По волне моей памяти

Владимир Дараган

​

Собеседница. В тумане или первая охота. Солнечное утро.

Три рассказа

Собеседница 

Я ни­ког­да не лю­бил быть один, но иног­да при­хо­ди­лось. Осо­бен­но у ба­буш­ки, где друзья жи­ли да­ле­ко и в плохую по­го­ду все си­де­ли по до­мам. Тог­да я стал мыс­лен­но раз­го­ва­ри­вать с ге­ро­я­ми книг. Книг у ба­буш­ки бы­ло ма­ло, и ге­ро­ев то­же по­лу­ча­лось не­мно­го. Из «Ска­зок на­ро­дов ми­ра» мне по­нра­ви­лась толь­ко прин­цес­са. На по­след­ней стра­ни­це ка­кой-то сказ­ки она шла под ру­ку с прин­цем, ко­то­рый был не­за­мед­ли­тель­но за­шт­ри­хо­ван. Мне осо­бен­но нра­ви­лось прин­цес­си­но платье, точ­нее его вы­со­кий сто­я­чий во­рот­ник слож­ной фор­мы. Вот за во­рот­ник я в неё поч­ти влю­бил­ся и при­гла­сил её к се­бе в гос­ти.

Сна­ча­ла я по­ка­зал ей мой те­атр, сде­лан­ный в поч­то­вом фа­нер­ном ящи­ке. Внут­ри ящик был окле­ен не­мыс­ли­мо кра­си­вой бар­хат­ной бу­ма­гой виш­нёво­го цве­та и осве­щал­ся цвет­ны­ми лам­поч­ка­ми из на­бо­ра «Юный элек­тро­тех­ник». На сце­не сто­я­ли вы­ре­зан­ные из книж­ки Бу­ра­ти­но и Маль­ви­на.
— Ни­че­го се­бе! — ска­за­ла прин­цес­са. — А хо­дить они мо­гут?

Я по­ка­зал ей дыр­ку в по­тол­ке сце­ны, че­рез ко­то­рую, поч­ти не­за­мет­но для зри­те­лей, мож­но бы­ло про­во­ло­кой дви­гать Бу­ра­ти­но. Маль­ви­ну я дви­гать не ре­шал­ся, по­то­му, что она па­да­ла при лю­бом при­кос­но­ве­нии.
— А как они раз­го­ва­ри­ва­ют? — спро­си­ла прин­цес­са.

Я что-то про­пи­щал, ста­ра­ясь под­ра­жать го­ло­су ар­тис­та из ра­дио­пос­та­нов­ки «Зо­ло­той клю­чик».
— А у ме­ня есть на­сто­я­щий те­атр! — ска­за­ла прин­цес­са. — У нас есть кос­тю­мы, му­зы­ка… всё-всё-всё есть! Ме­ня ма­ма за­став­ля­ет иг­рать роль ко­ро­ле­вы, го­во­рит, что­бы я при­вы­ка­ла. Это мне при­го­дит­ся.
— Луч­ше всег­да быть прин­цес­сой! — уве­рен­но ска­зал я. — Прин­цес­сы кра­си­вее.
— А ты мно­го ви­дел ко­ро­лев? — спро­си­ла прин­цес­са.

— Че­ты­ре, — ска­зал я. — Пи­ко­вую, тре­фо­вую, буб­но­вую и чер­во­вую… и все они урод­ли­вые ста­ру­хи. И платья у них не та­кие кра­си­вые!
Прин­цес­са по­пра­ви­ла свой во­рот­ник.
— А где твоя спаль­ня? — спро­си­ла она.

Я про­вел её в боль­шую ком­на­ту, ко­то­рую ба­буш­ка на­зы­ва­ла за­лой.
— Вот! — ска­зал я и по­ка­зал на ди­ван, над ко­то­рым ви­се­ли фо­то­гра­фии родст­вен­ни­ков в тя­жёлых чёр­ных ра­мах.
— Но тут да­же по­душ­ки нет! — уди­ви­лась прин­цес­са.
Я от­крыл скри­пу­чую дверь ши­фонь­е­ра и по­ка­зал ей по­душ­ку.
— У нас ещё ак­кор­де­он есть! — по­хвас­тал­ся я. — Толь­ко я иг­рать не умею.
Прин­цес­са при­се­ла на крае­шек ди­ва­на и за­ску­ча­ла.
— Пой­дём, я те­бе сад по­ка­жу, — пред­ло­жил я.
— Я обо­жаю гу­лять по са­ду! — об­ра­до­ва­лась она.

Вход в сад охра­нял Джек. Я пред­ло­жил ему по­зна­ко­мить­ся с прин­цес­сой. Джек не­хо­тя вы­лез из буд­ки, зев­нул, по­тя­нул­ся и по­плёл­ся к за­бо­ру по­пи­сать.
— Экий ты не­вос­пи­тан­ный пёс! — воз­му­тил­ся я.
— А по­че­му он на це­пи? — спро­си­ла прин­цес­са. — На­ши со­ба­ки бе­га­ют сво­бод­но в псар­не.
— А он лю­бит за ку­ра­ми охо­тить­ся! — объ­яс­нил я. — И ещё лю­бит де­лать под­ко­пы под за­бор и убе­гать к со­се­дям ло­вить их кош­ку.
— По­нят­но! — ска­за­ла прин­цес­са, и, по­до­брав платье, про­шла в от­кры­тую мной ка­лит­ку.

В са­ду она не­мно­го рас­те­ря­лась. Мно­гое она ви­де­ла пер­вый раз в жиз­ни.
— А по­че­му у вас сли­вы рас­тут сре­ди ка­пу­с­ты?
— Что­бы мес­то не про­па­да­ло!
— А по­че­му у вас так пах­нет?
— А это вче­ра де­душ­ка ку­ри­ный по­мёт под яб­ло­ни раз­бро­сал.
— А по­че­му у вас тра­ва на ско­ше­на?
— А че­го её ко­сить? Ко­ро­вы у нас нет. Кро­ли­ков то­же.

Прин­цес­са ещё по­хо­ди­ла не­мно­го и оста­но­ви­лась.
— У те­бя тут скуч­но! Ты ме­ня боль­ше к се­бе не зо­ви, лад­но?

На том и по­ре­ши­ли. Я взял ре­зин­ку, стёр то, что на­ма­ле­вал на прин­це, и боль­ше к этой сказ­ке не воз­вра­щал­ся.

В ту­ма­не или пер­вая охо­та

Я дол­го го­то­вил­ся к это­му дню. Из доски бы­ло вы­пи­ле­но ружьё. Ту­да, где у ружья долж­на быть муш­ка, я вбил два гвоз­дя, при­вя­зал к ним проч­ную ре­зин­ку из на­бо­ра юно­го авиа­мо­де­лис­та, а на мес­то це­ли­ка при­мо­тал про­во­ло­кой бель­е­вую при­щеп­ку. С ве­че­ра на­брал ржа­вых гвоз­дей, мо­лот­ком при­дал им фор­му бук­вы «Г» и сло­жил их в ме­шо­чек из-под кру­пы, ко­то­рый мне вы­да­ла ба­буш­ка. Я по­тре­ни­ро­вал­ся в са­ду и на­учил­ся с де­ся­ти мет­ров по­па­дать гвоз­дя­ми в вед­ро, сто­яв­шее у ко­лод­ца.

Ут­ром был ту­ман

— И ку­да ты пой­дёшь? — взды­ха­ла ба­буш­ка. — Тут не­дол­го и в Го­ре­лое бо­ло­то по­пасть. А там, сам зна­ешь, да­же в яс­ный день сги­нуть мож­но. А ты бы по­шёл с ним, — об­ра­ти­лась она к де­душ­ке. — А то вдруг че­го!
— А сли­вы кто со­би­рать бу­дет? — про­вор­чал де­душ­ка. — Ты же к ле­со­за­во­ду со­би­ра­лась.

У ба­буш­ки был свой ма­лень­кий биз­нес. Она ез­ди­ла к про­ход­ной ле­со­пиль­но­го за­во­да, где про­ра­бо­та­ла те­ле­фо­нист­кой всю жизнь, са­ди­лась на ска­мей­ку и ста­ви­ла ря­дом кор­зи­ну со сли­ва­ми. По­ку­па­те­ли её хо­ро­шо зна­ли, спра­ши­ва­ли про де­душ­ку и жа­ло­ва­лись, что ры­бы ста­но­вит­ся всё мень­ше, да и за гри­ба­ми нуж­но ез­дить всё даль­ше. Сли­вы по­ку­па­ли не­охот­но, и ба­буш­ка час­то при­во­зи­ла на­зад поч­ти пол­ную кор­зи­ну. Ез­ди­ла она на ав­то­бу­се, где ей всег­да усту­па­ли мес­то. Ба­буш­ка си­де­ла у окош­ка, смот­ре­ла на се­рые до­ма у до­ро­ги, взды­ха­ла и украд­кой вы­ти­ра­ла слёзы. Де­нег не хва­та­ло. Доч­ки по­мо­га­ли, но боль­ше про­дук­та­ми, ко­то­рые при­во­зи­ли из Моск­вы. Мас­ло и коп­чё­ную кол­ба­су ба­буш­ка от­но­си­ла в под­пол, где да­же ле­том бы­ло про­хлад­но и где всег­да пах­ло ук­ро­пом и пыль­ной кар­тош­кой. Ва­рё­ную кол­ба­су съеда­ли в пер­вый же день. Ба­буш­ка её обо­жа­ла. Она от­ре­за­ла боль­шой ку­сок бе­лой бул­ки, сверху кла­ла ог­ром­ный кру­жок кол­ба­сы и всё это за­пи­ва­ла чаем с на­ко­ло­тым са­ха­ром.
— Как моск­ви­чам хо­ро­шо, — го­во­ри­ла ба­буш­ка. — Они та­кую вкус­ня­ти­ну мо­гут каж­дый день есть!
Я до­пил чай, от­ло­мил ку­сок бул­ки и за­су­нул его в кар­ман.
— Ты бы в тря­пи­цу хлеб за­вер­нул, — уко­риз­нен­но по­ка­ча­ла го­ло­вой ба­буш­ка. — А то рас­кро­шит­ся весь, его по­том толь­ко ку­рам да­вать.
— Ни­че­го! — крик­нул я уже в две­рях. — Я по­бе­жал, к обе­ду при­ду.

В са­ду бы­ла ка­лит­ка, ко­то­рая ве­ла на не­боль­шие кар­то­фель­ные по­ля. За ни­ми шла пыль­ная грун­то­вая до­ро­га, вдоль ко­то­рой тя­нул­ся за­бор из ко­лю­чей про­во­ло­ки, ограж­дав­ший ка­пуст­ные по­ля. Смысл это­го за­бо­ра был не со­всем по­ня­тен. Мест­ные жи­те­ли дав­но про­де­ла­ли там удоб­ные хо­ды, че­рез ко­то­рые вы­но­си­ли меш­ки круп­ных бе­лых ко­ча­нов для за­сол­ки, а для зай­цев этот за­бор пре­пят­ст­ви­ем не яв­лял­ся.

За ка­пуст­ным по­лем на­чи­на­лось Го­ре­лое бо­ло­то, ку­да ба­буш­ка хо­ди­ла за клюк­вой. Сей­час ку­с­ты, обо­зна­чав­шие его гра­ни­цу, в ту­ма­не бы­ли еле вид­ны, но я ту­да не со­би­рал­ся. Мой путь шёл вдоль вы­со­ко­го от­ко­са, по­том ухо­дил вниз, к реч­ке, и даль­ше к не­боль­шим ро­щам по­сре­ди лу­гов с вы­со­кой тра­вой.
Ту­ман сгу­щал­ся. От ро­сы у ме­ня про­мок­ли но­ги, ружьё бол­та­лось за спи­ной на тон­кой ве­рёв­ке и на­ти­ра­ло пле­чо. Я взял его в ру­ки, до­стал гвоздь, на­тя­нул ре­зин­ку и за­кре­пил ко­нец гвоз­дя в при­щеп­ке. Те­перь сто­ит лишь на­жать на неё, как гвоздь со свис­том уле­тит впе­рёд.

Я под­нял­ся на вы­со­кий об­рыв, под­нял ружьё, по­ло­жил па­лец на при­щеп­ку и стал во­дить «ствол» из сто­ро­ны в сто­ро­ну в по­ис­ках вра­гов. Вра­гов не бы­ло. Ту­ман за­глу­шал все зву­ки: я не слы­шал ни ути­но­го кря­канья, ни кар­канья во­рон, ни жур­ча­ния реч­ки в при­бреж­ных кам­нях.

— То-то! — ска­зал я ко­му-то не­из­вест­но­му и по­шёл даль­ше.

Вот и ро­ща — моя ко­неч­ная цель. Я под­хо­дил к то­по­лям, на вет­ках ко­то­рых дре­ма­ли во­ро­ны. Они ле­ни­во пе­ре­го­ва­ри­ва­лись и сна­ча­ла не об­ра­ти­ли на ме­ня вни­ма­ния. По­том, ког­да я по­до­шёл со­всем близ­ко, од­на из во­рон рез­ко крик­ну­ла, и этот крик пов­то­рил­ся сот­ни раз сна­ча­ла на этих то­по­лях, а по­том и на даль­них, еле ви­ди­мых в ту­ма­не.

Я при­сел и по­ста­рал­ся скрыть­ся за ло­пу­ха­ми. Во­ро­ны не­мно­го по­кри­ча­ли и по­сте­пен­но за­тих­ли. Я по­нял, что бли­же мне по­дой­ти не удаст­ся, и стал при­це­ли­вать­ся. Во­ро­ны бы­ли да­ле­ко, по­пасть в ка­кую-то кон­крет­ную пти­цу бы­ло не­воз­мож­но, и я стал при­це­ли­вать­ся прос­то в се­ре­ди­ну кро­ны бли­жай­ше­го то­по­ля.

— Нет, да­ле­ко, — вздох­нул я и на­чал пе­ре­вя­зы­вать ре­зин­ку, что­бы на­тя­же­ние бы­ло силь­нее.

На­ко­нец, всё бы­ло сде­ла­но. Я гвоз­дём на­тя­нул ре­зин­ку, за­кре­пил шляп­ку гвоз­дя в при­щеп­ке и сно­ва при­це­лил­ся.
— Аа­аа!

Ре­зин­ка лоп­ну­ла, боль­но хлест­нув ме­ня по ще­ке! Я схва­тил­ся ру­ка­ми за ли­цо и стал под­вы­вать, си­дя на зем­ле и рас­ка­чи­ва­ясь из сто­ро­ны в сто­ро­ну. Я слы­шал, как за­кар­ка­ли во­ро­ны, как за­хло­па­ли их крылья и как кар­канье ста­ло за­ти­хать в со­сед­ней ро­ще.

Моя пер­вая и по­след­няя охо­та за­кон­чи­лась. Я мно­го по­том стре­лял из раз­ных ру­жей, но ни­ког­да не стре­мил­ся ни­ко­го уби­вать.

Сол­неч­ное ут­ро

Я учусь в пер­вом клас­се. На­сту­па­ет март, и я про­сы­па­юсь ут­ром уже не в те­мень, как со­всем не­дав­но, а ког­да за ок­ном си­я­ет солн­це.
— Мам, — спра­ши­ваю я, — а по­че­му сей­час солн­це, а не­дав­но в это вре­мя бы­ло тем­но?
— По­то­му что вес­на, — отве­ча­ет ма­ма. — Доброе ут­ро!
— А по­че­му вес­ной солн­це так ра­но вста­ёт?
— По­то­му что вес­ной оно долж­но вы­ше на не­бо за­брать­ся. Всё, вста­вай! Умы­вать­ся, оде­вать­ся и за стол!

Ма­ма упреж­да­ет по­ток во­про­сов про не­бо и солн­це. Я чи­щу зу­бы и ду­маю о сва­лив­шей­ся на ме­ня за­гад­ке. Что-то мне под­ска­зы­ва­ет, что солн­це за­би­ра­ет­ся вы­со­ко по­то­му, что во­круг та­ет снег.

Я ем ман­ную ка­шу и про­дол­жаю ду­мать.

Рас­ска­зы участ­ву­ют в меж­ду­на­род­ном ли­те­ра­тур­ном кон­кур­се ко­рот­ко­го се­мей­но­го рас­ска­за «Мы и на­ши ма­лень­кие вол­шеб­ни­ки».