В ноябре тысяча девятьсот сорок первого года на небольшой казахстанской железнодорожной станции Аксу Акмолинской области, пожилая стрелочница, в соответствии с должностной инструкцией, очистила рельсы от снега и перевела стрелку, чтоб задержать на запасном пути длинный «товарняк». Дала «зелёный свет» скорому военному составу с грузом на платформах, крытых серым брезентом, затем отправила «не срочный» товарный состав. Она хорошо знала, в этих тревожных вагонах «для скота» — семьи депортированных немцев из Поволжья. За месяц женщина насчитала около ста таких поездов, потом сбилась со счета. До прибытия следующего состава осталось сорок минут — можно добежать до будки и немного согреться…
Вдруг за спиной раздался странный звук, она оглянулась и обмерла: по заснеженным шпалам, вслед удаляющемуся поезду, съёжившись от холода, шёл рыженький мальчик лет пяти, без шапки, в сандаликах на босу ногу, в длинном мужском пиджаке и скулил, как потерявшийся щенок… Она бросилась к малышу, стянув с головы пуховую шаль, накрыла им продрогшего ребёнка и — бегом в будку! Малец так замёрз, что казалось, великий ужас навсегда застыл в его голубых глазах…
Женщина согрела у «буржуйки» шершавые мозолистые ладони, старательно растёрла худенькое, давно немытое тело ребёнка, достала из кармана фуфайки кусок чёрного хлеба и разломила его пополам. Но поймав голодный взгляд найдёныша, покрошила всю горбушку в алюминиевую кружку, до краев залила горячей водой из закопченного чайника и стала ложкой кормить заморыша. Он глотал как голодный утёнок, не прожёвывая…
— Не торопись, балам, не торопись! Ребенок поел и, свернувшись калачиком на топчане, затих под пуховым платком.
Стрелочница то и дело выходила с «зелёным» фонарем, встречала и провожала поезда, потом химическим карандашом делала записи в толстом журнале, подбрасывала дровишки в буржуйку.
Она хорошо понимала, что железная дорога — важный стратегический объект страны. По стальным рельсам, один за другим, составы везли в тыл страны — в эвакуацию не только перемещённых лиц, но и оборудование заводов и фабрик, специалистов, а ещё известных поэтов, режиссеров, артистов… А также семьи беженцев и, конечно же, детей, чудом уцелевших под бомбёжками на длинных перегонах России.
Железная дорога работала в режиме военного времени. Только успевай поворачивайся! Мужчин призвали на войну, весь тяжёлый труд лёг на плечи женщин.
Смена заканчивалась, надо торопиться — срочно заполнить сводку и бежать к начальнику станции с докладом. Но… как правильно отразить в документах найдёныша? Родители, наверняка, уже подняли переполох по пути следования. Шутка ли, ребёнок отстал от поезда! Скорей всего, незаметно от взрослых, он пролез между досками вагона и — «выпал из гнезда».
— Просыпайся, малыш! — она подняла край пуховой шали и ахнула — мальчик полыхал жаром! Час от часу не легче! Пришёл пожилой сменщик, помог «запеленать» ребенка в шаль, и она, подгоняемая позёмкой, с ношей на руках, побежала к вокзалу.
Вдалеке слышался очередной протяжный гудок. За несколько месяцев женщина научилась различать военные составы не только по гудку, но и по стуку колёс. Этот вёз красноармейцев на фронт…
Начальник станции Газиз — молодой лейтенант, недавно мобилизованный по причине тяжёлой контузии и ранения в левое плечо, только-только вживался в новую должность. Его мучили невыносимые головные боли, левая рука болталась плетью вдоль тела, нестерпимо ныла и мёрзла. Жена сделала ему повязку — «качелю» на шею, но он постоянно забывал «заправлять» в неё непослушную «конечность».
Мальчика уложили на тёплую русскую печку, накрыли лёгким лоскутным одеялом, он даже глаз не открыл, дышал тяжело…
Газиз поручил стрелочнице по дороге домой зайти к фельдшерице, пусть та прибежит — посмотрит малыша! Да чтоб лекарства не забыла!
Он передал по телефону сводку о проследовавших поездах за сутки, потом, морщась от боли в затылке, стал составлять докладную о ребёнке, отставшем от «немецкого» поезда. Подумал-подумал и продиктовал телефонограмму в компетентные органы. Уж там-то быстро разыщут родителей найдёныша!
Малыш застонал… Мужчина дал ему тёплой воды, тот пил жадно, захлёбываясь. Смочил полотенце и положил на горячий лоб мальчика. Прислонил ухо к худенькой грудке, пытаясь расслышать хрипы, но услышал только тревожный стук маленького сердца… Представил своего первенца на его месте., и его голова предательски затряслась…
Пожилой доктор при выписке из военного госпиталя дал лейтенанту рекомендации: «Исключить всяческие стрессы!» От хронического недосыпания и бесконечных операций под звуки бомбёжек, старик, наверное, «забыл» что даже в обычной жизни без волнений не обойтись, а тут — война…
Наконец примчалась фельдшерица Асем — в новой запорошенной снегом фуфайке защитного цвета. Румянец во всю щеку, через плечо — брезентовая сумка с красным крестом… Измерила мальчишке температуру, послушала лёгкие, сокрушительно покачала головой и сделала укол. Ребенок жалобно застонал…
— Газиз-ага, вот таблетки… Давайте строго через каждые три часа! И тёплое питье! Много воды! — Девушка торопливо повязывала концы шали «крест-накрест» поверх фуфайки: — Пневмонию трудно лечить, а у меня каждая таблетка в «подотчете»! Норма медицинских препаратов на месяц мизерная: всего тридцать таблеток, три дозы антибактериального препарата, по одному флакончику йода и нашатыря, да два бинта… Вот и всё моё богатство! И это на тысячу жителей пяти аулов!
Хорошо бы найдёныша сейчас курдючным жиром растереть, горячим бараньим бульоном напоить… Только где же теперь это взять? У мальчика ещё и педикулёз… Но об этой «беде» будем потом думать, когда с простудой справимся! А сейчас я должна бежать на роды к Кульжамал-тате, она уже в схватках, шестого ребёнка ждет… Её муж — дядя Сапар, когда на войну уходил, наказал, чтоб она дочку ему «подарила» и имя русское ей дала — Победа!
Ну, я побежала… Как освобожусь — сразу к вам!
Газиз вышел на улицу. Ледяной ветер со снегом пробирал до костей. На столбе под ржавой металлической тарелкой металась тусклая лампочка. Вспомнил народную примету: «метель в ноябре — быть суровой зиме»!
Заслоняя здоровой рукой глаза от колкого снега, он отправился на контрольный обход участка. Да, ветру в казахстанских степях есть где разгуляться! На сотни километров во все стороны — широкий, неоглядный, как океан, простор с холмами и впадинами, маленькими речушками и редким кустарником… Весной и летом здесь раздолье для отар овец и табунов лошадей! Молодая трава, вперемежку с цветами, пёстрым ковром стелется до самого горизонта, а зимой, не дай Аллах, ни то что случайному путнику, а даже самому опытному пастуху оказаться застигнутым бураном в степи… Верная погибель!
Говорят, что зима в степи радует только охранников многочисленных исправительных лагерей, в которых отбывают свой срок «враги народа», да жены «изменников Родины»… Зимой там побегов никогда не бывает.
«Какой же пугающе-страшной кажется сейчас степь из решётчатых окон поездов, везущих в наши края депортированных граждан из богатых лесных и речных краев с плодородной почвой… Если бросишь семена в такую землю, то осенью непременно жди щедрого урожая…
А нам, степнякам, сто раз надо каждому колоску, каждому деревцу поклониться…
Но придет весна. И стоит „гостям поневоле“ увидеть эти неохватные просторы, алые от трепетной нежности маков, стоит вдохнуть в лёгкие колдовского полынного аромата дикого ветра, такого же сладкого и волнующего душу, как сама свобода, то они, без сомнения, навсегда полюбят нашу степь, так же сильно, как любим её мы, казахи…
Мимо станции тяжело прогрохотал военный состав.
Фашисты уже на подступах к Москве… Все как один поднялись на борьбу с врагом. В прошлом месяце по решению обкома партии жители станции — двадцать семь семей — собирали средства на самолёт — подарок фронту, в этом месяце — на танк… Женщины снимали с себя обручальные кольца и отдавали в общую копилку Победы. Сдали государству „излишки“ продуктовых запасов. Семья Газиза передала тёлку-однолетку и целый стог сена. Супруга, как и все женщины страны, готовила посылку на фронт с тёплыми носками и варежками.
А как же хочется проснуться утром в „мирной жизни“. Опять баловать сынишку, любить жену, работать не на износ, радоваться молодости, простым обычным вещам, о которых до войны даже и не задумывался всерьез…
— Ладно, — остановил он себя, — Вот разобьём Гитлера, тогда и заживём по-людски! А сейчас расслабляться нельзя: „Всё для фронта! Всё для Победы!“
На заре снова прибежала быстроногая фельдшерица: — Газиз-ага! Хорошая новость! У дяди Сапара родился шестой мальчик! Назвали казахским именем Женис — „Победа“ значит! А это., — девушка достала из брезентовой сумки маленькую стеклянную баночку, — топлёный курдючный жир! Роженица передала для найдёныша!
Асем послушала ещё раз дыхание ребёнка, сделала второй укол… Натёрла ему жиром грудку и спинку, плотно укутала одеялом, чтоб пропотел.
— Таблетки продолжайте давать! И обильное питьё! — Глаза красные от бессонницы, а сама так и светится от радости, что важное дело делает — людям помогает!
Газиз вспомнил военный госпиталь… Там медицинским сестричкам некогда было улыбаться, работы — через край. Раненых везут, несут, ведут, тащат волоком… Взрослые мужики от боли воем воют, криком кричат, матом ругаются… Главное обезболивающее средство военной медицины — спирт! Куда не сунься — запах крови, мочи, смерти… За окном — плохо отстиранные бинты и простыни полощутся на ветру, не успевают просыхать на длинных верёвках во дворе бывшей сельской школы. А эта девочка курсы фельдшеров после семилетки с отличием закончила. Сама ещё подросток, а уже первые роды приняла! Справилась! Только бы на фронт не запросилась! В тылу тоже работы хоть отбавляй!
Скрипя зубами от боли, Газиз, укачивал раненую руку. Подумал о друге…
— Вот, дорогой Сапар, как жизнь повернулась… Ты мне жизнь спас — раненого с поля боя на себе вынес. Сейчас продолжаешь бить фашистов… Что душой кривить, наша армия несёт большие потери. Смерть ходит за каждым солдатом по пятам. Успеет ли почтальон доставить тебе фронтовой „треугольник“ с важной новостью? Почувствуй! Сердцем услышь: у тебя сын родился!
***
Рано утром, передав смену своему заместителю, Газиз вернулся домой, устало опустился на табуретку, снял валенки, размотал портянки и стал рассказывать жене про найдёныша.
— Что же теперь будет?.. — Алма взволнованно обняла свой, чуть заметно округлившийся животик.
— Я отправил телефонограмму в район, а мне ответили, что время военное, не хватает людей для решения первоочередных задач… Но при первой же возможности за ребёнком пришлют человека из областного детского дома. Хорошо, если бы родители мальца к тому времени нашлись! Фельдшерица таблетки оставила, но ещё посоветовала народными средствами лечить…
— Пошли! — решительно сказала жена.
— Куда?
— На станцию! Закутаем мальчика в тулуп и на саночках привезём домой! Я сама его выхаживать буду! Как поправится, с нашим Арыстанчиком подружится, вместе им веселее будет! А там и родители найдёныша отыщутся!
Газиз в душе несказанно обрадовался решительности жены, но на словах „поосторожничал“:
— А вдруг… у него инфекция?
— Моя бабушка сейчас сказала бы тебе: „Помоги чужому ребенку, попавшему в беду, а Всевышний в трудный час защитит твоих детей“!
Повезло Гагизу с супругой! Однажды, ещё до войны, на майских праздниках, в соседнем ауле он увидел на качелях красавицу с длинными косами и замер: ОНА! Подошёл, познакомился, а на следующий день заслал сватов к родителям девушки. И ни разу в жизни не пожалел об этом!
Алма была младше мужа почти на десять лет. Вроде тихая, слова лишнего не скажет, но уж если что-то решит, то спорить с ней бесполезно!
— „Приказ жены — главнее ханского указа“! — засмеялся он и потянулся за валенком.
Всю ночь женщина не сомкнула глаз — обтирала мечущегося в горячечном бреду ребёнка влажным полотенцем, поила водой…
К вечеру фельдшерица ещё раз проверила температуру у найдёныша. Дрожащими руками набрала лекарство в шприц:
— Последняя ампула с пенициллином… Теперь вся надежда на таблетки, да на материнскую молитву, которая „может поднять дитя со дна самого глубокого моря“…
— Я молюсь, — шёпотом поделилась Алма. — Когда муж не слышит… Он же у меня коммунист… На фронте партбилет получил!
— А я буду просить Всевышнего, чтобы никто из моих подопечных не заболел! Месяц только начался, а моя санитарная сумка уже пуста…
***
Найдёныш болел долго и тяжело… Алма врачевала его не только молитвами, но и травяными настоями, припарками, растираниями, ставила медицинские банки.
Пожилая стрелочница частенько заходила навестить мальчика с подарком — кусочком „пайкового“ сахара. Фельдшерица принесла молозиво от отелившейся коровы — самое первое средство для укрепления иммунитета! А потом, пока корова Алмы была „в запуске“, каждое утро, чуть свет, прибегала с кружкой тёплого парного молока. Из аула старики передали для найденыша три бараньих ребрышка для бульона…
В январе наконец стало ясно: мальчик идёт на поправку!
— Но почему он не говорит? — волновалась женщина.- Смотрит печально голубыми, как ясное небо, глазами, о чём-то думает… Даже имени его не удалось узнать… Но он не „немтырь“ — это точно! Во сне малыш часто плачет, зовёт „мути“…
***
Однажды Алма вошла в дом и увидела такую картину: мальчики сидят на кошме у печки — рассматривают картинки в старом букваре. Сын тычет пальцем в рисунок:
— Повторяй! Это по-казахски лошадь!
— Лошадь…
— Это — дом!
— Дом…
Недели через две мальчики уже щебетали, непостижимым образом понимая друг друга.
Газиз при каждой встрече дотошно допытывал фельдшерицу, как можно помочь ребёнку вспомнить свое имя? Ведь если в детском доме его оформят под вымышленными данными, то мальчик лишится шанса найти своих настоящих родителей! Сейчас они, наверняка, уже определились с пристанищем, начали поиски сына…
Асем терпеливо объясняла начальнику станции, что проблема с памятью бывает от стресса и высокой температуры. Но надежда есть! Постепенно память должна восстановиться! Забота и любовь сделают своё дело!
***
Как-то раз, в начале весны, Газиз, вернувшись с областного партийного совещания, обнаружил дома на печке жалобно „скулящих“ дружков, одетых в девчоночьи платья…
Завидев отца, Арыстанчик зарыдал в голос:
— Ата-а-а-а…
— Что случилось?
Жена хлопотала у стола, не поднимая глаз:
— Твой дедушка из аула приезжал… С муллой. Обрезание сделали…
— Как… с муллой? И ты… позволила? Знаешь же, что со мной будет, если это… до райкома партии дойдет?
— Я пыталась… Но дедушка сказал, что вы, мужчины, сами разберетесь… Мяса немного привёз, картошки, подарки детям…
— А найдёныш… почему в платье? — похолодел Газиз. — За компанию… что ли?..
— Так это… Ему тоже… обрезание… сделали…
— Что?.. — ахнул глава семьи…- В моем доме… мулла сделал обрезание немецкому ребенку?…
Супруга подняла глаза:
— Ты, наверное, не поверишь, но он сам муллу попросил! Сказал, что хочет быть мусульманином, „как брат Арыстан“… Мулла спросил, как его имя, а он ответил: „Мусульман“! Наверное, они с Арыстанчиком это придумали… А твой дед очень удивился и объяснил, что это имя означает „несущий свет“… И еще… Найдёныш, согласно традиции, назвал мулле имя… отца — Газиз… И… имена всех твоих предков до седьмого колена перечислил!
Хозяин дома от волнения так и сел мимо табуретки…
— Подготовились., значит? Арыстан, твоя работа?
— Нам дедушка сказал: „Кто не может ответить на эти вопросы, тот сирота“! Теперь мой брат Мусульман — не сирота!»
— Что же вы наделали… — у Газиза тряслась голова. — Я в городе после совещания к директору детского дома заходил! За ребёнком приедут сразу же, как только дороги просохнут! Медосмотр будет… Что я им скажу? Мальчики на печке крепко обнялись и притихли…
Жена заплакала: «Ты сам знаешь, что в „тех“ поездах случается… Если его родители были бы живы, они давно бы уже начали искать сына!»
Она обняла мужа за плечи:
— Газиз, мой дорогой, давай усыновим Мусульмана? Конечно, это всё не просто… Но зато с нами, в семье, он точно не пропадёт! Вырастет достойным человеком!
***
Каждый день женщина с радостью замечала: мальчик меняется! Исчез испуг в глазах, не стесняется приласкаться, начал озорничать…
Однажды она вязала носочки для будущего малыша. Мусульман растерянно затих, наблюдая за быстрым мельканием спиц, потом подошёл к ней, погладил ладошкой по щеке и прошептал:
— Мути… Я вспомнил! Ты же… моя мути!
Она уронила вязание:
— Мой маленький рыжий верблюжонок…
Мальчик схватил её руку, прижал к лицу и заплакал…
Алма обнимала его и приговаривала:
— Все наладится, сыночек! Потерпи немножко! Всё будет хорошо!
Женщина радовалась тому, что Мусульман тянется к животным. Если Арыстану больше нравилось рассматривать картинки в книжках, мастерить пистолеты, играть в «войну», то найдёныш, наоборот, охотно помогал кормить кур, давал сено овечкам-ярочкам и лошади… Любил зарыться в сено, нюхать травинки. Бережно несёт маленькую охапку из сенника до кормушки, старается изо всех сил! Если даже клочок сухой травы нечаянно выпадал из детских рук, то он вприпрыжку возвращался за ним. Вроде, для ребёнка это просто забава, а сколько в ней радости! Всё ему любопытно, всё интересно! Только успевай отвечать на его смешные вопросы: Сколько зубов у коня? Зачем ему хвост? О чём думает жеребенок? Легко запомнил огромное количество казахских названий лошадей не только по возрасту, но по многим другим отдельным понятиям.
Когда кобыла ожеребилась, он вовсе стал пропадать на конюшне.
В обед за столом «незаметно» спрячет под рубашку горбушку и, чуть Алма отвернётся, он уже на конюшне возится с жеребёнком! Даже сахар не ест, несёт угощение тонконогому малышу-«кулыну».
Найдёнышу, как «временно проживающему» в семье, хлебная карточка не полагалась. Хлеб, конечно, жалко! И не потому, что он его жеребёнку отдаёт, а что сам не ест! Ведь мальчику надо хорошо питаться! Вон какой худющий, одни рёбра торчат!… Конечно, и животных жалко, они тоже на голодном пайке, целую скирду сена ещё осенью забрали в счет налога государству, а до зелёной травы ещё дожить надо… Жеребенка этим ломтем не накормить! Одно баловство! Но запретить тоже нельзя, потому что, по народным приметам, можно навсегда отбить у ребёнка желание делиться с ближним не лишним, а самым необходимым! Ведь скоро война закончится, со временем придут в дом достаток и сытая жизнь, слабый окрепнет и станет сильным, маленький — большим, зёрна доброты, проклюнувшиеся в детской душе, прорастут и дадут урожай — он никогда не будет чужаком среди людей. Недаром говорится: «Добрый человек в добре проживёт свой век»!
А вот и новая радость: курочка начала нестись, теперь дети каждый день могут съедать по пол-яйца! Для растущего организма это важная поддержка! Однажды Алма зашла в сарай, чтоб проверить гнездо, и услышала смех. Тихонько приблизилась к «стайке» и затаилась. Кобыла старательно облизывала жеребёнка, а потом вдруг стащила шапку с головы Мусульмана и принялась своим шершавым языком лизать его рыжие вихры… А он подставляет голову под её мягкие теплые губы и хохочет, заливается… Услышав шорох, мальчик поднял счастливые глаза:
— Мама, мамочка, смотри! Она думает, что я — её жеребенок! Но я же твой сыночек? Да, мама?
Женщина засмеялась:
— Конечно, дорогой! Ты — мой любимый сыночек!
Вечером, уставший после работы Газиз, мастерил из дощечки очередной пистолет для Арыстана, рассказывал мальчикам о том, как тяжело приходится солдатам на войне. Говорил, что победить фашистов можно лишь тогда, когда все люди будут и воевать, и работать, как настоящие герои! Ребята слушали отца очень серьёзно.
— И дети? — деловито спросил Арыстан.
— В том числе! Маленькие герои должны слушаться родителей и помогать маме! Потому что здесь — трудовой фронт!
— И кони? — у Мусульмана теперь любой разговор сводился к одной теме.
— И они…
— Ну, тогда… Можно я нашего жеребёнка назову Героем?
— Душа у найдёныша чистая, сердце — доброе, открытое, — наблюдая за ребенком, размышляла Алма, — Когда он школу закончит, надо будет отправлять его в город учиться на ветеринара! Или на зоотехника? Нет, лучше — на ветеринара! Но… тогда ему придётся жить в холодном общежитии! А нашему Мусульманчику простужаться нельзя! У него лёгкие слабые! Он тепло любит! Как же быть?.. — и вдруг расхохоталась своим далеко идущим планам…
***
В апреле мальчишки стали просить мать отпустить их на речку — посмотреть ледоход. Полдня ходили за ней «хвостом» и канючили:
— Все уже посмотрели, а мы ещё нет! Только одним глазком глянем и — домой!
— Мамочка, мы тебе подснежников принесём! Там их видимо-невидимо!
Алма отпустила ребят с условием, что дети к берегу близко не подойдут.
— Мы только одним глазом глянем и — назад! Клянёмся!
Не прошло и получаса — примчалась запыхавшаяся соседская девочка Роза и сообщила, что на дядю Сапара похоронку принесли, и его сыновья побежали на речку «убивать маленького фашиста»…
Женщина, обнимая большой тяжёлый живот, задыхаясь, бежала, не чуя ног… До речки примерно километр. Весенняя светло-сиреневая от подснежников степь качалась перед глазами… Только бы успеть!
Вот она уже видит у реки толпу дерущихся детей… Стала кричать, что есть мочи. Наконец, ребятишки заметили её — бросились врассыпную…
На сиреневой земле остался лежать один ребёнок. Второй снова и снова пытался поднять его, но силёнок не хватало…
Теряя последние силы, Алма перетащила Мусульмана через порог своего дома, отправила Арыстана за фельдшерицей…
Словно почувствовав беду, Газиз прискакал домой и нашёл жену на полу в луже воды. Рядом найдёныш с окровавленной головой… Оба без сознания.
Прибежала Асем, моментально оценила обстановку:
— Газиз-ага, ставьте греть воду! Два ведра! Быстро! У вашей жены воды отошли, будем рожать «на сухую». Ребёнок недоношенный… Где у вас старые простыни? А клеёнка? Теперь давайте передвинем кровать от окна и перенесём роженицу! Ещё одну лампу зажгите! Скорей! Скорей! Скорей!
Арыстан, беги к моей маме, скажи, чтоб она срочно принесла сюда сумку для родов! Повтори!
— Сумка для… рода!
— Дуй, быстрее ветра! Назад не возвращайся! Сегодня в нашем доме ночевать будешь!
Девушка смочила ватку нашатырным спиртом, поднесла к носу Мусульмана. Он открыл глаза и застонал…
— Изверги… Камнем голову пробили… Буквально в нескольких миллиметрах от височной вены! Газиз-ага, забирайте мальчика и несите к нам, там о вас позаботятся!
Роженица вдруг очнулась, закричала диким, совершенно невыносимым воплем… Фельдшерица бросилась к ней:
— Ребёночек пошёл! — повернулась к хозяину дома, — Уходите же, ага! Быстрее!
***
Смеркалось… На улице шёл первый ласковый весенний дождь.
Газиз стоял во дворе у занавешенного окна, и его била дрожь. Крики жены рвали его сердце. Совершенно не чувствуя ноши, здоровой рукой он изо всех сил он прижимал к себе Мусульмана… У малыша носом шла кровь и расплывалась на его гимнастёрке тёмным теплым пятном… Мужчина чувствовал, что он должен сделать что-то очень важное! Но голова так предательски дрожала, что никак не получалось сосредоточиться…
— Бедный мой мальчик, сколько же испытаний выпало на твою маленькую жизнь! Если я, взрослый человек, сейчас не смогу защитить тебя, то сыновья других погибших односельчан, ослепленные горем, по детской глупости своей могут забить тебя камнями… С них станется!
Газиз шагнул к дому напротив…
Начальник станции открыл глаза: он сидел на кошме, прислонившись спиной к беленой стене. При свете керосиновой лампы разглядел перед собой пять нечётких силуэтов… Насмерть перепуганные босоногие пацаны стояли, построившись «по росту» и не сводили с него узких чёрных глаз.
У стены небольшой комнаты, под портретом Сталина, в колыбельке заливался плачем младенец.
Вдова Сапара пыталась напоить Газиза, но зубы выбивали такую дробь, что вся вода из кружки проливалась за ворот гимнастерки…
— Где… Му-суль-ман?
Подростки отпрянули, тени метнулись по стенам комнаты…
— Я сделала ему перевязку и уложила в свою кровать. Дала сладкого чаю. Мальчик уснул., — хозяйка дома придвинула к гостю низкий круглый столик и принялась накрывать его. Запахло жареными лепешками…
— Вот… пожалуйста., — она поставила перед гостем пиалу, подвинула тарелку со стопкой тоненьких пузырчатых маслянистых шерпеков.
— Мука ещё из довоенных запасов… Вот… пригодилась…
— Кульжамал, я хочу поговорить с детьми… По-мужски!
— Тогда я выйду — посмотрю, как дела в вашем доме…
Он строго смотрел на ребят: постепенно его глаза начали различать смуглые лица сыновей Сапара…
— Знаете казахскую поговорку: «Два умных сойдутся — до смерти дружат, два дурака встретятся — до смерти враждуют»?
Мальчики, с пелёнок воспитанные в почтении к старшим, не смели поднять глаза, переминались с ноги на ногу…
— Я хочу рассказать вам историю о том, как начиналась дружба между нашими семьями… Эту историю ещё ребенком я слышал от своего дедушки… Конечно же, Газиз знал, что пацанам хорошо известно это семейное предание, но для него было важно, чтобы они услышали из его уст!
— Старики говорят, что для кочевника страшнее джута беды нет., — начал он свой рассказ, — Массовый падёж скота случается после снегопада, который продолжается несколько дней, покрывая пастбища таким толстым слоем снега, что овцы не могут пробиться к корму… Чаще джут приходит тогда, когда среди зимы вдруг настают тёплые деньки, снег подтаивает, а вдруг нежданно грянет такой лютый мороз, что за несколько часов степь на сотни километров покрывается сплошным ледяным панцирем. Животные не могут разбить хрупкими копытцами толстый лёд, остаются без корма неделю- другую и погибают от голода…
Иногда ледяная корка бывает такой толщины, что даже лошади, разбивая в кровь копыта, не могут добраться до сухой травы.
Если пришёл джут, то по неписаным законам степи глава семьи, выбрав из отары десяток самых крепких племенных овец и лошадей, погрузив на повозку детей и стариков, должен пробиваться к людям! Сквозь морозы, пургу и метели…
Каждый казах был уверен, что в первой же, встретившейся на пути юрте, его не оставят в беде, не бросят на произвол судьбы…
Когда ваш совершенно обессиленный дед постучал в дом моего деда, в живых в повозке оставался только один ребёнок — Сапар… Родители и другие дети замерзли. Скот пал по дороге…
Мои родственники в ту суровую зиму не только дали приют пострадавшим, но и поделились всем, что имели: едой, одеждой, скотом, — Газиз говорит тихо… Мальчишки ловили каждое его слово.
— Мы с Сапаром росли вместе, пацанами пасли лошадей, учились в школе, а потом пошли в ФЗО — получили профессию железнодорожника. Работать начали. Сапар встретил вашу маму, они полюбили друг друга и поженились. На свет появились вы…
Я в институт поступил, потом тоже завёл семью. Казалось бы: живи и радуйся! Но началась война — и мы вместе с моим другом добровольцами пошли на фронт. В бою меня ранило и засыпало землёй, Сапар откопал меня и под пулями на руках вынес с поля боя.
Его гибель для меня — такая же большая утрата, как и для вас. Вы потеряли отца, я — брата. Уверен, он погиб как герой! Теперь мой долг — заботиться о вашей семье. Обещаю, что сделаю всё, чтобы вы выросли уважаемыми людьми, достойными памяти своего отца!
Война страшнее джута, вся страна, весь народ от неё страдает… Мы должны помогать друг другу, чтобы выжить! Только так мы сможем победить!
Случилось так, что по законам степи моя семья дала приют маленькому больному немецкому мальчику, отставшему от поезда… Без нашей помощи он мог погибнуть. Ваш отец, я уверен, поступил бы точно так же! Вы должны понимать: найдёныш — немец, но не фашист! Его папа и мама родились и жили в России, на берегу реки Волги. Они такие же советские люди, как и мы. И ещё запомните: советские солдаты защищают всех детей, независимо от их национальности!
Родителей мальчика нам не удалось найти… Теперь мой долг — заботиться и защищать его, как родного! Запомните это!
Братья с поникшими головами стояли у столика, шмыгая носами:
— Газиз-ата, простите нас! Мы думали, что все немцы — фашисты… Больше никогда не обидим Мусульмана! Теперь мы тоже будем защищать его! Обещаем!
— Помните, вы дали мне слово!
Из соседней комнаты вышел Мусульман с повязкой на голове, пристроился на кошму рядом с Газизом, прислонился головой к его плечу.
— Садитесь все за стол! — сказал гость подросткам, — Преломим поминальный хлеб в память о вашем отце Сапаре…
Вскоре вернулась Кульжамал:
— Газиз-ага, поздравляю вас! Алма родила сыночка! Теперь надо придумать имя новорожденному!
— Его имя — Сапар!
***
Все лето начальник станции пропадал в командировках — руководил ремонтными работами железнодорожного пути на отдалённых участках. Рабочих рук не хватало. Ремонтная бригада — женщины и подростки — таскали неподъёмные шпалы, носилки с гравием, «махали» тяжёлыми кувалдами, забивая костыли… Он, как мог, помогал им во всём. Домой приезжал редко, только чтобы помыться и переодеться, обнять жену и сыновей. Ремонт стратегически важного объекта должен быть завершён до осенней распутицы…
В один из таких приездов Мусульман пристально наблюдал за отцом, потом шепнул брату:
— Арыстан, смотри, у папы на больной руке пальцы шевелятся…
Стали присматриваться вместе.
— И правда!!!
Всеобщей радости не было предела!
***
Быстрее самого резвого скакуна жителей станции Аксу облетела новость о приезде уполномоченного представителя из области.
Алма растерялась… Столько ждали, а когда ждать перестали — вот он, вернее — она, явилась на ночь глядя! Как отдавать в сиротский дом ребёнка, с которым уже столько пережито, который стал своим, близким, родным?..
Во двор вошла женщина гренадерского роста, в брюках-галифе, сбоку на кожаном ремне кобура. Своим богатырским видом и громким голосом она внушала трепет и панический страх.
— «Грос Тантэ»., — с ужасом шепнул рыжий брат своему черноголовому брату, — Скажи маме, нам… надо убегать! Прятаться! Она хочет посадить нас в холодный поезд!
Мальчик заметался по двору как ягнёнок, выбранный на заклание, потом со всех ног бросился в дом и забился под родительскую кровать.
Уполномоченная показала Алме бумагу с подписью и печатью — предписание на «изъятие и доставку в областной детский дом мальчика немецкой национальности, примерно пяти лет, имя и фамилия неизвестны»…
Пока хозяйка дома, то и дело роняя всё из рук, растапливала баньку и собирала на стол, «Гросс Тантэ» вместе с Арыстаном распрягли усталую кобылу, напоили её, дали свежего сена…
— Где немец? — женщина быстро «вычислила» перепуганного ребёнка и за ногу вытащила его из-под кровати. — Не вздумай бежать, поганец! — она погрозила толстым указательным пальцем перед его носом. — Иначе я арестую всю вашу семью! Понял? Что молчишь? Понял? Я тебя спрашиваю!
— Пожалуйста, не кричите на мальчика, он и так вас бо….
Тётка перебила хозяйку дома:
— Соберите в узелок самые необходимые вещи и продукты на один день! Отправление — в пять утра! И про воду не забудьте!
Братья, не сговариваясь, бросились к дому дяди Сапара.
В надежде, что после баньки и ужина сердце гостьи смягчится, Алма, подливала чай в пиалу незваной гостьи, снова и снова уговаривала раскрасневшуюся женщину:
— Мы с мужем решили оставить мальчика в семье… Он уже привык к нам! Меня мамой называет, Газиза — отцом!
— Это невозможно, — разомлевшая начальница, смакуя кусочек сахара, по причине вредности своего характера, продолжала нагонять страху:
— Предписание получено? Получено! Сами знаете, что бывает в военное время за неисполнение! Причем, без суда и следствия!
— Но… мальчик однажды уже потерял родных… Он очень тяжело это пережил — молчал несколько месяцев!
— Ой, только не надо мне тут жалостливые басни рассказывать! Я всё сама вижу! Совсем затюкали пацана! В дикаря превратили! Трясётся как припадочный! И потом., — она многозначительно подняла вверх палец, — Информация в обком партии поступала, что аульные дети чуть не убили «маленького фашистёнка»…
— Он дрожит, потому что… вас испугался! А с соседскими детьми муж уже побеседовал! Мальчики давно играют вместе!
— Знаем мы таких «друзей»! Сегодня дружат, а завтра опять кинутся на немца с камнями и палками! — тётка протяжно зевнула. — Убьют пацана, а наши враги только этого и дожидаются! «Красный крест» тут же поднимет шум на весь мир, что в советской стране дети убивают друг друга…
— Муж вернётся, что я ему скажу?
— Надо было раньше думать! Если бы вы, действительно, хотели его усыновить, то давно бы уже всё оформили!
— Мы ждали, что найдутся его родители… Потом у меня роды тяжёлые случились, ребёночек родился недоношенный… Газиз днем и ночью на работе. Я одна с тремя детьми… К зиме муж будет посвободней — сразу поедет в район и все бумаги оформит!
— Не знаю… Не знаю., — «Грос Танте» протяжно зевнула. — Зачем вам эта канитель и обуза? А-а-а!!! Из-за хлебной карточки? Так что… вот вам мой ответ: «Нет! Нет! И ещё раз — нет!» — даже в расслабленном состоянии она оставалась непреклонной. — В пять утра выезжаем! Чёрт возьми, эти грунтовые дороги… такие тряские…
Женщина прислонила голову к маленькой подушке и тут же, на кошме, по-богатырски захрапела.
Под утро заплакал младенец, и Алма, не в силах открыть глаз, приподнялась на локте, стала кормить его грудью… Малыш, наконец, насытился, засопел. Женщина на ощупь принялась перекладывать его в колыбельку. Услышала шорох… Открыла глаза: на кошме спит уполномоченная. Громко тикают часы на стене. Топится печка, на плите кастрюля… У печки на двух табуретках плечом к плечу сидят Арыстан и Мусульман…
— Эй, мальчики, вы чего? — у женщины сон как рукой сняло. — А ну-ка марш спать!
— Скоро пять часов., — Арыстан положил руку на плечо Мусульмана, — Мы с братом в детский дом вместе поедем!
— Как это… вместе?
— Мама, мой брат там никого не знает! Без меня его могут обидеть…
Женщина растерялась, не нашла, что ответить сынишке… Вот тебе и малыши -несмышлёныши! Пока она, взрослая женщина, испугавшись суровой начальницы и бумажки с круглой фиолетовой печатью, искала выход из сложившейся ситуации, её сыновья уже всё решили! Не каждый взрослый мужчина из-за названного брата отважится на такой шаг…
Она встала, подошла к плите:
— А в кастрюле что?
— Да так… Варим… В дорогу…
***
На заре у дома начальника станции собралась толпа односельчан. Люди, от мала до велика, молча стояли у калитки…
«Грос Танте» сама открыла ворота, вывела со двора запряжённую лошадь. Словно чуя беду, в конюшне билась и громко ржала чёрная кобыла, ей вторил жеребенок по кличке Герой. В сарае раскудахтались куры…
— Убедительно прошу вас! — в отчаянии молила Алма, — Оставьте ребёнка! Муж сам всё решит с усыновлением!
— Значит, получается, я зря целый день ехала, тряслась в телеге?
Морщась как от зубной боли, уполномоченная бесцеремонно отодвинула худенькую Алму, пытавшуюся загородить собой мальчиков, сцепившихся в крепких объятиях словно сиамские близнецы.
«Гросс Танте» легко подхватила «близнецов» и закинула в телегу на сено.
Толпа колыхнулась…
Алма встала перед лошадью, раскинув руки. Пожилые люди, женщины и дети в едином порыве сплотились за ней, перегородив дорогу…
Уполномоченная взяла в руки кнут:
— Отойди! Устроила тут…
— Нет!-
Раздался свист камчи…
От невыносимой боли Алма упала на колени, застыла не в силах сделать вдох. И… вдруг, сквозь слёзы, увидела, как по улице несётся всадник в гимнастёрке, с непокрытой головой, в одной руке — поводья, другая откинута назад, словно в полете… Морда лошади в пене. Следом, на скакуне, — старший сын Сапара…
— Успел!!! — выдохнула толпа.
Газиз быстро спешился. Одного за другим снял с повозки перепуганных сыновей.
Тётка грозно двинулась на него, расстёгивая кобуру…
— Опомнись, женщина! — начальник станции остановил её движением руки. — Перед тобой инвалид войны! Ты ответишь, что сейчас, на глазах у всего аула ударила плёткой мою беззащитную жену! Уезжай по-хорошему., — его голова дрожала, в уголках рта белела пена. — Я осенью приеду — усыновлю ребенка!
Наверное, до уполномоченной, наконец, дошло, что она сильно переборщила со своими «полномочиями»…
Тяжело пыхтя, «Грандт Танте» забралась на телегу и с богатырского размаху стегнула животное… Лошадь мгновенно вздыбилась и, рванув с места, понеслась галопом…
Газиз обнимал плачущую жену и сыновей.
Вдруг… мальчики переглянулись и, вырвавшись из отцовских объятий, бросились вдогонку удаляющейся повозки. Потрясённый Гагиз еле поймал их:
— Вы куда? Не понял…
— Яйца уехали…
— Какие… ещё яйца?..
— Пять штук!!! В дорогу… Мы ночью сварили…
Мужчина сел на землю, обнял сыновей и весело захохотал. Сквозь слёзы, вслед за ним, засмеялась и Алма. Потом вначале тихо, а потом всё громче и громче стали заливаться смехом односельчане.
Насупившиеся братья недоуменно переглядывались…
***
Прошло тринадцать лет…
Однажды во двор Газиза вошли двое: пожилой рыжий мужчина и седая женщина. Он выглянул в окно и обмер. Цель приезда незнакомцев показалась ему предельно очевидной…
Не в силах справиться с внезапной дрожью головы, он вышел навстречу.
Гости бросились обнимать его…
— Заходите в дом! Супруга и дети уехали в аул сена накосить старикам. Я на хозяйстве. Они вот-вот вернутся! А пока… мы можем поговорить! Ведь нам так много нужно сказать друг другу… Правда?
Удивительная новость моментально облетела жителей станции Аксу.
Во дворе Газиза стали собираться люди…
И тут же закипела работа! Соседи несли из своих домов неприкосновенные запасы для «особого случая». Тут же устанавливали столы, стелили нарядные скатерти, расставляли посуду… Как на волшебной самобранке, на столе появлялись баурсаки, лепешки, зелень, курт, сметана, кумыс…
Молодые мужчины — сыновья Сапара — свежевали тушу молодого барашка, разжигали огонь под большим котлом, резали лук…
Женщины под руководством фельдшерицы Асем месили тесто, длинными скалками раскатывали тончайшие сочни… Старушка в белом платке — бывшая стрелочница — то и дело закрываясь от дыма широким рукавом нарядного платья, раздувала огонь под огромным трёхведёрным самоваром…
Соседская девчонка Роза, связав за спиной длинные толстые косы, промывала в мисках изюм и курагу, выкладывала сухофрукты для просушки на длинные льняные полотенца.
***
Когда Алма с детьми вошла в дом, гостья упала к её ногам:
— Низкий поклон тебе, мать, за нашего Теодора!
Худенькая, постаревшая раньше времени женщина обнимала растерявшегося сыночка. Сбиваясь и перескакивая с одного на другое, она то начинала расспрашивать его о чём-то, то вдруг, не дослушав, принималась рассказывать сама…
…А помнишь, — она заглядывала в голубые, как ясное небо, глаза сына, — ты любил смотреть, как я вязала тебе носки из крашеной овечьей шерсти? Ты гладил своей маленькой ладошкой меня по щеке и приговаривал: «Моя мути»… Неужели забыл?..
После того, как ты потерялся, я, чтоб не сойти с ума, бессонными ночами принималась вязать… Стоило преклонить голову к подушке — мне снился один и тот же сон: я примеряю на твою ножку обнову, а она не подходит по размеру — маловата… Я снова за спицы! И опять снится примерка! И опять ножка длиннее… Семья думала, что я уже никогда не выкарабкаюсь из этого состояния…
Но однажды закончилась шерсть… Я разложила все носки по парам, и вдруг… Меня будто со дна черного омута вытолкнуло! Я поняла: ТЫ — ЖИВОЙ!
— Как же ты… это поняла, мути?
— А каждая новая пара была… чуть больше предыдущей! Стало быть, твоя ножка растёт! Это значит — растёшь и ты!!!
Каждый день всей семьёй мы молились, чтоб бог хранил тебя и помогал людям, которые заботятся о тебе!
Боже мой, боже мой… Мой милый сыночек, как же ты похож на отца! — она рассматривала каждую веснушку на лице сына, каждую трещинку и царапину на его больших мозолистых руках… Плакала и говорила… Говорила и снова плакала…
Оказавшись в центре внимания, Мусульман изо всех сил напрягал память, морща лоб и ероша свои рыжие волосы, старался вспомнить хоть что-то… Но, увы, память молчала… Он не знал, куда деть себя от смущения и беспомощно оглядывался на Алму… В его глазах было столько смятения и боли, столько недоумения, радости и… невероятной муки. Умом он понимал, что приехали его кровные родители, но почему так тревожно на сердце? И он в отчаянии заплакал…
— Мы написали сотни запросов в разные инстанции! — отец Теодора тоже не стеснялся своих слез. — Разве же мы могли предположить такое, что наш Теодорчик… забыл своё имя?
— А мы, — отвечал ему Газиз, — тоже посылали заявки на поиски родственников рыжего немецкого мальчика, найденного на железнодорожной станции Аксу и одетого во взрослый клетчатый пиджак…
Алма воскликнула:
— Ой… Пиджак! Я же сберегла его!
Она достала из кованого сундука и подала родителям Теодора- Мусульмана памятную вещь… Пожилой мужчина ахнул. Тёмными заскорузлыми пальцами он разглаживал твидовую ткань, ощупывал прокладку, карманы, рассматривал пуговицы и шептал:
— Да! Да! Это он! Он! Мой свадебный пиджак! Ошибки быть не может…
…В наше село пришли военные и сказали, что скоро здесь начнутся бомбёжки, и поэтому нам нужно взять с собой только самое необходимое — нас отправят в эвакуацию на два-три месяца… Мы, простые люди, поверили им! Потому что всю жизнь честно работали, жили своим трудом, ничего не нарушили, никого не обидели, намерений чёрных не имели… Вины за нами никакой не было! Нас привезли на станцию и стали оружием загонять в вагоны для скота… Как преступников! За что? Мы поняли — нас отправляют в ссылку!
В поезде все говорили, что Казахстан — дикий край, верблюды, степь, юрты и кочевники… Наша еда быстро закончилась. Люди стали болеть и умирать. Трупы лежали тут же, в вагоне, их никто не убирал. Туалета не было. Отгородили угол тряпкой. Вонючая жижа текла по полу. С каждым днём становилось всё холоднее…
Сначала заболели дети, потом слегли и мы с женой…
По прибытии нашу семью поселили в маленький домишко из двух комнат, на крыше которого рос бурьян. Семья хозяев с пятью детьми ютилась в одной комнате, мы с шестью сыновьями — в другой…
Всего не расскажешь… Но эта простая казахская семья, сама находясь на грани выживания, спасла нас от неминуемой смерти…
— Но… как же вам удалось нас разыскать? — удивленно поинтересовался Арыстан. Другие дети еще пребывали в столбняке от всего увиденного и услышанного, ведь они даже не догадывались, что Мусульман — не родной брат!
Оказалось, буквально вчера родители Теодора, совершенно случайно, на свадьбе соседей оказались за одним столом с гостем из соседнего района. Слово за словом, как это обычно бывает на празднике, разговорились… Пожилая немецкая пара поведала о своей незаживающей душевной ране: во время депортации, на какой-то небольшой станции, их пятилетний сынишка незаметно выбрался из вагона и отстал от поезда. Ломая ногти и сдирая с рук кожу, они пытались оторвать доски… Кричали, звали на помощь охранников… Но их никто их не услышал…
Ошеломленный странным совпадением, гость рассказал им, что в семье начальника станции Аксу живёт мальчик, которого нашли на железнодорожных путях в начале войны… И волосы у него рыжего цвета!
В этот же вечер родители Теодора сели на поезд и через одиннадцать часов были у цели. Найти дом начальника станции не составило никакого труда…
***
Всех пригласили к столу.
Гости вышли во двор и ахнули: со стороны всё выглядело так, будто в этом ауле никогда не было голодных военных и послевоенных лет… Словно не только семья Газиза, но и каждый житель станции задолго готовился к этому удивительному празднику!
Все искренне радовались счастью, пришедшему в дом Газиза и Алмы.
Разговоры за столом продолжались до самого утра. Сколько прекрасных душевных слов за тем столом было сказано, сколько горячих слёз пролито! Сколько сердечных объятий заключено!
Каким потрясающе вкусным было национальное блюдо — беспармак, приготовленный по доброму счастливому поводу! Каким вкусным был чай с молоком по-казахски!
К обеду гости засобирались в обратную дорогу…
— Это был… самый счастливый день в нашей жизни! Мы бы с радостью остались ещё на денёк-другой! — тихо, чтоб никто не услышал, оправдывались перед хозяевами дома «новые родственники». — Но мы люди подневольные, живём в спецпоселении… До сих пор под комендатурой ходим. Нас могут привлечь… за побег…
Газиз и Алма, сочувствуя всем сердцем, клятвенно пообещали родителям Мусульмана навестить их к Новому году.
Неразлучные братья отправились в путь вместе с гостями…
Через две недели парни вернулись домой.
Мусульману пришла повестка в армию, а у Арыстана через несколько дней начинались занятия в военном училище в Москве. Кроме того, Газиз получил повышение — перевод на работу в областной центр.
Счастье в гости не ходит в одиночку… Вот сколько важных и добрых событий сразу свалилось на семью!
… Духовой оркестр у военкомата играл марш «Прощание славянки». Медные трубы празднично золотились на солнце. Люди в обнимку стояли тесными группами — ждали построения призывников. Алма украдкой вытирала слёзы, а Газил утешал жену:
— Не плачь, мать, война давно закончилась! Через три года вернётся наш сыночек живым и невредимым!
— А к кому он вернётся? К нам? Или… к тем родителям?
Газиз обнял жену, и шепнул ей на ухо:
— Ты же знаешь поговорку: «Дом мужчины там, где его сердце»! Посмотри! Скорей всего, он вернется к…
Сквозь толпу пробирался Мусульман, держа за руку соседскую девчонку с длинными косами:
— Папа, мама, это моя невеста! Роза будет ждать меня из армии!
***
Всё дальше от нас война.
Уходит поколение, на чьи плечи лег несоизмеримо тяжелый груз испытаний военных и послевоенных лет. Но память не имеет срока давности. Война продолжает напоминать нам о том, что делу Великой Победы служили не только боевые и трудовые подвиги советского народа, но и возвышающие душу поступки простых людей в глубоком тылу…
Поступки, за которые государственных наград не вручали, и в прессе о них не писали…
Но если заглянуть в их глубинную суть, то увидишь там и гуманизм, и интернационализм, и такие высокие человеческие качества, которые в суровые времена испытаний являлись главным стержнем, объединяющим многонациональную советскую страну. Они помогали народу не только выжить и выстоять, но и победить!
…Немецкий писатель Эрих Фромм в своей книге «Искусство любить» сказал: «Кто сохранит одну жизнь, это всё равно как если бы он спас весь мир…»
На небольшой казахстанской станции Аксу в годы Великой Отечественной войны была спасена одна маленькая жизнь — и… спасен «весь мир».
Но об этом знают немногие…