Михаил Всеволодович Анищенко (1950—2012)
Родился в городе Куйбышеве (Самаре). Работал фрезеровщиком, слесарем, сантехником, сторожем, журналистом. Окончил Литературный институт им. Горького.
Автор книг стихов «Что за горами» (1979), «Не ровён час» (1989), «Ла-сточкино поле» (1990), «От тебя это было», «Тебя ещё нет, меня уже нет» (2001), «Поющая половица», «Квадрат тумана», «Оберег», «Образ» (2008), «Песни слепого дождя» (2011), романа «Открылась бездна, звезд полна» (2009).
Лауреат премии имени Николая Островского (1980), премии журнала «Наш современник» (2000). Член Союза писателей России.
НЕКУДА НЕБУ ПОЙТИ!
В Википедии написано, что Михаил Анищенко умер в Шелехмети, не-большом заволжском селе. Это не так. Фактически он умер в Пироговской городской больнице, практически — на Дне.
Если подниматься от причала к Жигулёвскому пивзаводу, с правой стороны, вдоль каменного забора пивзавода, окажутся ларьки, где продают свежее пиво в полуторалитровые полиэтиленовые бутылки, «полторашки». В Самаре хорошее пиво, «Жигулёвское».
Это место, издавна, ещё, наверное, со времён Максима Горького, кото-рый жил и работал в Самаре, называют «Дно» (не отсюда ли название его замечательной пьесы?). Здесь всегда много народу, — какой смысл нести бу-тылки с пивом домой, если его можно выпить с видом на Волгу, под заме-чательного вяленого леща.
24 ноября 2012 года, пасмурным осенним днём, когда всё порывался пойти дождик, и временами шёл, Михаил Всеволодович Анищенко по ка-кой-то срочной надобности, поехал за Волгу, в свой дом в Шелехмети, он уже не жил там. Вернулся в послеобеденное время, сошёл с маленького па-рохода, «ОМика», на причале под Дном, и стал тяжело подниматься по кру-тому спуску. Ещё с утра он чувствовал себя неважно, и долго раздумывал ехать ли в Шелехметь, но всё же поехал.
Пока он брёл от причала до Дна, чувствовал, что дыхания не хватает, вот-вот оно прервётся; хотелось куда-нибудь присесть, передохнуть, но присесть было некуда.
Михаилу не слишком везло в жизни, взять, хотя бы, сложные, и так не разрешившиеся, отношения с отцом или проблемы в семейной жизни, в ре-зультате которых, он расстался с женой и купил домик в Шелехмети.
И ему вновь, в последний раз в жизни, не повезло: когда пресеклось дыхание и рвануло болью сердце, — ему бы упасть на старую, обнажившую-ся из-под асфальта брусчатку, современницу Максима Горького, до неё оставалось всего несколько шагов, — но он рухнул в расплывшуюся под до-ждём, грязь. Одет он был непритязательно, да и внешность не вызывала до-верия: длинные седые волосы до плеч, небритое лицо, худоба. А тут ещё и грязь, в которой сразу же оказались вымазанными брюки и куртка.
Он закричал:
— Помогите! У меня плохо с сердцем, мне нужно в больницу!
Но ему только казалось, что он кричит, на самом деле он едва слышно шептал эти слова. Упади Михаил в более удачном месте, любители пива, возможно, подошли бы и спросили, что произошло, даже подняли бы и по-ставили на ноги. Но с грязным пьяным бомжем (при этом Михаил был трезв), возиться ни у кого желания не возникло.
13 апреля 2012 года на сайте «Стихи.ру», за восемь месяцев до смерти, Михаил Анищенко опубликовал стихотворение, которое поразительным образом ложится в канву этого повествования. Так хочется сказать поэтам, которые любят баловаться пророчествами: не балуйтесь!
«Мне письмо прислали дети
И с рисунками тетрадь.
Не велят мне в Шелехмети
Эти дети — умирать.
Дети мудрые, как Вишна,
Пишут (с богом заодно) —
«Не грустите, дядя Миша,
Мы приедем к вам, на дно.
Мы дадим еды собаке,
И, на чуровом песке,
Мысли чёрные, как раки,
Сварим в вашем котелке.
Будем слушать вас за чаем,
Много дней и много лет.
Мы от вас души не чаем,
Потому что вы поэт!»
Я курю, смеюсь и таю,
Пью наливку под луной:
И всю ночь письмо читаю,
Сочинённое женой.
Надо мной худая крыша,
Перекошено окно...
«Не грустите, дядя Миша,
Мы приедем к вам, на дно».
Как тут не вспомнить и статью Евгения Евтушенко от 3 августа 2007 года в «Новых Известиях», в которой он, восторгаясь творчеством Михаила Анищенко, пишет:
«Наконец-то пришел долгожданный большой русский поэт. Михаил Анищенко — лучший подарок читателям поэзии за последние лет тридцать, если не больше... Он прислал мне две дискеты со стихотворениями — одно лучше другого. Такие люди иногда валяются на дорогах. Но такие поэты на дороге не валяются. Не прогляди этого поэта, Самара. И ты не прогляди, Россия. Мы же тебя называем Россией-матушкой. Так будь матерью своим поэтам».
Ни дети из того стихотворения, ни Евгений Александрович Евтушен-ко, не могли помочь поэту Михаилу Всеволодовичу Анищенко, который 24 ноября 2012 года лежал на Дне, и ждал, когда умрёт.
Как догадалась Татьяна, — женщина, с которой Михаил жил последние восемь лет, которую любил и называл Омелией, — о том, что он в беде? Мо-жет быть, подсказало сердце, или просто она знала расписание прибытия «ОМиков» и забеспокоилась долгим отсутствием мужа? Они жили не слишком далеко от Дна, — напротив порта.
Увидев лежащего Михаила, Татьяна поняла, что он умирает, и стала кричать, что это великий русский поэт и ему нужно немедленно помочь.
Завсегдатаям Дна было не впервой видеть истеричных женщин и уми-рающих поэтов, такими вещами здесь не удивишь. Они посоветовали Татьяне-Омелии:
— Скорая Помощь долго будет ехать, ты грязную куртку-то с него сними, да тормозни какую-нибудь машину. А затолкнуть поэта в машину мы тебе по-можем.
В Пироговской больнице Михаил Всеволодович Анищенко через не-сколько часов умер.
В Википедии о нём написано: «Талантливый ученик Юрия Кузнецова, посредством поэтических парабол рефлексирующий о плачевной судьбе России и кризисе человека».
Лучше б совсем ничего не писали.
Мы с Михаилом звонили друг другу по телефону и переписывались. В одном из писем, — в ответ — он написал мне так:
«Юрий, ты пишешь: „В похвалах своих стихов ты, мне кажется, не нуждаешься. Ты всё знаешь и про себя, и про свои стихи“. Нуждаюсь. По-скольку только с чужих слов могу (одним лишь умом!) понимать, что пишу что-то настоящее. Как яблоня не знает вкуса собственных яблок, так и я ли-шён способности ощущать вкус своих строк».