По­эт и тан­цов­щи­ца

Пе­ред отъ­ез­дом из Лон­до­на в Рос­сию она по­шла к га­дал­ке. Та на­га­да­ла ей дол­гую до­ро­гу, мно­го ра­дос­тей и пе­ча­лей, но­вую лю­бовь и за­му­жест­во. Что ещё мо­жет на­га­дать га­дал­ка? Ког­да она услы­ша­ла, что вый­дет в да­лёкой снеж­ной Рос­сии за­муж — рас­сме­я­лась. Она, Ай­се­до­ра, ко­то­рая всег­да вы­сту­па­ла за сво­бод­ные от­но­ше­ния меж­ду жен­щи­ной и муж­чи­ной — и за­муж? Это­го ни­ког­да не бу­дет, по­то­му что не мо­жет быть ни­ког­да. Опыт­ная пред­ска­за­тель­ни­ца рас­тя­ну­ла рот в улыб­ке, от­ве­ти­ла: «По­жи­вём — уви­дим». На том и рас­ста­лись. Она за­бы­ла сло­ва га­дал­ки и вспом­ни­ла о них толь­ко пос­ле встре­чи с Есе­ни­ным…

Це­на сво­бо­ды

В 1921 го­ду жизнь за­хлест­ну­ла её мёрт­вой пет­лей — по­за­ди оста­лись встре­чи и раз­лу­ки, тра­ги­чес­кая ги­бель де­тей, Пат­ри­ка и Дер­д­ри, взлёты и па­де­ния в ис­кус­ст­ве. Впе­ре­ди её ожи­да­ли ста­рость, не­из­беж­ный уход со сце­ны, заб­ве­ние.

Мир по­вер­нул­ся к ней спи­ной — в од­но­часье ис­чез­ли зна­ме­ни­тые лю­бов­ни­ки, вер­ные друзья про­па­ли, вос­тор­жен­ные по­клон­ни­ки отвер­ну­лись. Она по­па­ла в ту­пик, схо­ди­ла с ума от жен­ско­го оди­но­чест­ва и на­хо­ди­лась на гра­ни са­мо­убийст­ва. Сил и средств на­чать но­вую жизнь не бы­ло.

Она счи­та­ла, что всё, что с ней про­ис­хо­дит, это рас­пла­та за её слиш­ком са­мос­то­я­тель­ную и не­за­ви­си­мую жизнь в об­щест­ве, со­здан­ном ис­клю­чи­тель­но для сво­бод­ных муж­чин. Она до­би­лась в этом не­спра­вед­ли­вом об­щест­ве — сво­бо­ды, но це­на, ко­то­рой она за неё рас­пла­чи­ва­лась, бы­ла слиш­ком вы­со­ка.

Как всег­да бы­ва­ет в жиз­ни, спа­се­ние при­шло не­ждан­но-не­га­дан­но, от­ту­да, от­ку­да она его не ожи­да­ла. Со­вет­ское пра­ви­тельст­во при­сла­ло ей при­гла­ше­ние при­ехать в но­вую Рос­сию и от­крыть в Моск­ве шко­лу тан­ца для ода­рён­ных де­тей.

Она всег­да лю­би­ла эту стран­ную, за­га­доч­ную, снеж­ную стра­ну, бы­ва­ла в ней до Ок­тябрьс­ко­го пе­ре­во­ро­та, а пос­ле не­го с сим­па­ти­ей от­но­си­лась к боль­ше­ви­кам, ре­шив­шим пе­ре­уст­ро­ить не толь­ко Рос­сию — весь мир.

Ста­ре­ю­щая Ай­се­до­ра ра­достью при­ня­ла при­гла­ше­ние и ри­ну­лась в Моск­ву, как ба­боч­ка на огонь. Разо­ча­ро­ван­ная в одрях­лев­шей бур­жу­аз­ной Ев­ро­пе, она ве­ри­ла, что боль­ше­ви­кам уда­лось со­здать рай на зем­ле. Но рая на зем­ле, как всег­да, по­стро­ить не по­лу­чи­лось, од­на­ко «рай­ский ост­ро­вок» — шко­лу тан­цев, ку­да ро­ди­те­ли при­во­ди­ли под­кор­мить по­лу­го­лод­ных де­тей, устро­ить ей уда­лось.

«Solotaja golova…»

Влас­ти предо­ста­ви­ли ба­ле­ри­не и её и при­ём­ной до­че­ри Ир­ме ог­ром­ный особ­няк на Пре­чис­тен­ке.

Треть­е­го де­каб­ря 1921 го­да она от­кры­ла шко­лу, де­ти тан­це­ва­ли со­чи­нён­ный ею та­нец «Ин­тер­на­ци­о­нал». Та­нец имел успех на са­мом вер­ху, ей ста­ли вся­чес­ки по­мо­гать.

Она об­ща­лась не толь­ко с вид­ны­ми боль­ше­ви­ка­ми, но и с пи­са­те­ля­ми, му­зы­кан­та­ми, ар­тис­та­ми. В тот ве­чер её с не­тер­пе­ни­ем жда­ли у Ге­ор­гия Яку­ло­ва. Ху­дож­ник дер­жал бо­гем­ный са­лон, в нём со­би­ра­лись все зна­ме­ни­тос­ти Моск­вы.

Ког­да она по­яви­лась, ей под­нес­ли пол­ный ста­кан вод­ки и за­ста­ви­ли вы­пить по рус­ско­му обы­чаю до дна. Она вы­пи­ла и в из­не­мо­же­нии при­лег­ла на ку­шет­ку. В этот мо­мент в гос­ти­ную вле­тел Сер­гей Есе­нин…

Пья­ная, она тан­це­ва­ла всю ночь. Он, еле дер­жав­ший­ся на но­гах, вза­хлёб чи­тал свои сти­хи:

По-осен­не­му кы­чет со­ва
Над раз­доль­ем до­рож­ной ра­ни.
Об­ле­та­ет моя го­ло­ва,
Куст во­лос зо­ло­ти­с­тый вя­нет…

По­эт был по­хож на её сы­на Пат­ри­ка, она не вы­дер­жа­ла и вдруг при­жа­ла его к се­бе, по­гру­зи­ла ру­ки в свет­лые во­ло­сы и вы­дох­ну­ла: «Solotaja golova…»

Они ни­ко­го не за­ме­ча­ли во­круг. Он про­дол­жал чи­тать сти­хи, од­но за дру­гим, она ни­че­го не по­ни­ма­ла, но серд­цем чувст­во­ва­ла му­зы­ку чу­жих слов и го­то­ва бы­ла пой­ти за ним ку­да угод­но, если он по­зо­вёт. Он по­звал. На рас­све­те они вы­шли от Яку­ло­ва, Сер­гей клик­нул из­воз­чи­ка, дре­мав­ший вань­ка оч­нул­ся, взмах­нул кну­том и оса­дил ло­ша­дей пря­мо пе­ред ни­ми. Они усе­лись в про­лёт­ку и по­еха­ли к ней на Пре­чис­тен­ку…

На­ру­ше­ние обе­та

Озяб­ши­ми ду­ша­ми они по­тя­ну­лись друг к дру­гу. Ей бы­ло уже со­рок че­ты­ре го­да, ему ещё двад­цать семь. Она нуж­да­лась в му­же-ре­бён­ке, он — в же­не-ма­те­ри. Он на­зы­вал её Иза­до­ра, она его — Серь­о­жей.

С рус­ским по­этом Ай­се­до­ра на­ру­ши­ла обет, ко­то­рый да­ла се­бе в ран­ней юнос­ти, — ни­ког­да не всту­пать в брак, по­сколь­ку счи­та­ла, что он уни­жа­ет жен­щи­ну. Ах, как она бы­ла пра­ва! Их брак ока­зал­ся имен­но та­ким, про­дол­жал­ся не­дол­го и за­кон­чил­ся пол­ным про­ва­лом.

Со­вмест­ная жизнь не за­ла­ди­лась с са­мо­го на­ча­ла. Ре­бёнок-муж ме­нял­ся на гла­зах. Быть же­ной и ма­терью од­нов­ре­мен­но по­лу­ча­лось пло­хо, ей хо­те­лось фи­зи­чес­кой люб­ви, а он вре­ме­на­ми ис­пы­ты­вал к ней на­сто­я­щее отвра­ще­ние. И ни­че­го не мог с со­бой по­де­лать, страсть про­шла. Ког­да лю­бил, был как сле­пой, ни­че­го не ви­дел и не за­ме­чал. Ког­да про­зрел, уви­дел ста­рую жен­щи­ну с по