П44 По­доль­ский Л. Рас­пад. Ро­ман. М.: «Вест-Кон­сал­тинг», 2019. 536 с.

ISBN 978-5-91865-566-5

О том, с че­го на­чи­на­ет­ся Ро­ди­на, в не­дав­нем про­ш­лом зна­ли да­же де­ти, ибо од­но­и­мён­ная пес­ня зву­ча­ла в эфи­ре час­то, а сло­ва Ма­ту­сов­ско­го за­по­ми­на­лись сра­зу и на­дол­го. «С че­го на­чи­на­ет­ся Ро­ди­на? С кар­тин­ки в тво­ём бук­ва­ре, с хо­ро­ших и вер­ных то­ва­ри­щей, жи­ву­щих в со­сед­нем дво­ре…» Се­год­ня и пес­ня поч­ти по­за­бы­та, да и по­ня­тие Ро­ди­ны, воз­мож­но, впи­сы­ва­ет­ся в не­сколь­ко иной ас­со­ци­а­тив­ный ряд.

А с ка­ких кар­ти­нок и дру­зей-то­ва­ри­щей на­чи­на­ет­ся рас­пад этой са­мой Ро­ди­ны? И вмес­те с ним (или да­же рань­ше) — рас­пад лич­нос­ти, ми­ро­воз­зре­ния, вза­и­мо­от­но­ше­ний, сис­те­мы влас­ти, в кон­це кон­цов? Пе­сен об этом не по­ют. А вот ро­ман — на­пи­сан. Он так и на­зы­ва­ет­ся — «Рас­пад», и в нём Лео­нид По­доль­ский чест­но, от­кро­вен­но, под­роб­но и увле­ка­тель­но рас­ска­зы­ва­ет и рас­суж­да­ет о том, что про­ис­хо­ди­ло в стра­не на про­тя­же­нии про­ш­ло­го ве­ка, при­чём без мо­ра­ли­за­тор­ст­ва и на­зи­да­тель­ных ин­то­на­ций и, глав­ное, не на­ста­и­вая на сво­ей аб­со­лют­ной право­те, не утверж­дая её в ка­чест­ве дог­мы. На стра­ни­цах кни­ги раз­во­ра­чи­ва­ет­ся, как пи­са­ли в школь­ных учеб­ни­ках по ли­те­ра­ту­ре, па­но­ра­ма жиз­ни не­сколь­ких по­ко­ле­ний не­сколь­ких се­мей, про­шед­ших сквозь не­мыс­ли­мые ис­пы­та­ния ве­ка, ко­то­рый на­зы­ва­ют то ли атом­ным, то ли кро­ва­вым. Ведь имен­но в этом ве­ке по­лы­ха­ли две ми­ро­вые вой­ны, ло­ма­ли судь­бы мил­ли­о­нам лю­дей ре­во­лю­ции, вос­хо­ди­ла и па­да­ла звез­да ком­му­низ­ма…

А мы из ушед­шей эпо­хи,
Где бро­дят за­бы­тые сны,
Где де­лят­ся кро­хи, как вдо­хи,
На эхо ог­ром­ной стра­ны.
Мы пом­ним и не за­бы­ва­ем,
От­ку­да, за­чем и ку­да.
Меч­ты о нес­быв­шем­ся рае,
Сго­рая, не га­сит звез­да.
(Сти­хи в статье ав­то­ра Вла­ди­ми­ра Спек­то­ра. — При­меч. ред.)

Меч­ты не всег­да рож­да­ют вдох­но­ве­ние и ро­ман­ти­чес­кие устрем­ле­ния. Не­ред­ко они пе­ре­хо­дят в за­висть, и пла­ны ре­а­ли­за­ции их при этом стро­ят­ся на ко­рыст­ных рас­чётах и зло­рад­ной мес­ти. Увы, та­кие меч­та­ния свойст­вен­ны и боль­шинст­ву ге­ро­ев ро­ма­на, сре­ди ко­то­рых учё­ные и пар­тий­ные де­я­те­ли, но­мен­кла­тур­ные влас­то­люб­цы и те, ко­го при­ня­то бы­ло на­зы­вать «про­с­ты­ми со­вет­ски­ми людь­ми», не­за­ви­си­мо от то­го, го­род­ские они жи­те­ли или сель­ские… Вот и од­на из глав­ных ге­ро­инь, про­фес­сор Ма­ев­ская, це­ле­уст­рем­лён­ная, чес­то­лю­би­вая, об­лас­кан­ная в своё вре­мя зва­ни­я­ми и на­гра­да­ми, под ко­нец карь­е­ры от­ча­ян­но, все­ми си­ла­ми и спо­со­ба­ми го­то­ва бо­роть­ся за своё мес­то под тёп­лым но­мен­кла­тур­ным солн­цем уда­чи. При­том что по на­ту­ре она со­вер­шен­но не злоб­ный мон­стр, на­обо­рот, все добрые ка­чест­ва в её ха­рак­те­ре за­ло­же­ны. В юном воз­рас­те, мо­ло­дым спе­ци­а­лис­том, она ста­ла хи­рур­гом во фрон­то­вом гос­пи­та­ле, про­явив при этом му­жест­во и уме­ние, зна­ние и от­зыв­чи­вость. Бы­ла, ка­за­лось, лю­бовь и свет­лые ожи­да­ния… Но она их от­ри­ну­ла, вы­брав на­уку и карь­е­ру, чья по­зо­ло­чен­ная лест­ни­ца обя­за­тель­но идёт в ни­ку­да. Тем не ме­нее вот как она вспо­ми­на­ет кон­церт фрон­то­вой агит­бри­га­ды и те чувст­ва, ко­то­ры­ми бы­ли ох­ва­че­ны слу­ша­те­ли — вра­чи, мед­сест­ры, выз­до­рав­ли­ва­ю­щие бой­цы:

«Же­ня не смог­ла бы опи­сать сло­ва­ми это чувст­во — в нём бы­ли гор­дость, ра­дость, свет­лая пе­чаль и бес­ко­неч­ная лю­бовь ко всем этим лю­дям, со­хра­нив­шим, не­смот­ря на боль, ра­ны, по­те­ри дру­зей и близ­ких, свою жи­вую ду­шу. Та­ких лю­дей не­льзя по­бе­дить, та­кую стра­ну не­льзя по­ста­вить на ко­ле­ни, — с гор­достью, и ка­ким-то не­обык­но­вен­ным вос­тор­гом ду­ма­ла она. Не прос­то ду­ма­ла — чувст­во­ва­ла, по­то­му что в этот мо­мент мыс­ли и чувст­ва сли­лись в ней во­еди­но, и все они, си­дев­шие на скамь­ях, или пря­мо на по­лу, и ра­не­ные, ле­жав­шие на но­сил­ках и на кро­ва­тях, и ар­ти­с­ты на сце­не, и не­сколь­ко де­ре­вен­ских ста­рух и жен­щин с деть­ми, пе­ре­жив­ших весь ад бо­ёв, — все они бы­ли еди­ный ор­га­низм, один на­род, из мно­гих кор­ней — од­но де­ре­во».

И всё же она — за­кон­чен­ный про­дукт сво­е­го вре­ме­ни, вос­пи­тан­ный его жес­то­костью, ли­це­ме­ри­ем и не­тер­пи­мостью. Она, про­шед­шая страш­ные, раз­ру­ша­ю­щие пси­хи­ку кам­па­нии борь­бы с «вра­ча­ми-вре­ди­те­ля­ми», с кос­мо­по­ли­та­ми и про­чи­ми «вра­га­ми на­ро­да», со­хра­ни­ла в ду­ше не толь­ко страх, но и го­тов­ность от­ве­тить уда­ром на удар. Уда­ром, воз­мож­но, из то­го же ар­се­на­ла, что был при­сущ тем вро­де ка­нув­шим в про­ш­лое ан­ти­ге­ро­ям.

«…Да, это — от тех вре­мён. От их ди­кой, вар­вар­ской не­тер­пи­мос­ти… Во­шло в при­выч­ку клей­мить и гро­мить. Зна­ла же, всег­да зна­ла, что зло по­рож­да­ет толь­ко зло, не­спра­вед­ли­вость — толь­ко не­спра­вед­ли­вость. И всё-та­ки гро­ми­ла… Homo homini lupus est (че­ло­век че­ло­ве­ку волк), — не­ожи­дан­но вспом­ни­ла она. Это бы­ла чуть ли не единст­вен­ная ла­тин­ская по­го­вор­ка, ко­то­рую она усво­и­ла в ин­сти­ту­те. В са­мый раз вспом­ни­ла. Ев­ге­ния Мар­ков­на уви­де­ла жизнь имен­но та­кой: ве�