Как всегда, с поздравлениями своих друзей с праздниками я опаздываю. Они, как правило, меня опережают. На этот раз решено было их опередить. Едва позавтракав, усевшись за городской телефон и открыв записную книгу, я принялся накручивать диск. Первым выбрал своего давнего друга. У читателя может сразу возникнуть вопрос: почему я стал звонить по-городскому, а не по мобильному телефону? Двадцать первый век на дворе, а некоторые еще все диск крутят или, что есть силы на кнопки жмут... Ответ прост: на календаре стояла дата 23 февраля 2020 года и поздравить мне предстояло довольно-таки пожилого человека — настоящего воина — заслуженного защитника Отечества. А они, как известно, не все идут «в ногу» с современной электронной техникой.
Но мой друг Федор Иванович «в ногу» со временем все-таки шел. Правда, в своей интерпретации: в осенне-зимний период, проживая в московской зимней квартире, он пользовался только городским телефоном, а в летний — дачный — период, несмотря на то, что на даче у него также имелся телефон МГТС, в основном предпочитал мобильную связь. В этом случае он пользовался подарком любимого внука Петра — телефоном для пожилых людей: с крупными хорошо различимыми белыми цифрами на черных клавишах и большой ярко-красной тревожной кнопкой на тыльной стороне устройства. Стоило ее нажать, как сразу раздавалась режущая слух громкая сирена. Но ее могли слышать не только окружающие. Сигнал тревоги автоматически передавался на айфон внука. На его гаджете тут же раздавался звук сирены, а на табло высвечивались «Дедушка» и призыв «Помогите!». К сыну сигнал тревоги не поступал по причине того, что гаджет, по условиям государственной службы, ему не полагался...
Так вот, после двух коротких гудков в трубке раздался бодрый командирский голос:
— Петров слушает...
— Дорогой Федор Иванович! Сердечно поздравляю вас с Днем Защитника Отечества! Желаю вам, в первую очередь, крепкого здоровья и всего-всего самого хорошего! А еще здоровья и радости очаровательной Дусеньке — вашей четвероногой защитнице, верному другу и компаньонке, — на одном дыхании выпалил я бравым голосом.
— Спасибо за поздравление, дорогой Анатолий Евгеньевич. Я вас и вашу супругу также от всей души поздравляю с праздником. Она, насколько я помню, лейтенант запаса.
— Так точно, товарищ генерал-полковник. Несмотря на то, что она профессор, она все еще в лейтенантах значится. На мой взгляд, в ее военном билете, выданном еще в день окончания Московского государственного университета имени Михаила Васильевича Ломоносова, эту устаревшую запись военкомату следовало бы было давно подправить. Тогда к ее юбкам можно было бы лампасы пристрачивать. Взять, к примеру, вашу умницу и красавицу Ирину Волк — она кандидат наук, а уже в полковниках ходит. Того и гляди, генерал-майором станет, — пошутил я.
— Вы правы. Эту несправедливость пора подправить. Если вы с супругой сегодня свободные, то я с удовольствием к четырнадцати ноль-ноль жду вас на чай с «Киевским» тортом. Его я уже заказал. К назначенному времени его, еще тепленького, мне доставят. А еще у меня к празднику приготовлена бутылочка отличного сладкого хереса, — веселым голосом ответил Федор Иванович.
За оставшийся период времени мне предстояло отправиться в соседний дом, в котором располагались цветочный и кондитерский магазины. Про праздничный букет все ясно без слов, а вот к хересу, обладающему, как мне было известно, тонким фруктовым букетом с несравнимым ни с каким вином привкусом орехов, требовались шоколадные конфеты высочайшего качества. И конечно же, еще кое-что...
Следует отметить еще и то обстоятельство, что Федор Иванович крепкий алкоголь вообще не употреблял. Предпочитал только высококачественные марочные вина.
С Федором Ивановичем мы были знакомы с семидесятых годов прошлого столетия. Он в то время носил чин генерал-майора. Меня, как опытного ветеринарного врача, ему порекомендовал его сосед по дому — Герой Социалистического Труда Евгений Тимофеевич Милаев — первый муж Галины Леонидовны Брежневой и директор Государственного цирка на проспекте Вернадского, у которого я лечил белых королевских — так называемых шнуровых пуделей. Как водилось в Москве в то старое советское время, — молва о докторе-Айболите и его номер домашнего телефона, словно по цепочке, передавались от одного владельца домашнего животного другому. Конечно, если бы не Евгений Тимофеевич, то мой телефон, наверняка, ему мог дать другой его сосед — Тигран Вартанович Петросян — чемпион мира по шахматам. Он являлся владельцем кавказской овчарки, которую я не раз спасал. В этом доме, точнее, в жилом крыле основного здания гостиницы «Украина», выходящем фасадом на Кутузовский проспект, проживало еще несколько моих четвероногих пациентов — очаровательных кошек с их знаменитыми хозяевами.
Несколько лет тому назад Федор Иванович овдовел. Когда была жива его супруга Варвара Максимовна, мы с женой не раз бывали у них в гостях. Красивая, добрая, очень домашняя интеллигентная женщина нас называла «красивой парой». Мне, как мужчине, это льстило, но вида я не показывал.
Эта необыкновенно любящая друг друга супружеская чета для меня служила примером крепкой дружной и счастливой семьи, у которой можно было многому поучиться.
В то время у них жила мальтийская болонка по кличке Бетти. Небольшая по размерам очаровательная собачка всегда выглядела, словно детская дорогая игрушка: белоснежная длинная шелковистая шерсть, большие круглые глаза темного цвета и модный бантик на голове. И всю эту красоту дополнял необыкновенный ум и добрый характер. Прожила Бетти долгую спокойную жизнь длиной в семнадцать лет.
Потом в семье Федора Ивановича появился доберман-пинчер. Его заводить не планировали. Появился, что называется, случайно. У Сергея — сына Федора Ивановича — был близкий друг. Случилось так, что после перенесенного гриппа у него развилась аллергия. Покраснение глаз, слезотечение, насморк, чихание терапевтическому лечению антигистаминными средствами не поддавались. Конечно, перепробованные таблетки димедрола, тавегила, супрастина помогали, но лишь на короткое время. Никто из врачей не мог даже предположить, что подобную аллергическую реакцию у человека могла вызвать короткая шесть хозяйского двухлетнего добермана. А когда, наконец, аллерген выявили, то безапелляционно предложили избавиться от добермана, сдав его на городскую санитарно-ветеринарную станцию. Это при том, что любимый пес жил в семье с самого щенячьего возраста и фактически являлся членом семьи. От мысли о расставании с четвероногим другом хозяин был убит горем и стал чувствовать себя намного хуже. Однако на помощь пришел Сергей, предложивший забрать собаку себе. Доберман-пинчеру в новой семье жилось хорошо. Однако в один из дачных сезонов матерый кобель, сделав подкоп под глухим высоким забором, удрал на поиск суки и больше не вернулся...
В начале двухтысячных годов у Федора Ивановича появился породистый щенок восточно-европейской овчарки по кличке Грета. Собака выросла, превратившись в красавицу. На выставках служебных собак занимала первые места и брала призы. А еще она обладала необыкновенным интеллектом. Как любила повторять Варвара Максимовна: «Грета все понимает, только не умеет говорить...»
И когда после тяжелой и продолжительной болезни Варвара Максимовна скончалась, то страдающая Грета в течение целого месяца пребывала в тоске. Со слезами на глазах шла на кухню, подходила к миске с кормом и уходила, не притронувшись к ней. Только пила воду, медленно превращаясь в скелет, обтянутый кожей с поредевшей шерстью... Ослабленный организм собаки мне даже пришлось поддерживать ежедневными внутривенными вливаниями глюкозы с витаминами. Все это тяжкое для нее время Грета, лежа на своем месте, держала подле себя домашние тапки хозяйки, периодически их облизывая. Только через месяц собака начала постепенно возвращаться к нормальной жизни и обретать прежнюю кондицию.
Федор Иванович, находясь уже на пенсии, смерть любимой жены переживал очень тяжело. Если бы не Грета, может быть, он вскоре бы ушел из жизни вслед за супругой. А так ежедневно требовалось за собакой ухаживать: выгуливать, мыть лапы после прогулки, расчесывать и так далее...
Глядя на Грету, он частенько вспоминал одну из незабываемых картин: любимая жена, сидя в кресле, смотрит интересный телесериал, а собака восседает напротив нее, положив голову ей на колени. Не отрывая взгляд от экрана, Варвара Максимовна гладит её голову. Грета, зажмурив глаза, пребывает наверху блаженства... Но вот в фильме разворачивается душещипательная сцена, требующая от зрителя особого напряжения. Из-за возникших переживаний Варвара Максимовна непроизвольно убирает руку и с усиленным вниманием наблюдает за происходящими событиями. Однако, не тут-то было. Отсутствием ласки Грета недовольна. Она требует продолжения поглаживания довольно остроумным способом.
Собака подводит голову под застывшую хозяйскую руку, резким движением подкидывает ее и тут же подставляет под нее свой умный котелок. Этой придумкой она сразу добивалась цели. Ласковое поглаживание области затылка и между ушек начиналось снова. За просмотр очередного сеанса сериала подобная картина наблюдалась несколько раз...
Но, к сожалению, десятого ноября прошлого года, ровно в День сотрудника органов внутренних дел, а это было воскресенье, пятнадцатилетняя собака скоропостижно скончалась от внезапно наступившей острой сердечно-сосудистой недостаточности.
В тот день мне пришлось не поздравлять торжественным голосом по телефону ветерана внутренней службы МВД, а срочно мчаться к нему — констатировать смерть животного и утешать владельца.
Скоропостижная смерть Греты для Федора Ивановича явилась двойным ударом. Оборвалась ниточка связи с любимой женой, а еще он сразу почувствовал себя, как никогда, несчастным и одиноким. Сын с семьей жил отдельно. Из-за его огромной служебной занятости виделись нечасто. Однажды Федор Иванович, проснувшись утром, лежа в постели, не желая вставать и приступать к завтраку, впал в отчаяние. Мир показался ему помрачневшим и пустым. Как никогда угнетала мертвая тишина. Одному жить в этой огромной трехкомнатной квартире не хотелось. Федор Иванович закрыл глаза и подумал о том, что хорошо бы сейчас сердце его, как тогда у Греты, внезапно перестало биться и навсегда остановилось. Как, наверное, бывает в таких минорных ситуациях в человеческом сознании, словно в кинематографе, пробегают многие фрагменты прожитой жизни. Но душещипательного «бразильского сериала» не получилось.
Непонятно, почему память генерала остановилась на сугубо мирном эпизоде из его жизни, произошедшем некоторое время тому назад. По телевизору показывали американский фильм «Хатико», в главной роли которого был заявлен Ричард Гир. Федор Иванович не был поклонником иностранных фильмов и этого знаменитого симпатичного актера, но что-то его остановило от нажатия на пульте кнопки выключения телеприемника.
От фильма, основанного на реальном событии, даже несмотря на постоянные рекламы многочисленных снадобий, товаров повседневного спроса и другой дребедени, прерывающие картину в самых волнительных местах и мешающие просмотру, он получил огромное удовольствие. Несколько последующих дней все мысли страстного любителя собак были заняты одной мыслью — необыкновенной преданностью собаки по кличке Хатико своему любимому и умершему хозяину. Верная Хатико ни к кому в семью не хотела идти жить и предпочла измене смерть на том самом месте у вокзала, где она уже много лет с неугасающей надеждой и трепетом ожидала встретить дорогого ей человека. Порой генерал мысленно сравнивал по эмоциональным качествам две породы: восточно-европейскую овчарку и акито-ину. И, вполне естественно, предпочтение отдавалось его Грете. Но вот сейчас, словно наяву, перед ним ярко возникли кадры милой светло-рыжей собаки.
Резко прервав видение, Федор Иванович, отбросив одеяло, бодро покинул постель. Пятнадцатиминутная физзарядка, холодный душ и обтирание жестким банным полотенцем, затем бритье и завтрак. По городскому телефону он позвонил на работу внуку и коротко сообщил о своем желании завести подросшую девочку породы акито-ину. Петр оперативно связался со мной и вот буквально под наступающий новый 2020 год восьмимесячная Дуся, приученная заводчицей к выгулу на улице, обрела свой постоянный дом и любящего хозяина.
Необходимые прививки щенку были уже сделаны заводчицей. Об этом в паспорте собаки имелись подтверждающие даты и круглые печати государственной ветеринарной лечебницы. Дусе предстояло только расти, оставаться здоровой, набираться сил, становиться умной и радовать хозяина. Несмотря на то, что собака не имела склонности что-либо подбирать с земли, хозяин, по моему наущению, выводил ее гулять только в наморднике. Так всем нам было гораздо спокойнее.
***
Еще не успели с женой мы собраться, как раздался звонок городского телефона. По взволнованному голосу, в звонившем я не сразу узнал Федора Ивановича. Он сообщил, что Дуся внезапно лишилась чувств. Лежит в кухне на полу и еле дышит. Подобное известие для меня явилось «ударом обуха по голове». Однако терять сознание, как Дусе, мне было нельзя ни в коем случае. Чисто автоматически я задал хозяину вопрос:
— На вас она реагирует?
— Когда я ее пытался потормошить, она вроде бы повиляла хвостом...
— Федор Иванович! Во-первых, вы не волнуйтесь, а во-вторых, скажите мне — в вашем заварном чайнике от завтрака, наверняка, осталась крепкая заварка. Вы же любите с утра пить крепкий чай...
— Так точно, осталась, — четко ответил генерал.
— Срочно отлейте заварку в чашку, добавьте в нее чайную ложечку сахара и столовой ложечкой заливайте его Дусе за щеку. Но это при условии, если она еще находится в сознании и может глотать, — была моя рекомендация, мгновенно родившаяся в извилинах моего головного мозга. После чего добавил: «Срочно выезжаем. Будем минут через пятнадцать-двадцать».
Процедура по спаиванию собаке чая для опытного собачника, коим являлся Федор Иванович, как я знал, была несложной. В свое время Грету он вместе с Варварой Максимовной таким образом не один раз потчевал сладким чаем и мясным бульоном, когда та, будучи годовалой собакой, заболела парвовирусным гастроэнтеритом.
Ровно через двадцать минут мы были у Федора Ивановича. Дуся безжизненно лежала на полу в кухне. Рядом стояла плошка с крепким чаем. Собака находилась в обморочном состоянии. Встать, чтобы встретить нас, она, конечно же, не смогла. К нашему появлению отнеслась безучастно. По всему было видно — силы покинули ее. И почти остекленевший взгляд. К тому же чрезвычайно безжизненная бледность слизистой оболочки рта. А слизистая оболочка век по цвету в полной мере была схожа с белоснежной бумагой для светокопии. Холодные уши и ледяные подушечки лап дополняли внешнюю картину угасания животного.
Оперативно проведенный клинический осмотр выявил у собаки острую сердечно-сосудистую недостаточность. Нитевидный пульс точно соответствовал редким сердечным сокращениям с промежутком четыре секунды. Поверхностное неровное дыхание, бледность видимых слизистых оболочек, слабая сердечная деятельность — все это говорило о катастрофическом падении артериального давления, приведшем к коллаптоидному состоянию, которое при непринятии срочных мер могло вызывать ишемию мозга и почек. Редкое и угасающее сердцебиение еле улавливалось. Возникла реальная угроза его полной остановки и невозможности возобновить его работу даже сильным лекарственным средством.
Упускать драгоценные секунды было смерти подобно. Внимательно наблюдая за тем, как я делаю Дусе внутрисердечную инъекцию адреналина, после чего фонендоскопом выслушиваю ее сердце и одновременно щупаю пульс, Федор Иванович докладывает, что сразу после нашего телефонного разговора успел споить Дусе шесть столовых ложек чая и, как ему показалось, ей лишь на несколько минут стало лучше. Вполне возможно, что так и было. Доврачебная хозяйская помощь, конечно же, оказала некоторое спасительное действие на организм молодой собаки, однако кофеиновый эффект от крепкого сладкого чая при данном заболевании, когда его происхождение мне было совершенно неизвестно, оказался явно недостаточным и слишком кратковременным. Что-то угнетало сердечно- сосудистую систему во много раз активнее и токсичнее, чем действовала первая помощь. Опоздай мы на несколько минут — и оживить кровяной насос было бы невозможно.
А теперь, после его удачного запуска, требовались дальнейшие реанимационные мероприятия с применением целого набора всевозможных сильнодействующих препаратов.
Спешно, но без суеты, извлекая из своего объемного врачебного саквояжа коробки с лекарствами и раскладывая их на столе, я заметил бутылку марочного хереса, про который мне еще утром сообщил Федор Иванович, и рядом лежащий штопор с нанизанной на нем массивной натуральной пробкой. Не знаю, почему с моего языка сорвался вопрос, обращенный к хозяину:
— Федор Иванович! Вы крепкий чай собаке давали пить с вином?
— Нет, нет, дорогой Анатолий Евгеньевич. Это я, готовясь к вашему приезду, решил открыть бутылку. Но пробка оказалась крепко сидящей. Никак не поддавалась. Штопор-то у меня, как видите, обычный и довольно старый. Был рычажный. Ввинтишь, сожмешь оба рычага, и пробка сама вынимается. Очень удобный для руки пожилого человека, но, к сожалению, сломался. Китайское изделие оказалось недолговечным. Одна ручка отлетела, а купить новый все забываю. Так вот, поставив бутылку на пол и одной рукой придерживая ее, я рванул, что было силы... Пробку извлек, но от резкого рывка, качнувшего бутылку, небольшое количества вина выплеснулось на пол. Собрался идти в ванную за губкой, чтобы убрать лужицу, но меня отвлекли телефонные поздравления. Как нарочно, один звонок за другим! А когда вернулся, вино уже испарилось. Следа на полу даже не осталось, — подробно излагал события Федор Иванович, пока я снаряжал шприц сложным реанимационным коктейлем для внутривенного вливания.
Перенеся собаку в комнату и уложив на тахту, с трудом войдя иглой в безжизненно спавшуюся вену бедра, я начинаю, насколько это возможно, очень медленно вводить лекарство. По моим расчетам, введённый в сердце адреналин уже поднял внутри сердца кровяное давление и наполнил кровью его коронарные сосуды, а другие сердечные средства, которые медленно вводятся в вену, заставят мышечный насос ритмично работать. Кроме того, одновременно вводимые препараты, облегчающие дыхание, не только улучшат дыхательный процесс, но и будут противодействовать возможному отеку легких...
В комнате стоит напряженная тишина, которую нарушает лишь ход механического будильника, стоящего на серванте. Чтобы как-то разрядить атмосферу, я пытаюсь шутить в отношении того, что Федор Иванович, не дождавшись нашего приезда, решил сам откупорить бутылку с вином и что Дуся не помогла своему хозяину вытянуть пробку из горлышка бутылки и поэтому оно немного пролилось.
— А так все вчетвером дружно взялись бы, как в сказке «про репку»: за штопор Федор Иванович, Дуся за хозяйскую куртку, Анатолий Евгеньевич за хвост Дуси, Людмила за Анатолия Евгеньевича... Раз, два, три — взяли и дружно вытянули бы пробку... А потом разлили бы вино по бокалам. Всем досталось бы, конечно, кроме Дуси. Собакам-то вино в чистом виде давать не положено. Правда, из ветеринарной литературы военных лет мне было известно, что собакам-связистам и собакам-санитарам в случае недостаточного пайка для восстановления сил полагалась столовая ложка красного виноградного вина.
Федор Иванович тут же напомнил мне, что Грете, во время ее выздоровления, я рекомендовал в сладкий, хорошо заваренный индийский чай добавлять столовую ложку кагора. И это вкусное питье ей очень нравилось... Теплый лечебный напиток, который наливался в ее миску, Грета с удовольствием лакала самостоятельно.
Из-за возникшего воспоминания о Грете в моем мозгу сразу возникло недоумение и подозрение. Оно заключалось в том, что я не мог понять, почему каждый раз, в день наступления значимого для Федора Ивановича праздника, с его собаками происходят трагические истории. После смерти овчарки не прошло и четырех месяцев, и опять... Колдовство какое-то, да и только... В связи со схожестью болезненного состояния Дуси со мною поставленным посмертным диагнозом Греты, я решил прояснить для себя одну маленькую деталь:
— Федор Иванович! Напомните мне, пожалуйста, еще раз о событиях того утра десятого ноября 2019 года, предшествующих скоропостижной смерти Греты. Если мне не изменяет память, вы мне тогда рассказали про случайно разбитую вами бутылку вина. А я тогда вас успокоил одной из русских примет: если бьется бутылка с вином, чашки, стаканы или тарелки, то это к счастью...
— Совершенно, верно. Так вы и сказали. А с той бутылкой вина, по-моему, произошло наваждение. Я доставал ее из нижнего отдела кухонного шкафчика, а она из руки выскользнула. Некогда мои крепкие руки превратились в «крюки». Сколько чашек и тарелок уже перебил... Несмотря на то, что высота была небольшой, не более десяти сантиметров, но все равно донышко от соприкосновения с полом как ножом срезало. Прекрасный марочный мускат был подарен мне Петей к празднику. На полу кухни сразу образовалось необыкновенное ароматное «море разливное». Греточка оказалась рядом. Чтобы она не порезалась осколками, я ей строгим голосом дал команду «Место!». Она послушно пошла по луже вина, но поскользнулась, моя старушечка, и позорно в ней растянулась. С трудом поднялась, смущенно посмотрела на меня, словно извинялась за свою неловкость, и ушла на свое место в прихожую. Некоторое время активно чмокала языком, занимаясь наведением чистоты лап и шерсти живота. Она, как вы помните, всегда отличалась повышенным требованием к чистоте своего тела, включая шерсть. После гулянья, пока у нее не будут вымыты лапы, она из прихожей не сдвинется. Одним словом, от сознания своей немощности и непережитого позора, по-видимому, и остановилось ее слабенькое сердечко. Вы, Анатолий Евгеньевич, ее остывающую там и осматривали...
— Этот момент я хорошо помню, — уверенно ответил я.
— Gertrude, do not drink.
— I will, my lord; I pray you, pardon me.
— It is the poison’d cup: it is too late.
— No, no, the drink, the drink, — O, my dear Hamlet, — The drink, the drink!
I am poison’d., — я слышу за спиной нежно журчащий серебряный ручеек. Это голос жены. На блестящем английском она негромко декламирует Шекспира...
Высокая оценка грамотного и красивого произношения не была моим преувеличением. В советское время, когда жена, находясь в Лондоне, стажировалась в одном из ведущих вузов Великобритании, ее речь для учебного ролика записывала даже английская корпорация Би-Би-Си, как наглядный пример умения грамотно и красиво говорить специалиста романо-германской филологии, не являющегося носителем языка. А иначе быть просто не могло, ведь Людмила являлась ученицей самой Ольги Сергеевны Ахмановой — ученого с мировым именем и светила английской филологии. Этим все сказано!
Художественное декламирование незамеченным Федором Ивановичем не осталось. Он живо реагирует:
— Людмила! Если меня не подводит память и мой полузабытый английский, это Уильям Шекспир, Гамлет, принц датский?
— Совершенно, верно. Акт пятый, сцена вторая. Диалог короля Клавдия с королевой Гертрудой — матерью Гамлета, во время дуэли ее сына с Лаэртом, — подтверждает она.
Не оборачиваясь и не прекращая внутривенное вливание, вспомнив, что во время учебы Людмила играла в студенческом театре и была занята именно в этом спектакле, я прошу ее, если возможно, напомнить нам эту сцену и дать перевод.
На что жена, без колебаний, выполняет мою просьбу:
— Король Клавдий, желая отравить Гамлета — сына покойного короля, в его кубок с вином незаметно подмешивает яд. Но Гертруда, ничего не подозревая и желая смочить горло, пересохшее от волнения, берет со стола чашу и делает несколько глотков отравленного вина.
Выдержав небольшую паузу, по-видимому, освежая в памяти текст любимого Шекспира в переводе Маршака, Людмила с выражением его излагает. При этом, актерски исполняя поочередно роли ведущего, короля и королевы:
Король Клавдий:
— Не пей, Гертруда!
Королева:
— Мне хочется; простите, сударь.
Король, отвернувшись:
— Отравленная чаша. Слишком поздно.
Королева, утоляя жажду:
— Нет, нет, питье, питье,
— О, Гамлет мой, — питье! Я отравилась...
После чего теряет сознание и умирает.
Данное театральное действо разворачивается на фоне всем заметного и все улучшающегося состоянии Дуси. Если бы дело обстояло иначе, то настроение у нас было бы совсем не до угнетающе действующего трагедийного спектакля.
В отличие от датской королевы наша «японка» умирать, явно, раздумала. Сильные лекарства плюс молодость и своевременно оказанная хозяином доврачебная помощь сделали свое благотворное дело... Глаза Дуси полностью открылись, взгляд можно было охарактеризовать, как осмысленный. Дыхание стало ровным и глубоким. Животное с удивлением смотрело на нас, по-видимому, не понимая, почему ее наповал вдруг сразил глубокий сон. И что удивительно, собака не просто созерцала окружающую обстановку: она попыталась лизнуть меня в лицо. Опасаясь, что Дуся начнет дергать конечностью, пытаясь подняться и игла выйдет из вены, я прошу Федора Ивановича присесть на тахту рядом с больной и немного ее придерживать, пока не закончится вливание. В двадцатиграммовом шприце оставалось не более пяти миллилитров лекарства...
Но вот вливание закончено. Я приступаю к выслушиванию сердца. На радость окружающим, оно работает четко и ритмично. Это отражается на пульсе. Он хорошего наполнения и напряжения. Федор Иванович, находящийся рядом с Дусей, дополняет картину состояния любимицы, изменившуюся в лучшую сторону:
— Не будучи специалистом, имею смелость утверждать, что слизистые оболочки рта и век у нас порозовели, ноги стали теплыми, а уши горячими.
Тем не менее, после сделанного присутствующим заявления о дружно одержанной нами победе над коллапсом, или, как я его окрестил, коллаптоидным шоком неизвестного происхождения, прошу хозяина укрыть собаку шерстяным пледом для предотвращения теплопотери.
На пронзительный звонок в дверь Дуся отреагировала так бурно, будто бы была совершенно здоровой. Мне даже пришлось удерживать ее на тахте, пока Федор Иванович принимал посыльного из ресторана, доставившего заказ — обещанный нам торт «Киевский».
Людмила тоже отреагировала на доставку торта и уход из комнаты Федора Ивановича, но по-своему. Негромким голосом, чтобы слышал только я, она твердо заявила, что пить херес нам ни в коем случае нельзя. Вино, по ее мнению, отравлено. На мой недоуменный и вопросительный взгляд, пояснила:
— Во-первых, об этом говорит внезапно всплывшая в моем подсознании подсказка Шекспира. Во-вторых, женское чутье обмануть сложно. В-третьих, это результат простого наблюдения: пока шло вливание, я проверила — пол в кухне у стола от пролитого сладкого вина, оказался совершенно нелипким. Чистый, словно вылизан языком. К тому же вино, в котором спирта, судя по этикетке, всего шестнадцать процентов, испариться с холодного керамического пола так быстро не могло. А со слов Федора Ивановича, нам стало известно, что влажной губкой пол он не вытирал. Следовательно, вывод лежит на поверхности — Федора Ивановича кто-то хотел отравить быстродействующим ядом. Дуся стала случайной жертвой. Явилась эдаким волонтером-дегустатором...
— Полностью с тобой согласен! Лужица вина испариться и за час при таких условиях не смогла бы. Вино — это же не сорокаградусная водка и не крепкий коньяк. К тому же, след сахара с пола сам бы никуда не исчез... Его содержание в сладком сорте хереса достаточное для того, чтобы пол до сего момента оставался бы липким.
Следовательно, пока Федор Иванович, находясь в комнате у телефонного аппарата принимал поздравления, Дуся пролитое сладкое вино слизала, — едва сдерживая волнение, — закончил я логичное рассуждение жены.
И, чтобы выразить ей заслуженную похвалу за то, что своевременно вспомнила Шекспира, добавил:
— Умна ты, доктор филологических наук, умна!
На что она гордо ответила:
— У нас в Московском государственном университете должность и аттестат профессора лишь бы кому не дают!
Появившемуся в комнате Федору Ивановичу с тортом и с радостной улыбкой мы решили вот так сразу не сообщать о своем подозрении про отравленное вино. От подобных негативных мыслей у меня и у Людмилы одновременно возникла масса вопросов, из которых основными были два — кто и с какой целью хотел его отравить?
Однако быстро развивающаяся праздничная ситуация внесла свои коррективы. Федор Иванович, порядком переволновавшийся из-за Дуси, предложил нам безотлагательно отметить двойной праздник: День защитника отечества и спасение собаки от неминуемой смерти.
Торт, бокалы, чайные чашки, десертные тарелки, столовые приборы — на обеденном столе, чайник закипает, а мы с Людмилой, словно два охотничьих пойнтера, находимся в стойке, следя за каждым движением хозяина. И как только Федор Иванович произнес, что отмечать два сегодняшних события будем обещанным отличным хересом, после чего сделал шаг по направлению к кухне за той самой откупоренной им бутылкой, я остановил его словами:
— Федор Иванович! Вы нас извините, но мы предлагаем эти два важных события отмечать не хересом, а десертной марочной мадерой двенадцатилетней выдержки, которую мы вам преподносим. — Не успел я закончить торжественную речь, как Людмила, держа упаковку с вином в одной руке, а в другой букет цветов и коробку шоколадных конфет, целует ветерана в щечку.
В ответ смутившийся Федор Иванович выражает нам благодарность, что мы посетили его и спасли собаку. К тому же, он полностью с нами согласен, что к «Киевскому торту» лучше подойдет мадера. И, конечно же, ни о чем плохом не подозревая, высказался о том, что Петя, купивший для него херес в магазине на Тверской улице, не обидится на него, узнав, что вино, подаренное им любимому дедушке накануне праздника, осталось нетронутым.
— Зная Петю, уверен на сто процентов, что он не обидится. Он же у вас умный и совсем не обидчивый молодой человек. А что, Петя не заедет на чай с тортом? — поинтересовалась жена.
— К моему огорчению, не сможет. Сегодня, ранним утром, он по настоянию своей девушки на машине отправился в Смоленск, знакомиться с ее родителями. Маша — необычайно красивая блондинка с большими голубыми глазами и хорошей фигурой. Она учится на четвертом курсе в Институте культуры. Не прошло и года от их знакомства, а Петю она уже считает своим мужем. Может быть, потому что он заботливо снял для нее и оплачивает квартиру. Девушка нутром чувствует, что лучше Пети ей никого не найти.
До их встречи она, как иногородняя, проживала в студенческом общежитии. Вот теперь живут вместе. Маша слишком и даже чрезмерно активная. Нам это не очень нравится. Влюбленная парочка посетила меня вечером девятого ноября прошлого года. Тогда я с ней впервые и познакомился. Как раз накануне нашего профессионального праздника. Петя и Маша подарили цветы и бутылку роскошного муската. Но, так как он был за рулем, от вина они дружно отказались, — ответил Федор Иванович, как-то без особого энтузиазма в голосе.
За чайной церемонией я не забывал наблюдать за Дусей. И что интересно, Дуся, лежа на тахте под теплым пледом, также внимательно наблюдала за нами. Я озвучиваю ее состояние и это, с врачебной точки зрения, хороший признак. Все со мной согласны. Настроение у хозяина окончательно улучшилось, что позволяло мне попытаться разговорить хозяина для получения интересующей нас более подробной информации. В основном она касалась Маши. Правда, как начать расспрос генерала про ее семью, я не знал. К тому же мы с женой уловили в голосе Федора Ивановича не только нотки недовольства, когда он говорил о ней, но и плохо скрываемого легкого раздражения. Видимо, Федор Иванович что-то нам про нее не договаривал. Одним словом, выбор внуком невесты, будущей родственницы, его не особенно радовал. Слишком любопытными выглядеть нам не хотелось, поэтому с расспросами мы решили не торопиться.
Несмотря на то, что тема возможного отравления собаки была весьма щекотливой и лишь предположительной, однако она непосредственно касалась жизни и здоровья человека — ее хозяина и нашего пожилого друга. Именно по этому основанию мне все-таки пришлось ее начать. Причем я постарался ничего не утверждать и тем самым не сгущать краски, чтобы не создавать трагедийную атмосферу. Все-таки был праздник.
— Дорогой Федор Иванович! Пока вы принимали у посыльного из ресторана торт, мы с Людмилой выдвинули гипотезу, что когда пролитое вино оставалось на полу кухни, а вы разговаривали по телефону со сослуживцами, Дуся успела, я бы сказал, с удовольствием подлизать вино. Оно же сладкое, — проговорил я спокойным голосом.
Федор Иванович, не дав мне закончить фразу, догадливо произнес:
— Вы, Анатолий Евгеньевич, правы. Следов пролитого хереса, когда я вернулся в кухню с губкой в руках, действительно, на полу не оказалось. Значит, так и произошло на самом деле. Вино Дуся подлизала подчистую. И что, вот такая небольшая порция вина, не более одной столовой ложки, могла так токсически подействовать на собаку? Теперь мне стало понятно, почему вы, доктор, задали мне каверзный вопрос: не спаивал ли я собаке чай вместе с вином. Но Дуся-то до рекомендованного вами чая почувствовала себя плохо...
— Федор Иванович, вы, как всегда, говорите все верно. Извините меня за мой врачебный прикол или, как любят говорить медики, «врачебные шуточки». Но именно эта шуточка, по-видимому, непроизвольно заставила Людмилу вспомнить Гамлета, — выкрутился я.
— Подобные шуточки медицинских эскулапов я ощущал на себе не один раз во время прохождения плановых осмотров в нашем войсковом госпитале, что на улице маршала Берзарина, рядом со станцией метро «Октябрьское поле». Каждый раз они меня по две недели шуточками, да прибаутками развлекали.
Сделав небольшой глоток мадеры и высоко оценив напиток, мудрый и догадливый генерал-полковник обратился к нам с прямым вопросом касательно нашего подозрения на наличие яда в бутылке с хересом, изготовленном в одной из наших бывших советских республик.
— Вот так сразу и конкретно мне затруднительно что-либо вам сказать, однако, несмотря на известность производителя и стабильное гарантированное отличное марочное качество, на этот раз что-то у него с вином оказалось не в порядке, — уклончиво отвечал я.
— А мог ли в бутылку с вином попасть китайский коронавирус? Ведь картина болезни у Дуси точно такая же, как у заболевших в Китае. Не раз показывали в «Новостях», как больные люди замертво падали на ходу, словно птицы, умершие в полете, — не скрывая волнения, задал вопрос Федор Иванович.
— Вот мне и подфартило, — подумал я. И с трудом скрывая лукавство, расплывчато ответил:
— Конечно же, мог. На латинском языке «вирус» означает яд. Достоверно утверждать не могу, но вполне вероятно, что он мог каким-то для меня непонятным образом оказаться в бутылке и токсически подействовать на Дусю. Конечно, при исключении вероятности патологического действия на японскую породу легкого алкоголя или проявления стремительно развившейся аллергической реакции на сорт винограда, из которого приготовлен марочный херес. Ведь, как известно, для приготовления этой марки хереса используется два сорта винограда — Харджи и Чилар. Тем более, в японской провинции Акито на острове Хонсю, где была выведена данная древняя порода, виноград не растет и собаки к нему, по всей вероятности, совершенно не привычные. Поэтому всякое может быть...
Но генерал — на то и есть генерал. Он тут же воспользовался моей уклончивостью. Федор Иванович сразу вспомнил, что много лет тому назад он заезжал за мной на служебной машине в Институт вирусологии имени Д. И. Ивановского Академии медицинских наук, расположенный на улице Гамалеи, когда я там работал. Потом мы поехали к нему на дачу в Баковку. Двухмесячной болонке Бетти требовалась прививка от чумы и гепатита.
— Вот вы, Анатолий Евгеньевич, как ученый-вирусолог, кандидат наук, подключите коллег-вирусологов и, пожалуйста, поисследуйте вино на коронавирус. Я помню, вы рассказывали, что и японский электронный микроскоп в институте имеется, с помощью которого вам удалось сфотографировать вирус чумы плотоядных для своей статьи, опубликованной в далеком 1975 году в журнале «Химия и жизнь». Вот он сейчас нам и пригодится... Все-таки мне думается, что на Дусю таким смертельным образом мог подействовать только китайский коронавирус, который можно будет запечатлеть под огромным увеличением, — предположил Федор Иванович, после настоятельной просьбы о лабораторном исследовании вина на вирусный возбудитель.
Просьба оказалась как нельзя кстати. Теперь у меня появилась возможность, не пугая хозяина, забрать вино с собой и затем провести его исследование на возможное наличие неизвестного яда. Конечно же, ни о каком коронавирусе речь идти не могла. Версия военачальника выглядела достаточно несерьезно. Заикнись я об этом в Институте вирусологии, и тут же бы на другой день по Москве пошел сложенный учеными-вирусологами анекдот про коронавирус, обладающий тропизмом к хересу.
Для исследования вина требовалась специальная узкопрофильная токсикологическая, при этом, государственная лаборатория, подступы к которой в моей голове уже намечались. К тому же, данное происшествие с отравлением собаки не должно было выйти за стены этой важной квартиры.
Время за чаепитием прошло незаметно. Часы показывали двадцать два часа. В то время пока я в очередной раз осматривал собаку, Людмила все прибрала со стола и, несмотря на возражения Федора Ивановича, помыла посуду. Все-таки у Защитника Отечества был праздник. Как мы с женой хорошо помнили, от домашних хлопот в этот день Варвара Максимовна мужа всегда освобождала.
Бутылка хереса была закупорена родной пробкой и упакована в толстостенную картонную коробку из-под мадеры. Для еще большей сохранности вещдока, бутылку мы проложили мягким поролоном. С этой ценностью ничего не должно было случиться.
Моя пациентка чувствовала себя удовлетворительно. Однако я решил, что на вечернюю прогулку Дуся отправится со мной. Мне, как доктору, следовало понаблюдать за собакой во время её физиологических отправлений. После перенесенного острого коллапса на улице всякое могло произойти с животным. Но мои опасения оказались напрасными. Прогулка прошла успешно. Дуся, видимо еще чувствуя в теле слабость, сделав свои дела, сразу потянула домой. Как оказалось, инстинкт самосохранения у акито-ину развит был хорошо.
Заверив Федора Ивановича, что на следующий день я буду у него в десять ноль-ноль, мы дружески распрощались.
***
В назначенное время мы снова встретились. Дуся радостно прыгала на меня, пытаясь лизнуть в лицо. Создавалось впечатление, что вчерашнего события, которое могло окончиться терминальной драмой, вообще не было. Казалось, что это все мне приснилось сегодня ночью. Но напоминание о нем все же осталось. На кухонном столе по-прежнему стояла посудина с накануне использованными мною ампулами сильнодействующих лекарств. По моей просьбе, они должны были оставаться в сохранном виде до возвращения из командировки Сергея Федоровича — сына Федора Ивановича. Сегодня вечером он должен был вернуться и, как он обещал отцу, из аэропорта сразу заехать к нему. Примененная мною массированная реанимационная терапия должна была наглядно подтвердить тяжелейшее состояние собаки, наступившее у нее чисто случайно из-за врожденного рефлекса подлизывать все вкусное и привлекательное. Этот случай я рассматривал как несостоявшееся покушение неизвестного лица на жизнь Федора Ивановича.
Выпей он всего лишь один небольшой бокал отравленного хереса, и организм пожилого человека подобный острый коллапс выдержать бы не смог. Те клинические признаки болезни, которые наблюдались у Дуси, во много раз сильнее проявились бы у него. И мы с женой, кстати, тоже оказались бы подвергнутыми отравлению со смертельным исходом. Всасывание в желудке яда, пусть даже размешанного не в крепком алкоголе, наступило бы чрезвычайно быстро и подействовало мгновенно. Опять же, как у Шекспира в «Гамлете» ...
Моя невеселая дума прервалась, как только Дусе, наконец, удалось метко и смачно лизнуть меня в губы. И этот благодарный поцелуй собаки послужил мне сигналом отбросить тяжкие мысли и начать ее осмотр. Пока я занимался выслушиванием работы сердца, легких и подсчетом по секундной стрелке наручных часов ее пульса, Федор Иванович не проронил ни слова. Но как только фонендоскоп был убран в карман халата, и я озвучил заключение о положительном и стабильном состоянии работы сердечно-сосудистой системы собаки, к моему немалому удивлению, генерал задал мне вопрос, что называется, прямо в лоб:
— Анатолий Евгеньевич! Вы считаете, что вчера на холодном полу кухни мертвым должен был оказаться я? Конечно, я понимаю, что вы с Людмилой — мои друзья — и в отличие от конкретики Шекспира, не хотели мне омрачать праздник и говорили про вино, собаку достаточно пространно и в завуалированных тонах. Мне сегодня не спалось. Я все думал, думал про этот случай и думал... Задавал себе вопросы и не мог на них ответить. Врагов-то у меня практически нет. Смерти мне желать некому. Если и кто-то из чужих людей болтал об этом, то это от недомыслия или от зависти. В конце концов, все мои предположения остановились на коронавирусе и аллергии. Только с вашей помощью и помощью ваших коллег-вирусологов может быть подтверждено или опровергнуто коронавирусное заболевание у Дусеньки. И если этой вирусной заразы у моей малышки не окажется, останется только страшная аллергия на вино...
— Со стопроцентной достоверностью я не смею утверждать, что случай с Дусей выявил чье-то на вас покушение, дорогой Федор Иванович. Это Уильям Шекспир на нас непроизвольно навеял негатив и вызвал душевное беспокойство. Что же касается вирусологического исследования, то с коллегами я ранним утром договорился о встрече. Они меня ждут во второй половине дня.
По выражению лица Федора Ивановича было заметно, что ответом он удовлетворен. Действительно, ему я говорил сущую правду. Без токсико-химического анализа вина утверждать о наличии в нем яда права я не имел. Что же касается Института вирусологии, то действительно, сегодня меня там ждали. Но ученым предстояло проверить вино не на неизвестный быстродействующий яд, а на бактериологическое загрязнение. С недавних пор в целях оптимизации мой родной Институт Вирусологии имени Дмитрия Иосифовича Ивановского — один из ведущих вирусологических центров СССР — был слит воедино с расположенным по соседству Институтом эпидемиологии и микробиологии имени известного советского ученого — микробиолога и эпидемиолога Николая Федоровича Гамалеи.
Именно в одной из его лабораторий мне обещали провести посев винного материала на выявление в нем возможных патогенных микроорганизмов. И заодно проверить его на наличие сильнодействующих на организм бактериальных токсинов. Вполне возможно, в вине могло оказаться несколько ядов как химического, так и бактериологического происхождения. Конечно же, посвящать Федора Ивановича в такие подробности я посчитал нецелесообразным. Проведения подобного исследования вина требовала, как мы с женой считали, сложившаяся вокруг нашего друга криминальная ситуация. К тому же, исключать вероятность проявления недружественного отношения к нашей стране отдельных лиц в бывших советских республиках, занятых в розливе вина, предназначенного на экспорт, было бы наивно.
Чтобы завершить начатый разговор на нейтральной ноте, я перешел к пересказу последней информации о коронавирусе, распространенной китайскими учеными в открытых источниках. Она касалась переносчиков коронавируса и возможных его резервуаров, то есть живых хранилищ инфекта:
— Как выяснилось, уникальные чешуйчатые зверьки — панголины, немного напоминающие броненосцев, которые издавна безжалостно истребляются китайскими браконьерами, оказались носителями коронавирусов. А распространителями инфекции стали люди, которые с целью наживы убивают этих животных и снимают с них шкуру. Мясо отправляют на Уханьский рынок, а со шкуры соскабливают чешую. После высушивания на солнце ее продают на вес многочисленным азиатским знахарям. Стоимость одного килограмма чешуи доходит до цены килограмма технического серебра. Лекари из чешуи панголинов готовят различные снадобья, якобы избавляющие больных от рака, астмы, радикулита, подагры, артрита, простатита, псориаза, аллергии, бесплодия, мастопатии, преждевременного старения кожи и еще целого ряда распространенных недугов среди мужского и женского населения. На этапе реализации цена порошка, микстуры или мази возрастает в несколько раз. И что удивительно, универсальное псевдолекарство идет нарасхват.
Но в исследовании инфекционного процесса уже появились положительные подвижки — китайским вирусологам достаточно быстро удалось выделить коронавирус от змей и летучих мышей, которых, как россиянам стало известно, китайцы, малайцы и вьетнамцы широко используют в пищу.
— Так кто же из этих тварей, помимо людей, является все-таки переносчиком заразы, а кто резервуаром, как вы, доктор, сказали, хранилищем коронавируса? — поинтересовался Федор Иванович.
— Именно в этом то и таится вся загвоздка. Все перепуталось в китайской культуре. Летучих мышей и змей китайцы, как известно, употребляют в пищу давно. Если змеи, в основном кобры, поедая летучих мышей — носителей коронавируса, подхватывают от них вирус, то вопрос об отношении к ним панголинов, питающихся исключительно муравьями и не имеющих со змеями и летучими мышами ничего общего, пока остается без ответа. Однако, ученые предположили, что коронавирус от панголинов, преодолев межвидовой барьер, смог поражать население Китая. Сравнение коронавирусов панголинов показало их схожесть с коронавирусами, выделенными от заболевших граждан. Молекулярные биологи, вирусологи, генетики по сей день бьются над загадкой, возникшей на продовольственном рынке в городке Ухань, но пока без видимых результатов. И вообще, у ученых-вирусологов и эпидемиологов вопросов по коронавирусу и распространению заразы больше, чем обоснованных ответов. Прояснение ситуации в ближайшее время вряд ли произойдет, и ожидать улучшения в лучшую сторону не приходится. По моим прогнозам, эпидемиологический процесс, начавшийся в Поднебесном Ухане, вряд ли удастся обуздать, и вскоре он перейдет в мировую пандемию, — попытался я вкратце обрисовать набирающую силу коронавирусную загадку.
— Будем надеяться, что на острове Хонсю подобная зараза испокон веков не водилась, а у нашей Дуси латентного коронавируса не окажется, — с большой надеждой на отрицательный результат исследования заключил Федор Иванович, сделав особое ударение на словосочетании «латентного коронавируса».
***
Вечером того же дня мне позвонил Сергей Федорович, с которым мы, будучи почти ровесниками, еще со дня нашего знакомства поддерживали товарищеские отношения.
— Анатолий Евгеньевич! Спасибо вам за спасение Дуси и огромное спасибо, что отец остался жив. Он все мне рассказал про вчерашнее. Показал целую тарелку использованных ампул. По телефону не буду вас расспрашивать более подробно. Если вы завтра с утра свободны, то пришлю за вами машину. Обо всем поговорим у меня на работе. Заодно наши специалисты займутся содержимым бутылки.
Утро следующего дня у меня занято не было, и я согласился на встречу. К тому же, сразу отпала необходимость звонить моему знакомому ученому, занимающемуся в научно-исследовательском институте токсикологическими исследованиями и просить его об анализе подозрительного напитка. Ведомство Сергея Федоровича обладало гораздо большими возможностями проводить подобные исследования и как-никак являлось закрытым от посторонних глаз. К тому же, в случае обнаружения в вине артефакта ни у кого из нас никаких сомнений в результате исследования возникнуть не могло.
Пока с Сергеем Федоровичем мы подробно, во всех деталях, обсуждали вчерашнее событие, в криминалистической лаборатории шло исследование содержимого бутылки. Первоклассные химики-аналитики, как они ввели нас в курс дела, экспертизу материала намеревались провести в два этапа. Первый заключался в экспресс-анализе на наличие наиболее распространенных ядовитых веществ-реагентов, обычно используемых преступниками в корыстных целях, а второй — полный и подробный, включающий в себя определение в вине наличия солей тяжелых металлов и радиоизотопов. Если первый этап занимал около часа времени, то второй — несколько часов.
Едва мы успели выпить по чашечке кофе, как принесли результат экспресс-анализа. По изменившемуся лицу Сергея Федоровича было заметно, что он явился для него ошеломляющим. При компьютерном исследовании винного материала бездушная машина-лаборатория выявила наличие высокой концентрации химического вещества под названием Гидрохлорид клонидина, известного под аптечной торговой маркой как «Клофелин».
Нам было известно, что данное сильнодействующее лекарство в аптечной сети продается населению строго по рецепту, обязательно имеющему круглую печать с фамилией лечащего врача и штамп медицинского учреждения. И что в медицинской практике «Клофелин» используется как средство скорой медицинской помощи для срочного снижения артериального давления у больных людей с внезапно возникшим гипертоническим кризом, грозящим закончится инсультом и смертью. А еще мне вспомнилось, что «Клофелин» в микродозах применяется в офтальмологической практике для понижения внутриглазного давления при глаукоме.
Кроме выявленного в вине Гидрохлорида клонидина в количестве вполне достаточном для резкого понижения артериального давления у целого табуна скаковых лошадей, в компьютерной распечатке не оказалось даже строчки намека о том, каким образом сильнодействующее вещество могло попасть в закупоренную бутылку с марочным вином. Но этот недостаток в конструкции сложной электронной техники мог лично исправить знаток сыска Сергей Федорович — руководитель ведомства, которое распутывало дела и посложнее.
Со своей стороны я решил напомнить Сергею Федоровичу происшествие десятого ноября прошлого года, когда его отцом случайно была разбита бутылка с вином, подаренным внуком дедушке к его профессиональному празднику:
— Внезапная кончина Греты, которую я пестовал с месячного возраста, так удручающе на меня подействовала, что ничего криминального в этом происшествии мне не виделось. Все выглядело естественно и объяснялось просто — у старенькой собаки, находившейся на своем месте, привычном ей с детства, произошла внезапная остановка сердца. Не испытывая мучений, животное мгновенно скончалось.
Подобная смерть, как многие знают — мечта большинства старых людей. Сознательные индивидуумы не желают длительно лежать в постели, день ото дня слабеть и морально страдать от мысли о неизлечимом состоянии и своей беспомощности. Хотят побыстрее умереть, чтобы для близких перестать быть тяжелой обузой. Как обычно бывает в подобной ситуации, именно этими фразами мне пришлось тогда успокаивать Федора Ивановича. Они подействовали на него самым благотворным образом. Когда же он окончательно успокоился, то позвонил вам. После того, как последовало ваше с отцом совместное решение о захоронении Греты на даче, ее тело я упаковал в клеенку, после чего вынес на балкон. А тому обстоятельству, что, когда я придавал компактность еще не окоченевшему Греточкиному телу, плотно прижимая к нему конечности и фиксируя их бинтом, они показались мне какими-то неестественно липкими, значения я не придал. Сколько смертей собак мне пришлось повидать за время работы на скорой ветеринарной помощи и вообще за полувековую ветеринарную практику. Кончина у многих наступала после тяжелых приступов эпилепсии, когда все тело умерших было в липкой слюне или экскрементах после кишечной формы чумы или гастроэнтерита... А после того, как в доме Федора Ивановича появилась Дуся, внезапный уход из жизни Греты постепенно стал мною забываться.
Однако во время проведения интенсивной реанимации Дуси в моем подсознании неожиданно всплыла покойная Грета. Меня напрягла схожесть симптоматики клинического проявления терминального состояния у молодой, еще утром находившейся в полном здравии, особи и внезапным наступлением острой сердечно-сосудистой недостаточности у Греты с ее скоропостижной смертью.
А после того, как Федор Иванович подробно рассказал нам про разбившуюся об пол бутылку с подаренным ему Петей марочным вином, никаких сомнений в том, что и в ней содержался яд, у меня не осталось.
Вино, пролитое на пол и фигурирующее в обоих случаях, вызвало у Людмилы ассоциацию с известными в истории случаями преднамеренных отравлений вином, и она непроизвольно процитировала небольшой отрывок Уильяма Шекспира из «Гамлета». Именно он и явился для нас верной подсказкой.
Как стало нам известно, Греточка не только прошла по луже вина, но и поскользнулась на гладком каменном полу. А упав на живот, обильно смочила вином брюхо. Шерстный покров живота сыграл недобрую роль, так как на себе удерживал жидкость. Грета, впрочем, как и все собаки, будучи чистюлей, лежа на своем месте, принялась себя тщательно вылизывать. Чмоканье ее языка, со слов вашего папы, раздавалось по всей квартире. Грету, впрочем, как и Дусю, Гидрохлорид клонидина, замаскировавшийся в сладком напитке, совсем не смущал. Слизав вино с шерсти живота, Грета фактически приняла смертельную дозу яда. Навести чистоту на подушечках лап она не успела.
У нее наступило резкое падение артериального давления, приведшее к острой сердечно-сосудистой недостаточности и развитию коматозного состояния, схожего с глубоким сном, во время которого и произошла остановка сердца. Смертельно опасный патологический процесс в организме пожилой собаки продлился не более трех-пяти минут. Со слизистой оболочки ротовой полости Гидрохлорид клонидина всасывался будто его вводили внутривенно. К тому же преклонный возраст оказался не на стороне Греты.
Таким образом, вино из двух бутылок марочного вина, подаренных к праздникам внуком дедушке, вызвали у собак два случая отравления, один из которых закончился смертельным исходом. А если бы Дуся случайно не продегустировала херес, которым Федор Иванович собирался нас потчевать, то совершенно определенно прибавились бы еще три, но уже человеческие жертвы, — на минорной ноте завершил я рассказ.
— Ну и дела... Вы правы, дорогой, Анатолий Евгеньевич, — вымолвил побледневший Сергей Федорович.
Достав из задвижки письменного стола обычный кнопочный мобильный телефон, он позвонил Пете и просил его срочно прибыть.
На мое высказывание о том, что «даю свою голову на отсечение» за Петину полную непричастность ко всем этим случаям, Сергей Федорович только поблагодарил меня, но по всему было заметно, что эту тему он решил не развивать. От чего во мне укрепилась мысль, зародившаяся еще во время сдержанного высказывания Федора Ивановича о Маше и чего-то важного им недосказанного. Можно было уверенно заключить, что все члены семьи достаточно негативно настроены на выбор Пети.
Однако свое первоначальное решение Сергей Федорович буквально через несколько секунд задумчивости, изменил. Извинившись, что экспертное заключение его вогнало в некоторое шоковое состояние, он, произнеся известную поговорку:
— Шила в мешке не утаить.
И приступил к изложению семейного неудовольствия выбором Пети их будущей родственницы:
— Вы же знаете, Анатолий Евгеньевич, выбор невесты — дело сугубо личное, если даже это твой родной сын и, в какой-то степени, сугубо интимное. Вроде бы, оно касается только двух любящих друг друга людей. Но это теоретически, а практически? В нашем же конкретном случае, неудачный выбор Пети затронул уже три семьи: отца, нашу и вашу... Так как вы, Анатолий Евгеньевич, для нас не чужой человек, поделюсь с вами нашей головной болью.
Пете, как вы знаете, уже исполнилось тридцать два года. А он все еще не женат. Одна, другая, третья девушка, а он так и не может выбрать себе ту единственную и на всю жизнь любимую. Правда, года три тому назад, он разоткровенничался и признался нам с женой, что женится на девушке с мягким и добрым характером, похожим на бабушкин или мамин. Мол, во всех современных барышнях отсутствуют истинная доброта, сострадание, чуткость, великодушие... Все они — себе на уме. Вырос-то он в окружении открытости, доброты и любви. Здесь с ним не поспоришь. Но жизнь в стране буквально за двадцать пять лет стремительно изменилась. И не в лучшую сторону. Жизненные приоритеты у населения полностью поменялись. В большинстве семей разговор только о «золотом тельце», удачном замужестве, дорогой машине и роскошной квартире в столице... Девушки словно с ума посходили. Барышни, приехавшие в Москву из провинции с безобразно накаченными губами и увеличенными бюстами, бредят зажиточными олигархами и домом в подмосковной Барвихе.
Маша не стала исключением. С Петей она познакомилась на вечеринке у его друга, который отмечал свой день рождения. Обладая яркой сексуальной внешностью, молодая блондинка — студентка четвертого курса Института культуры — сразу завладела сердцем нашего сына. Он так ею увлекся, что, напрочь потеряв голову, даже забыл отдать в типографию для печати автореферат завершенной диссертации. В этом году ему необходимо все материалы представить в Ученый совет, а он весь в состоянии любви... Естественно, чтобы не расставаться с красоткой, снял однокомнатную квартиру в районе Речного вокзала, и стали жить вместе. Но положение сожительницы Машу, видите ли, не устраивает. С маниакальной настойчивостью она Пете все уши прожужжала о скорейшем узаконивании отношений и пышной свадьбе в Риме или Париже.
А еще... вам, Анатолий Евгеньевич, отец, наверное, не рассказал про историю, когда в сентябре месяце прошлого года его прихватил сильный радикулит. Ему трудно было передвигаться по квартире, не говоря уже о выходе на улицу. Почти все время он проводил, лежа в постели. Лекарства не помогали. Выводить Грету на прогулку он не мог, а чужих людей, например, дежурных по дому, просить не пожелал. Эту заботу любезно взяли на себя Петя и Маша. Когда девушка из провинциального Смоленска впервые оказалась в высотном доме и растворилась в огромной папиной квартире, она, не прожив и трех дней в отцовском жилище, высказала Пете свое неудовольствие. Оно заключалось в том, что, мол, в Москве царит несправедливость. «Старики болеют, хвореют, болеют, хвореют, хвореют, болеют, коптят небо, коптят, но умирать не собираются, единолично занимая огромную жилплощадь...». Причем, эту фразу она произнесла с желчью в голосе и нескрываемым злобливом раздосадованным тоном.
Ошеломленный Петя тут же предложил ей съехать со съемной квартиры, уверенно сказав, что дедушка будет не против, а только рад, если они будут жить у него постоянно. Но Маша предложение безапелляционно отвергла, сославшись на то, что она по квартире любит ходить нагой, любовью заниматься в любое время суток не только в постели или на обеденном столе, но и в ванной под струями душа и, вообще, сдерживать распирающие ее тело сексуальные эмоции при оргазме не намерена.
Для полноты аргументов добавила, что крепкий дед Федор, давно не знавший женщин, непременно захочет полакомиться ее молодым белоснежным шелковистым телом. А для удовлетворения похоти выберет самый подходящий для этого момент, когда она не пойдет в институт, а единственный внучок, как всегда, будет на работе. И конечно же, в этой пикантной ситуации отказать многозвездному генералу «в сладком и незабываемом угощении» она не сможет. От такой безумной фантазии, исходящей из уст любимого человека, Петя только поперхнулся...
Циничную и полную бреда тарабарщину, произнесенную молодой девушкой, отец случайно услышал, но вида не показал. Это гадливое высказывание будущей родственницы подействовало на него своеобразным образом. Когда молодые, утром выгуляв собаку, покинули квартиру, у отца радикулит исчез, словно его и вовсе не было. Позвонив Пете на службу, отец сообщил ему, что он выздоровел и чувствует себя хорошо. Просил вечером, после работы, приехать одному и забрать вещи невесты.
— А по профессии кто родители Маши? — поинтересовался я.
— Отец работает доцентом на кафедре госпитальной терапии в Смоленском медицинском институте, а мать — врачом-терапевтом в районной поликлинике.
— Тогда все ясно, откуда у Маши мог взяться Клофелин или рецепты на него. После подсказки Шекспира, не зная всю подноготную про невесту Пети, мы с Людмилой были уверены, что здесь не обошлось без коварной руки близкой к семье женщины, которой только одной могла быть выгодна смерть одинокого мужчины в лице Федора Ивановича. А смерти Греты, Дуси или наши с женой в планы отравительницы не входили. Собаки и мы в криминальном сценарии под условным названием «Эвтаназия дедушки Федора» не значились. Одним словом, случайность внесла в него свои коррективы, — слетело с моего языка.
— Анатолий Евгеньевич! Своим выводом вы попали в самую десятку. Вас следовало принять к нам на работу, да вот четвероногие пациенты будут против... А если серьезно, то имеются еще некоторые невыясненные обстоятельства этого, в общем-то вами, совместно Людмилой, раскрытого преступления. Отец мне рассказал, как она великолепно на английском декламировала Шекспира, который не только доставил ему истинное удовольствие, но и навел вас обоих на мысль об отравленном вине. Родитель, правда, поскромничав, скрыл от вас, что является давним поклонником вечных для искусства великолепнейших Шекспировских произведений, — поддержал меня Сергей Федорович.
Одновременно со стуком в дверь в кабинет вошел Петя. Его лицо заметно выглядело напряженным. Увидев меня, он обрадовался и со словами: — Здравствуйте Анатолий Евгеньевич, — крепко пожал мне руку.
— Здравствуйте Петр Сергеевич, — в тон ему ответил я. Все-таки он был в форме работника военной прокуратуры, на которой красовались майорские погоны.
Моя манера общения с Петей Сергею Федоровичу, видимо, понравилась, и он, называя сына по имени-отчеству, предложив ему присесть, тут же задал вопрос:
— Скажите мне, уважаемый Петр Сергеевич, вино для дедушки вы покупали заранее или сразу же из магазина направлялись к нему, чтобы вручить к празднику?
Немного оторопев от подобной и ранее не отмеченной манеры общения родного отца и заданного вопроса, Петя, оправившись, все же ее поддержал:
— Товарищ генерал-лейтенант! После покупки марочного вина для подарка дедушке, конечно же, я ехал домой. В смысле, на съемную квартиру. Вы же меня хорошо знаете, дорогой и любимый Сергей Федорович. Я всегда стараюсь подарки покупать заранее. Вино оба раза приобреталось в одном и том же магазине на Тверской улице, в котором мы всегда его покупаем.
— Другого ответа я не ожидал. Дедушка тебе, наверное, поведал о произошедшем с Дусей? И, протянув ему лист компьютерной распечатки химического анализа винного материала, по-доброму произнес:
— Сынок! Ознакомься с содержимым марочного «Хереса», который ты преподнес дедушке к двадцать третьему февраля и которым он в честь праздника намеревался угощать Анатолия Евгеньевича и его супругу.
Едва взглянув на результат экспертизы, Петя покрылся испариной. Виновато переводя взгляд испуганных глаз с отца на меня, то опять на отца, он прошептал:
— Это ошибка... Ваш компьютерный анализатор глючит... Этого не может быть, Маша не могла это сделать...
— Могла или не могла — рассуждать не будем. В котором часу Маша возвращается из института домой? — последовал категоричный вопрос отца.
— Маша сегодня дома. Она с утра что-то неважно себя чувствовала. Жаловалась на головную боль. Решила на лекцию не ездить...
— Вот и отлично. Сейчас все вместе и навестим больную. И, включив на аппарате нужный тумблер внутренней связи, отдал команду: «Машину к подъезду!»
Несмотря на то, что Маша не была Петей предупреждена о нашем визите и мы ее застали, что называется врасплох, она, обладательница исключительной фигуры, выглядела божественно привлекательно и красиво. На девичьем лице с правильными чертами никакой искусственной косметологической коррекции и макияжа я не заметил. Немного смутившись от неожиданно нагрянувших незваных гостей, она предложила нам на выбор: чай или кофе.
Сергей Федорович, к моему удивлению, не задумываясь, чрезвычайно вежливо, обращаясь, словно к желанной родственнице, ответил:
— Машенька! Мне и Анатолию Евгеньевичу, пожалуйста, по бокалу какого-нибудь вина, но только с одним условием — без Клофелина. Тебе ведь, Машенька, известно, как он моментально и токсически действует на организм человека. Особенно, когда в вине содержится в лошадиных дозах...
От услышанного Маша побледнела и стала терять сознание. Стремительно бросившийся к ней Петя вовремя подхватил ее и уложил на диван.
— Петя! Быстро наберите в стакан холодную воду и сбрызнете Маше лицо, — последовал мой совет.
Брызги холодной воды оказали магическое действие. Девушка очнулась. Обведя нас взглядом затравленной хищной лисицы, которую врасплох застали в курятнике среди растерзанных ею кур, она, пребывая в полной растерянности, не могла произнести и слова.
Зато Сергей Федорович, у которого, видимо, пока мы ехали, в голове созрел план беседы с отравительницей, продолжил начатую речь, обращаясь к Маше уже на «Вы» и строго по фамилии:
— Десятого ноября прошлого года Грета непреднамеренно попробовала вина, подаренного Петей дедушке на день работника МВД, в которое вы, гражданка Смолина, заранее шприцом через иглу, проткнув пробку, в нераспечатанную бутылку ввели Клофелин. В результате чего любимица отца мгновенно умерла от наступившей острой сердечно-сосудистой недостаточности.
Двадцать третьего февраля уже этого года Дуся так же случайно продегустировала вино, сдобренное вами Клофелином в том же огромном количестве. Спасибо Анатолию Евгеньевичу, который неимоверными усилиями юное умирающее создание вытащил из когтистых лап смерти... Если бы не Дуся, то вы, гражданка Смолина, были бы обвинены в трех убийствах, но уже ни в чем неповинных людей: моего отца, Анатолия Евгеньевича и его супруги....
Этой страшной чудовищной трагедии, к счастью, не произошло, но все равно вы, гражданка Смолина, будете обвинены в покушении на убийство, согласно статям 30 и 105 Уголовного кодекса Российской Федерации. Это означает, что вы совершили умышленное действие, направленное на осуществление преступления — убийство Федора Ивановича, который, как вы считали, после выхода замуж за Петра Сергеевича, мешал бы вам жить в его трехкомнатной квартире. Даже если уголовное преступление — а это две попытки покушения на убийство — вами, гражданка Смолина, до конца не было доведено (но не потому, что вы раздумали, то есть добровольно отказались от его исполнения, а по двум случайным обстоятельствам, совершенно не зависящим от вас), тюремные нары вам надолго обеспечены.
Состав уголовного преступления налицо. Вы, будучи взрослым и довольно неглупым человеком, в полной мере осознавали неизбежность наступления смерти Федора Ивановича в случае употребления отравленного вина. Вы одержимо желали, чтобы человек, который впоследствии стал бы вам помехой, умер. Только по этой причине вы, гражданка Смолина, оба раза впрыскивали яда в бутылку как можно больше, чтобы смерть у ненавистного вами объекта наступила чрезвычайно быстро и наверняка. Все выглядело бы естественно, как в случае с Гретой. А медики ничего криминального в смерти пожилого человека не заподозрили бы. Уголовное право это классифицирует как прямой умысел. В общем, расплата за уголовно-преступное деяние не за горами. Сначала вы, гражданка Смолина, проведете около года в следственном изоляторе Бутырской тюрьмы, затем уголовный суд и колония строгого режима. Скорее всего, это будет Можайская женская колония, что недалеко от вашего Смоленска. Отсидев срок сполна, из заключения вы выйдете на свободу беззубой старухой с потухшими глазами, отвислыми щеками, дряблым телом и сгорбленной фигурой, которую и фигурой-то нельзя будет назвать...
С Анатолием Евгеньевичем я сейчас уеду, а вы, гражданка Смолина, не тратя время, садитесь за стол и разборчиво от руки пишите «чистосердечное признание». Петр Сергеевич документ заберет и завтра утром доставит мне. На его основании следователи, которые будут вести ваше дело, оформят «явку с повинной» и доставят вас в суд для вынесения решения о заключении под стражу.
Чистосердечное признание и раскаяние в дальнейшем, вполне возможно, в суде могут быть учтены, и тюремный срок заключения, вероятно, скостят, но это при условии, что ваши родители наймут хорошего адвоката — специалиста по уголовным делам.
Маша молча и отрешенно слушала генерала, только изредка, в знак согласия, кивала головой.
Сочтя, что на сегодня с нее достаточно, Сергей Федорович предложил подвезти меня к отцу, так как знал о предстоящем сегодняшнем осмотре Дуси.
Пока мы находились в пути, позвонил мой коллега по Институту вирусологии, который по моей просьбе проводил бактериологическое исследование пробы вина. Он сообщил, что в вине бактериальный токсин не содержится. В чашечках Петри посев дал лишь следы вполне допустимого и неопасного для здоровья потребителя, так называемого в микробиологии, сапрофитного загрязнения. Рост колоний банальной микробной культуры, по мнению ученого, объяснялся нестерильными заводскими условиями при разливе вина из бочек в бутылки.
Коллеге я выразил признательность, пообещав, что на следующей неделе привезу ему, уже в подарок, бутылку марочного хереса и непременно от другого производителя.
Завершив телефонный разговор, обратившись к Сергею Федоровичу, я сострил, что бактериальное загрязнение вина постоянно окружающими нас безобидными микробами-сапрофитами, в обвинительное заключение следователям можно будет не включать. На что Сергей Федорович раскрыл истинную цель нашего визита к гражданке Смолиной. Она состояла в том, чтобы наглядно показать Петру, что его выбор для женитьбы на удивительно красивой, но глубоко порочной девушке—преступнице, неудачен. Ни о каком следствии с вполне вероятной утечкой в СМИ о случившемся в высокопоставленном генеральском семействе, речь, конечно же, изначально не шла...
Утром следующего дня раздался звонок мобильного телефона. Это звонил Петя. Он сообщил, что после того, как «чистосердечное признание» Машей собственноручно было написано, каждый лист подписан и ему передан, он на своей машине отвез ее с вещами в студенческое общежитие. А под утро ему позвонила однокурсница Маши — соседка по комнате, с которой он был хорошо знаком. Она рассказала, что в третьем часу ночи была разбужена не на шутку разбушевавшейся Машей. Находясь в сильно возбужденном и импульсивном состоянии, она, словно заведенная, повторяя: «В тюрьму не хочу, в тюрьму не хочу, в тюрьму не хочу», — при этом создавая неимоверный шум и грохот, принялась столом, стульями и другой казенной мебелью загораживать входную дверь. После того, как дверь оказалась закрытой на замок и забаррикадированной, Маша, с кухонным ножом в руках, завернувшись с головой в одеяло, забралась под кровать, так и не переставая, твердила: «... В тюрьму не хочу, в тюрьму не хочу, в тюрьму не хочу...».
Попытки успокоить подругу оказались безрезультатными. Тогда однокурсница, сама укрывшись одеялом с головой и накрывшись дополнительно подушкой, по айфону связалась со службой спасения и тихим голосом сообщила дежурному оператору о случившимся, назвав адрес и номер комнаты.
Примерно через двадцать минут комендант общежития запасным ключом открыла комнату, а крепкие ребята, сотрудники МЧС, оперативно освободили проход. К тому же они приехали не одни. С ними прибыла бригада скорой медицинской психиатрической помощи. После разоружения буйной пациентки, ее осмотра и сделанной врачом внутримышечной инъекции мощного успокоительного релаксанта, с диагнозом «острый реактивный психоз» Машу увезли в психиатрическую больницу.
Закончив сообщение, Петя, с нескрываемыми нотками грусти в голосе, неожиданно для меня, попросил у нас с женой прощения за то, что из-за его ошибочного выбора невесты наши жизни подверглись чрезвычайной опасности. На что я, не найдя подходящих слов к пережитой нами всеми — Федором Ивановичем, Сергеем Федоровичем, им самим и нами с женой довольно-таки неприятной драматической ситуации, философски ответил:
— Петя! Человек, появившись на белый свет и начиная познавать окружающий мир живой природы, непременно совершает те или иные ошибки, проступки и глупости. При этом он совершенно не задумывается, что его жизнь ежедневно подвергается опасности в той или иной степени. С подобными реалиями жизни трудно что-либо поделать. Таковы изъяны в биологии человека, некоторую часть которых в своих знаменитых трудах описал Эразм Роттердамский...
Конечно, если бы в медицинской практике существовала профилактическая вакцина от ошибок и необдуманных проступков, совершаемых, как правило, в молодости, то человечество было бы защищено от подобных неприятных и порой трагических случаев.
Но, увы, это несбыточная мечта...
