­ва, Ку­нан­бай, пе­ре­дав браз­ды прав­ле­ния сы­новь­ям, пол­ностью по­свя­ща­ет се­бя де­лам ду­хов­ным. Глу­бо­ко по­гру­жа­ет­ся в мир свя­щен­но­го пи­са­ния, Ко­ра­на, пос­тит­ся, со­вер­ша­ет на­ма­зы. Бе­се­ду­ет на те­мы ве­ры и ре­ли­гии с мул­ла­ми, вни­ма­ет по­яс­не­ни­ям Га­бит­ха­на мул­лы.

И на­ко­нец в семь­де­сят один год Ку­нан­бай ре­ша­ет ис­пол­нить од­ну из пя­ти глав­ных за­по­ве­дей ис­ла­ма — от­пра­вить­ся в Мек­ку, свя­щен­ный го­род для всех му­суль­ман ми­ра, что­бы со­вер­шить па­лом­ни­чест­во-хадж. Со­би­ра­ет всех сво­их де­тей, род­ных и со­об­ща­ет им об этом.

Абая всег­да удив­лял сталь­ной ха­рак­тер и жиз­нен­ные прин­ци­пы от­ца Ку­нан­бая. И если для мно­гих ро­ди­чей это на­ме­ре­ние гла­вы ро­да ста­ло не­ожи­дан­ностью, то для Абая — нет. Абай знал, что отец го­то­вил­ся к па­лом­ни­чест­ву всю жизнь. Это шло из глу­би­ны его серд­ца.

Сам Ку­нан­бай пре­крас­но по­ни­мал, что пред­сто­ит не­лёг­кое ис­пы­та­ние. Объ­явив о пла­нах от­пра­вить­ся в Мек­ку, пред­при­нял сле­ду­ю­щие дейст­вия: во-пер­вых, всё своё иму­щест­во раз­де­лил на три час­ти и — раз­дал. Пер­вая до­ста­лась вну­кам и их ма­те­рям, остав­шим­ся без кор­миль­цев. Вто­рая часть — осталь­ным де­тям. Третья — близ­ким родст­вен­ни­кам и всем слу­жа­щим (ча­ба­нам, ско­то­во­дам и т. д.). В окру­ге эти дейст­вия ак­са­ка­ла ста­ли не­слы­хан­ным до­се­ле по­ступ­ком.

Сы­новья по­мог­ли от­цу со­брать­ся, про­дать скот, что­бы на­брать нуж­ную сум­му. Вот что пи­шет об этом ис­сле­до­ва­тель жиз­ни Ку­нан­бая, ав­тор кни­ги о нём, ака­де­мик-ис­то­рик Ер­лан Сы­ды­ков: «Преж­де чем объ­явить род­ным о ре­ше­нии пой­ти в хадж, Ку­нан­бай по­про­сил То­ле­би­ке и Бо­тан­тай при­вес­ти к не­му де­тей, пе­ре­дав, что хо­чет, по тра­ди­ции, дать им бла­го­сло­ве­ние — ба­та, — как гла­ва ро­да.

Ког­да вся семья до­бра­лась до его аула, Ку­нан­бай сна­ча­ла при­гла­сил в свою ком­на­ту снох, что­бы из­ло­жить по­же­ла­ние.

По рас­ска­зу Аха­та, жен­щи­ны во­шли и не­ожи­дан­но ока­за­лись по од­ну сто­ро­ну не­про­зрач­ной за­на­вес­ки, де­лив­шей ком­на­ту по­по­лам. Ку­нан­бай на­хо­дил­ся на дру­гой по­ло­ви­не, со­блю­дая ста­рин­ное пра­ви­ло, со­глас­но ко­то­ро­му свёкор и сно­хи не долж­ны ли­це­зреть друг дру­га. Тем са­мым хо­зя­ин до­ма вы­ка­зы­вал при­вер­жен­ность тра­ди­ци­ям.

— До­ро­гие мои, вы оста­лись без Ку­дай­бер­ды, од­на в трид­цать че­ты­ре го­да, дру­гая в двад­цать де­вять лет, — на­чал он речь из-за за­на­вес­ки. — Вы­рас­ти­ли и пра­виль­но вос­пи­та­ли де­тей. Своё ма­те­рин­ское чувст­во не ста­ли раз­ме­ни­вать на иную судь­бу, упо­тре­би­ли толь­ко на то, что­бы мои вну­ки ста­ли на­сто­я­щи­ми людь­ми. И вот те­перь ва­ши ста­ра­ния оправ­ды­ва­ют­ся, де­ти вы­рос­ли, ни от ко­го не ве­дая зла. Я в дол­гу пе­ред ва­ми. Обе­щаю дать всё, что по­же­ла­е­те. А ещё се­год­ня ска­жу всем де­тям и вну­кам, что­бы по­чи­та­ли вас всю жизнь.

Ку­нан­бай пе­ре­вёл ды­ха­ние. Ко­неч­но, он чувст­во­вал ви­ну за то, что не огра­дил не­вес­ток пол­ностью от при­тя­за­ний на их хо­зяйст­во. Ска­зать пря­мо об этом не мог или не же­лал. Но важ­но бы­ло дать по­нять о сво­их чувст­вах.

— Ку­дай­бер­ды был пер­вен­цем, единст­вен­ным сы­ном у ма­те­ри, умер мо­ло­дым, оста­вив ма­лень­ких де­тей, — про­дол­жал он. — Вы обе­ре­га­ли и рас­ти­ли их как без­за­щит­ных птен­цов. Я меч­тал, что­бы они не по­зна­ли го­ре­чи си­рот­ст­ва. Если кто-ни­будь уни­жал бы их или при­тес­нял, для ме­ня это бы­ло бы глу­бо­чай­шим го­рем. И вот моя меч­та сбы­лась бла­го­да­ря вам, мо­им сно­хам. Имен­но по­это­му счи­таю се­бя в дол­гу пе­ред ва­ми.

За­тем Ку­нан­бай дал бла­го­сло­ве­ние вну­кам и их ма­те­рям.

Ока­за­лось так, что до­брав­ше­му­ся до Мек­ки Ку­нан­баю и его спут­ни­кам не­где бы­ло оста­но­вить­ся на ноч­лег. Тог­да ре­ши­тель­ный Ку­нан­бай за­хо­дит к гла­ве го­ро­да, эми­ру, взяв с со­бой пе­ре­вод­чи­ка: про­сить вре­мен­но­го при­ста­ни­ща.

Вы­слу­шав мыр­зу, эмир по­ин­те­ре­со­вал­ся, из ка­ко­го тот на­ро­да.

К боль­шо­му огор­че­нию Ку­нан­бая, про ка­за­хов эмир не знал ни­че­го.

«— К нам со все­го ми­ра едут па­лом­ни­ки по­кло­нить­ся Ка­а­бе, но впер­вые слы­шу, что есть та­кой му­суль­ман­ский на­род, как ка­за­хи, — уди­вил­ся го­род­ской го­ло­ва. — И все ли ка­за­хи му­суль­ма­не?

— Да, ува­жа­е­мый, все, — от­ве­тил Ку­нан­бай. — Но не все зна­ют за­ко­ны ис­ла­ма.

— Ка­кие же тог­да они му­суль­ма­не? — воз­ра­зил эмир. — Они не­ве­ру­ю­щие, а Ал­лах не лю­бит не­ве­ру­ю­щих.

И по­до­зри­тель­но по­смот­рел на Ку­нан­бая. Тот по­спеш­но про­чёл по па­мя­ти ос­нов­ной, как он счи­тал, аят Ко­ра­на:

— Мы уве­ро­ва­ли в Ал­ла­ха, а так­же в то, что бы­ло нис­по­сла­но нам и что бы­ло нис­по­сла­но Иб­ра­хи­му, Ис­ма­и­лу, Ис­ха­ку, Йа­ку­бу и две­над­ца­ти сы­новь­ям Йа­ку­ба, что бы­ло да­ро­ва­но Му­се и Исе и что бы­ло да­ро­ва­но про­ро­кам их Гос­по­дом. Мы не де­ла­ем раз­ли­чий меж­ду ни­ми, и Ему од­но­му мы по­ко­ря­ем­ся.

И ли­цо эми­ра про­свет­ле­ло.

Ку­нан­бай по­лу­чил гос­те­вое по­ме­ще­ние для сво­ей груп­пы, но вер­нул­�