
Феодосия. Выйти на остановке автобуса «Кинотеатр „Украина“», подняться вверх по улице Боевой к дому номер один, войти в прохладный подъезд, позвонить в квартиру на первом этаже… Сколько раз я проделывал этот путь, чтобы услышать гостеприимный, богатый интонациями голос худощавого, улыбающегося человека… Семён Михайлович Пивоваров.
Он ровесник моей мамы, и было бы проще всего сказать, что Семён Михайлович относился ко мне отечески. Но ничего подобного не наблюдалось, он сразу же, ещё давно, обозначил характер наших взаимоотношений: мы друзья, коллеги, мы равны друг другу. И в этом не было никакой натяжки или нарочитости, других отношений он просто не признавал, при этом о фамильярности не могло идти и речи. Он внимательно слушал то, что я говорил, а говорил я обычно много, воодушевлённый его вниманием, дождавшись, пока я закончу, и выдержав паузу, чтобы убедиться, что я больше ничего не собираюсь добавить, он отвечал. Не вступал в спор, не переубеждал, просто говорил своё мнение и чувствовал, что его рассудительная мудрость одолевает мой юный задор.
Сколько раз обсуждали мы с ним события 90-х годов! Вздохнув, он мягко брал меня за плечо, охлаждая моё острое возмущение беспределом пришедших к власти «демократов».
— Юрий, вы думаете, мне легко отречься от прошлого? Ведь я верил в идею, я коммунист, и в партию вступал не ради карьеры и чего-то там такого. Вы же видите, советский строй в прежнем виде оставаться не мог, нужны были принципиальные перемены, и вот люди пытаются что-то менять, получается не очень хорошо, даже совсем нехорошо, так, может быть, не те люди за всё это взялись, не знаю, но совсем ничего не делать было уже невозможно. Вы согласны со мной?
Он не учил, не поучал, он наталкивал на мысли, которые позже приходили мне в голову, как свои собственные.
— Каждый политик, если, конечно, он не явный подлец и предатель, стремится сделать что-то хорошее для страны, поэтому им нужно научиться друг друга слушать, чтобы извлечь из речей друг друга какое-то зерно истины, нельзя сразу же считать врагом того, чьи предложения тебе не понравились.
И вот теперь, через много лет вспоминая слова Семёна Михайловича, я думаю о том, как не хватает многим руководителям, да и обычным гражданам, этой спокойной мудрости; процесс, когда люди не хотят слушать и слышать друг друга, усугубляется, став политически и социально опасным. Презрение к «быдлу» с одной стороны и поиск врагов с другой приобретает угрожающе уродливые формы.
А вот как сказал Семён Михайлович, когда речь в одной из наших длинных бесед зашла о том, что такое счастье:
— Понимаете, для всех — счастье разное. Что такое счастье для меня? Во-первых, что я дожил до этих дней, когда многие ровесники уже ушли из жизни. Во-вторых, сейчас свобода мысли, я могу писать, критиковать, как хочу и кого хочу. В-третьих, у меня есть семья — дети, внуки, даже правнуки, разве это не счастье? Счастье во многом. Иногда мы понимаем его задним числом. Многие больные люди не могут ходить: для такого человека счастье — просто погулять по улице. Я остался живой в войну — это огромное счастье. А для другого человека счастье — украсть деньги, построить хоромы. Счастье — понятие растяжимое, сложное.
Однажды я удивился:
— Все привыкли к тому, что вы пишете только сатиру. Но ведь вы воевали, неужели у вас нет стихов о войне?
И Семён Михайлович прочитал мне своё стихотворение о первом дне войны, по-юношески непритязательное, но очень искреннее:
И снова струны памяти задеты,
И вновь к бумаге тянется перо…
В тот день пришли
центральные газеты
Ещё без сводки Совинформбюро.
И сны ещё нам мирные приснились,
И песен мы не знали фронтовых,
И матери ещё не поделили
Своих детей на мёртвых и живых.
А смерть уже носилась по дорогам,
Кружила в нашем небе голубом…
Бедою, расставанием, тревогой
Война уже входила в каждый дом.
Она пришла, но мы ещё не знали,
Где враг пришёл,
где встретил он заслон,
Как наши парни стойко умирали,
Последний израсходовав патрон.
Не знали мы, какие ждут нас беды,
Не знали, что четыре ждать весны.
Но в первый день
мы верили в Победу
Не меньше, чем
в последний день войны.
***
Большой войны ровесник,
С годами стал я стар.
Звучат другие песни,
Друг