Лет­няя Мол­до­ва — это мяг­ко очер­чен­ные ли­нии хол­мов, неж­но-си­ре­не­вая ла­ван­до­вая дым­ка, яр­кие желт­ки под­сол­ну­хов. Это из­ви­ва­ю­ща­я­ся меж­ду хол­ма­ми си­няя лен­та Днест­ра и гу­с­тые ча­щи, ды­ша­щие же­лан­ной про­хла­дой. Это ста­рин­ные кре­пос­ти и усадьбы, ко­то­рые, да­же раз­ру­ша­ясь, бе­реж­но хра­нят дух про­ш­ло­го. Оча­ро­вы­ва­ясь эк­зо­ти­кой даль­них стран, мы с лёг­костью от все­го это­го от­ка­зы­ва­ем­ся. Но ка­ран­тин­ное ле­то всё из­ме­ни­ло: мол­да­ва­не, оду­рев от си­де­ния до­ма, ри­ну­лись в экскур­си­он­ные ту­ры по род­ной стра­не. Бу­дет ли это Со­рок­ская кре­пость или мо­на­с­ты­ри Ка­ла­раш­ско­го рай­о­на, так на­зы­ва­е­мый пра­во­слав­ный крест Мол­до­вы, Эй­фе­лев мост или цер­ковь Щу­се­ва — де­ло лич­но­го вку­са. А мож­но по­про­бо­вать всё, как де­ла­ет моя под­ру­га Сне­жа­на Пыс­ларь, из­вест­ный мол­дав­ский ком­по­зи­тор. И то вер­но: вдох­но­ве­ние то­же нуж­да­ет­ся в ком­пос­те. Вре­мя от вре­ме­ни Сне­жа­на вы­тя­ги­ва­ет и ме­ня. Впро­чем, я не силь­но со­про­тив­ля­юсь.

На этот раз по­езд­ка на­ме­ча­лась в се­ло По­хре­бя ком­му­ны Кош­ни­ца Ду­бос­сар­ско­го рай­о­на. По-рус­ски се­ло на­зы­ва­ет­ся По­гре­бы. При чём тут рус­ский, по­ду­ма­е­те вы. А при том! Свя­то-Алек­се­ев­ский или Свя­то-Алек­си­ев­ский храм, что на­хо­дит­ся в са­мом цент­ре се­ла, име­ет к Рос­сии не­по­средст­вен­ное от­но­ше­ние. По­стро­ен он был в 1912 го­ду по ука­зу ца­ря Ни­ко­лая Вто­ро­го. У его сы­на, це­са­ре­ви­ча Алек­сея, как из­вест­но, бы­ла ге­мо­фи­лия — на­следст­вен­ная бо­лезнь по ли­нии ма­те­ри-нем­ки. По ле­ген­де, что­бы из­ле­чить на­след­ни­ка пре­сто­ла, Гри­го­рий Рас­пу­тин пред­ло­жил воз­вес­ти на за­пад­ных окра­и­нах Рос­сий­ской им­пе­рии две­над­цать церк­вей. Из-за вой­ны за­мы­сел был осу­щест­влён не пол­ностью: по­стро­и­ли все­го семь, и на­ша мол­дав­ская — од­на из них. Я, ко­неч­но, слы­ша­ла об этом уни­каль­ном па­мят­ни­ке ар­хи­тек­ту­ры, но ви­деть не ви­де­ла. Зна­чит, на­до ехать!

И тут ока­за­лось, что две­над­ца­тое ав­гус­та — чис­ло, на ко­то­рое на­ме­че­на по­езд­ка, — это день рож­де­ния це­са­ре­ви­ча. На­до же ка­кое со­впа­де­ние! Но не успе­ли мы уди­вить­ся, как снеж­ным ко­мом об­ру­ши­лось но­вое из­вес­тие: по­езд­ка пе­ре­но­сит­ся на бо­лее позд­ний срок. Что это, знак не­бес, мол, си­ди­те до­ма, или всё-та­ки на пре­одо­ле­ние… Ведь в се­ло По­гре­бы мож­но до­брать­ся и без вся­ких экскур­сий, сво­им хо­дом. Сколь­ко раз в жиз­ни сто­я­ла я пе­ред по­доб­ным вы­бо­ром: ждать, что си­ту­а­ция вы­ру­лит са­ма, не всту­пая с судь­бой в спор, или ид­ти на та­ран? На этот раз му­чи­лись мы вдво­ём со Сне­жа­ной. Ещё и с марш­рут­ка­ми бы­ло не­яс­но. На вре­мя ка­ран­ти­на гра­фик дви­же­ния транс­пор­та пре­тер­пел из­ме­не­ния, не­ко­то­рые рей­сы во­об­ще от­ме­ни­ли. В об­щем, фак­то­ров «за» и «про­тив» бы­ло при­мер­но по­ров­ну. «Сей­час или ни­ког­да» — вспом­нил­ся дру­гой жиз­нен­ный прин­цип, и мы рва­ну­ли на ки­ши­нёв­ский ав­то­вок­зал.

Марш­рут­ка — это всег­да ис­пы­та­ние. Де­ло тут не в жа­ре или в обя­за­тель­ной по ны­неш­ним вре­ме­нам мас­ке. Я дав­но за­ме­ти­ла, что все во­ди­те­ли ме­ло­ма­ны. Это не они слу­ша­ют при­ми­тив­ную му­зы­ку, это пе­ре­да­чи та­кие, уго­ва­ри­ва­ли мы со Сне­жей собст­вен­ные уши, на­всег­да ис­пор­чен­ные выс­шим му­зы­каль­ным об­ра­зо­ва­ни­ем. С дру­гой сто­ро­ны, не Ваг­не­ра же им слу­шать — уснут. Лад­но, да­же в по­ст­со­вет­ском шан­со­не мож­но най­ти смысл. Осо­бен­но если пред­ста­вить кар­тин­ку. Вот глав­ный ге­рой, ин­те­рес­ный муж­чи­на хо­ро­шо за со­рок, си­дит в рес­то­ра­не. Пе­ред ним на­по­ло­ви­ну пус­тая бу­тыл­ка вод­ки. Взгляд муж­чи­ны за­ту­ма­нен ал­ко­го­лем, на ду­ше пе­чаль. Го­ды про­ле­те­ли не­за­мет­но, по­се­реб­рив вис­ки. За пле­ча­ми два бра­ка: из пер­во­го ушёл он сам, во вто­ром бро­си­ли его. Де­ти вы­рос­ли — от от­ца толь­ко день­ги и нуж­ны. Ох, жизнь-зло­дей­ка… И ску­пая муж­ская сле­за, ми­но­вав лёг­кую не­бри­тость ще­ки, ка­па­ет в рюм­ку с вод­кой. На­про­тив стра­даль­ца си­дит жен­щи­на и со­чувст­вен­но ки­ва­ет. Это быв­шая од­нок­лас­сни­ца, с воз­рас­том она раз­доб­ре­ла, та­лия за­плы­ла. Од­на­ко в це­лом до­воль­но ап­пе­тит­ная. То­же раз­ве­де­на. Мо­жет, и сло­жит­ся у них, поды­то­жи­ли мы со Сне­жа­ной, под мас­ка­ми да­вясь от сме­ха. Шан­сон он та­кой — шан­сон.

По­том му­зы­ка ис­чез­ла, остал­ся толь­ко вид за ок­ном. Хол­мы взды­ма­лись как вол­ны. Ка­за­лось, ещё не­мно­го — и они со­льют­ся с без­уп­реч­ным по чис­то­те не­бом. Но не­бо, по­ма­нив, взле­та­ло вверх. Не до­тя­нуть­ся. И хол­мы разо­ча­ро­ван­но пе­ре­те­ка­ли в по­ля. По­след­ние то зе­ле­не­ли, а то, ис­су­шён­ные па­ля­щим солн­цем, вспы­хи­ва­ли зо­ло­том. Впе­ре­ди по­ка­зал­ся Днестр, в этом го­ду он осо­бен­но пол­но­во­ден. Пе­ре­езд че­рез мост был как пе­ре­ход в дру­гую ре­аль­ность. Ле­ни­во-не­спеш­ная сель­ская жизнь, по срав­не­нию с го­род­ской, вы­гля­дит так, буд­то всё про­ис­хо­дит в за­мед­лен­ной съём­ке. Сёла по­хо­жи меж­ду со­бой, как сёст­ры-близ­не­цы: до­ми­ки, ма­га­зин, шко­ла, дет­ский сад, цер­ковь, сно­ва до­ми­ки… Про­ез­жая, мы рас­смат­ри­ва­ли их, как рас­смат­ри­ва­ют в ма­га­зи­не книж­ку с кар­тин­ка­ми, на­вер­ня­ка зная, что не ку­пят. То же са­мое мож­но ска­зать о по­пут­чи­ках, ко­то­рые вы­хо­ди­ли из марш­рут­ки один за дру­гим, на­всег­да ис­че­зая из на­шей жиз­ни.

Вот на­ко­нец и По­гре­бы. К это­му вре­ме­ни в марш­рут­ке оста­лись толь­ко мы со Сне­жа­ной и ка­кой-то муж­чи­на, си­дев­ший ря­дом с во­ди­те­лем. Стран­но, я не пом­ню ни од­но­го, ни дру­го­го, но хо­ро­шо пом­ню вы­ра­же­ние удив­ле­ния на ли­цах, ког­да Сне­жа­на за­да­ла во­прос про Свя­то-Алек­се­ев­скую цер­ковь. Удив­ле­ние и что-то ещё… ува­же­ние? «Она че­рез до­ро­гу», — ска­зал во­ди­тель, вы­са­жи­вая нас. Мы по­бла­го­да­ри­ли и вы­шли. И сра­зу уви­де­ли её.

Пер­вое, что бро­си­лось в гла­за, — у церк­ви не бы­ло ку­по­ла. На­чи­тав­шись ин­фор­ма­ции в ин­тер­не­те, мы уже зна­ли, что храм серь­ёз­но по­стра­дал во вре­мя Вто­рой ми­ро­вой вой­ны. Все­му ви­ной рас­по­ло­же­ние: на хол­ме, от­ку­да хо­ро­шо про­смат­ри­ва­ют­ся оба бе­ре­га Днест­ра. Нем­цы ре­ши­ли, что это ог­не­вой дот, вот и лу­пи­ли по церк­ви со всей ду­ри. Как она, бед­нень­кая, вы­сто­я­ла?! Впро­чем, цер­ковь бы­ла хо­ро­ша да­же без ку­по­ла. Вся из бе­ло­го кам­ня, гре­чес­кий пор­тик с не­боль­ши­ми ко­лон­на­ми на вхо­де, за­круг­лён­ные сверху ок­на… На не­ко­то­рых ок­нах со­хра­ни­лись рез­ные ре­шёт­ки, но боль­шинст­во гля­де­ли пу­с­ты­ми глаз­ни­ца­ми. Вре­ме­на­ми че­рез эту пус­то­ту вид­не­лось не­бо. Тог­да ка­за­лось, что ок­на смот­рят с без­мя­теж­ной го­лу­биз­ной. Так смот­рят на мир мла­ден­цы или глу­бо­кие стар­цы. Пер­вые — не по­до­зре­вая ни о чём, вто­рые — зная всё.

Крас­ные кре­с­ты на церк­ви ка­за­лись кро­во­то­ча­щи­ми ра­на­ми. Не они ли спас­ли её от раз­ру­ше­ния? Кре­с­ты бы­ли раз­ные. Мы рас­поз­на­ли Ан­дре­ев­ский крест — сим­вол Рос­сии. Поз­же про­чи­та­ли и про дру­гие, на­при­мер, про крест «Зна­ме­ние по­бе­ды». Ка­кая по­бе­да име­лась в ви­ду? Са­мый оче­вид­ный от­вет: по­бе­да над бо­лезнью це­са­ре­ви­ча. Или всё-та­ки по­бе­да ду­ха над плотью…

Зай­ди в храм бы­ло не­воз­мож­но — две­ри за­ло­же­ны ка­мен­ной клад­кой. От­кры­то толь­ко с од­ной сто­ро­ны, да и то вход был пе­ре­го­ро­жен же­лез­ны­ми брусь­я­ми. Че­рез них про­смат­ри­вал­ся за­рос­ший тра­вой прос­тор­ный зал, в глу­би­не ко­то­ро­го на сте­не вид­не­лась ико­на: Бо­го­ма­терь с Мла­ден­цем.

Мы об­хо­ди­ли цер­ковь круг за кру­гом, не ка­са­ясь стен, лишь ос­то­рож­но по­смат­ри­вая. Как буд­то да­же взгля­ды мог­ли осквер­нить кра­со­ту и чис­то­ту. Пос­ле вой­ны, обез­глав­лен­ная, она так и сто­я­ла без де­ла. Бы­ла бы ка­кая-ни­ка­кая кры­ша, быст­ро на­шли бы при­ме­не­ние: ки­но­те­атр, сель­ский клуб, склад, на­ко­нец, — при со­вет­ской влас­ти судь­бы церк­вей бы­ли пред­ска­зу­е­мы. Но да­же в те вре­ме­на отыс­кать в се­ле тех, кто осме­лит­ся стро­ить обыч­ную кры­шу на мес­те цер­ков­но­го ку­по­ла, ду­маю, бы­ло слож­но. Сель­ские — лю­ди бо­го­бо­яз­нен­ные. Так и сто­я­ла она, при­хо­дя в за­пус­те­ние, рас­се­ян­но гля­дя на чуж­дую ей жизнь, но боль­ше в глубь се­бя. В де­вя­но­с­тые го­ды про­ш­ло­го ве­ка всё мог­ло бы из­ме­нить­ся: ве­ра воз­рож­да­лась, церк­ви вос­ста­нав­ли­ва­ли. Но и это её не кос­ну­лось. В ней по-преж­не­му зву­ча­ли преж­ние служ­бы, на од­ну из них, са­мую пер­вую, да­же при­ез­жал кто-то из цар­ской семьи. Если под­нап­рячь слух, на­вер­ня­ка мож­но услы­шать го­ло­са…

Я по­до­шла к хра­му и кос­ну­лась ру­кой. По­че­му-то сжа­лось серд­це.

— Мы долж­ны сю­да вер­нуть­ся, — вне­зап­но ска­за­ла Сне­жа­на.

Я толь­ко мол­ча кив­ну­ла: да. А что го­во­рить, если эта цер­ковь при­тя­ги­ва­ла к се­бе, как маг­ни­том. От­сю­да и ухо­дить-то не хо­те­лось. Не­уди­ви­тель­но, что мы вер­ну­лись. И — вот чу­до! — на этот раз брусья убра­ли, вход был от­крыт.

Вы ког­да-ни­будь сто­я­ли под ку­по­лом не­бес? А мы сто­я­ли. Че­рез круг­лое отвер­стие в сво­де на нас лил­ся ров­ный го­лу­бой свет. Про­све­чи­вая нас на­ск­возь, он, ка­за­лось, ви­дел всё: мыс­ли, меч­ты, про­ш­лое, на­сто­я­щее, бу­ду­щее. Это не страш­но, нет, прос­то по­ни­ма­ешь, что за каж­дую свою мысль не­сёшь от­вет­ст­вен­ность. Ин­те­рес­но, если спро­сить про бу­ду­щее, он от­ве­тит? Я вски­ну­ла го­ло­ву — вы­со­ко в не­бе взмет­ну­лась и сра­зу про­па­ла па­ра лас­то­чек. «Сне­жа, ты ви­де­ла, ви­де­ла?!« — чуть не вскри­ча­ла я. «Ко­го?» — по­че­му-то ис­пу­га­лась та. Всё пра­виль­но, у всех свои зна­ки, не­за­чем озву­чи­вать это вслух.

Две­над­ца­тое ав­гус­та, две­над­ца­тый год, две­над­цать церк­вей, сим­во­лы, зна­ки… Ка­кие тай­ны хра­нит эта цер­ковь?

«Мы долж­ны сю­да вер­нуть­ся», — фра­за реф­ре­ном зву­ча­ла на об­рат­ном пу­ти в Ки­ши­нёв.