Интервью

Вероника Долина
«Искусство, мир прекрасного — это мой компас, маяк, GPS»
Размышления известного барда об артисте с гитарой, который должен быть непременно «декорирован и инструментован», о позволительных самоповторах, писании стихов в фейсбук, о странах, в которых Веронике Долиной довелось жить и «Москве-бабушке».
Вероника Аркадьевна, кто из современных исполнителей вам соприроден, если таковые есть, и что думаете о нынешнем состоянии авторской песни?
Всерьез об этом невозможно говорить. Кончилось то время, та эпоха, где такой как я может и было неуютно, но интересно. Стихи под гитару как профессия и призвание повсеместно исчезли с лица Земли. Это сиротливо выглядит, без интереса слушается. Этого почти нет.... Артист с гитарой обязан быть декорирован и инструментован. Музыканты, небольшой оркестр, свободные руки, свободная манера... Гитара да микрофон как прежде — этого нет больше, не те времена. И той вызывающей беззащитности артиста, выступающего «без забрала», с открытым лицом и в простом костюме — больше нет. Или это большая диковина. На то есть причины, роптать бесполезно. В глубинке Европы можно ещё найти исполнителей фадо... Где-то в небольшом кафе во Франции или Германии можно увидеть человека с гитарой, но это редкость. В наших же краях я питаю нежное и сердечное чувство к стихам и исполнению их со сцены Верой Полозковой.
Не боитесь ли в текстах повторов — вольных или невольных?
Этого много, этого сколько угодно, в мои зрелые годы я себе все это позволяю. Есть темы, которые пишу годами. Москва. Зима. Дети. Дружеский круг. Мир моих родителей. Тут невозможно без самоцитат и отсылок к себе самой десяти-двадцатилетней давности. Или больше. Но это хорошо. Это достраивает мир, уплотняет конструкцию. Есть музыкальные цитаты, им находится место у меня чуть ли не почетное. То кусочек из песни Пиаф мелькнёт. То старая французская песня. То этюдик Гайдна. То несчастный «Сурок» широкоизвестный... Почему бы и нет! Я же взялась откуда-то. Я из гущи городского населения. Из девочек, коих мучали музыкальными упражнениями. Я из школьных библиотекарей родом и прочее. Да я вся в татуировках, в этих музыкальных «не забуду мать родную». А силы... Есть импульс, активность. Я все ещё весьма любопытна. К массе вещей неравнодушна. Живых и неживых. Но первейшее — искусство. Мир прекрасного. Я с ним очень дружу. Без него ни шагу. Это мой компас, маяк, GPS и что хотите: питает, направляет, подсказывает — каждый фильм, каждая книжка, каждая вылазка в музей. Есть и будни: ежедневная реальность, её трудности и неприглядности, её ужасности. Вплоть до власти, я о чиновниках. Это мои недруги. Но и они стимулируют мою внутреннюю борьбу — ежедневную и перманентную борьбу с «ужасным». И это тоже стихи. Уж о детях или внуках не говорю: наш интимный мир — постоянный наполнитель нашего бензобака. Как бы ещё и двигаться? И все же есть важное: всеми этими инструментами надо уметь пользоваться. Это простая художественная задача, но базовая.
Вы ведете фейсбук и часто публикуете там новые стихотворения, не считая это «снижением» для поэзии, хотя публикация поэтического текста в сети предполагает его «промотку» в ленте новостей, где любой шедевр помещается в промежутке между обыденной информацией... Для чего сетевые публикации?
Лет семь назад уже под воздействием детей я окунулась в мир сетей. Конечно, после сопротивления. Но быстро, почти моментально, к изумлению, помню, младшего сынишки... Ого, говорит, я-то думал, ты будешь едва тут передвигаться, а ты... Да, освоилась быстро. Пара факторов сработала. Или чуть больше. Я большой контактёр. Я в этом понимаю. Мне ничего не стоит заинтересоваться практически чужими делами, и всерьёз. И я гуманист. Я неравнодушна к роду человеческому с его мозолями, порезами, нездоровьем и небессмертьем. Ну и ещё... Я давно подозревала, с юных лет, что стихи следует писать ежедневно. Или по нескольку раз в день. Это преобразует реальность: и твою лично, и мировую. И вот я принялась... Седьмой год пишу в ФБ практически каждый день по стиху. В год выходит по книжке. По альбому с песнями. Массу уроков извлекла из этого. Чисто профессиональных. Настроила свои собственные внутренние механизмы так, как они никогда прежде не работали. Очень много удивительного пережила. За эти годы. Иллюзорного и чудодейного тоже. Я не допускаю даже мысли о том, что стиху не место в обыденности. Ему там самое место. В общем, в новостной ленте. В повестке дня. К тому же упоминание твоего скромного имени наряду с событиями дня — это правильная технология. Да и люди на концерт приходят, признаюсь. Не жили никогда с растяжками и баннерами по городу, не придётся и начинать... за моё время на ФБ публика моя помолодела изрядно, средний возраст до 50 лет. Было-то иначе, конечно же. Фактор новизны, откровенной свежести: я очень большой этого ценитель. Не реликтовый пусть и вбитый крепко в память припевчик, а свежий стих, равновеликий событию, новостному поводу. Вот так работаю.
На ваших концертах рождается некое магическое пространство, сотканное из звуков и смыслов, которые с первых же аккордов находят «точки доступа» к душе. Вы чувствуете волшебство «отдачи» зала, его ауру — и как она меняется от песни к песне?
Да, именно так. Концерт — моё любимое занятие, вот эти полтора-два часа жизни, им почти нет равных. Это сложилось давно. В мои неполные 16 лет я заметила перемену в лицах тех, кто слушает, не обязательно меня. Но вот этот камерный стиль. Вот эти простодушные домашние концерты наши или почти домашние — Бачурина или Бережкова, Луферова или Суханова... Не так и мало имен: тех, кто менял лица слушателей. Это и без имён отцов-основателей — Окуджавы или Матвеевой, Галича, Высоцкого... Лица менялись. Сосредоточенность наступала молитвенная. Компактность, сжатость происходящего была пороховой. Верьте мне, это было необыкновенно, в те годы, 70-80-е! Публика была запрограммирована на звучное эффективное слово, одна редкая рифма — и ты видел экстаз у людей. Так было долго. Камерный стиль — старый колдовской жанр. Но попса поглотила практически все. Доступный стиль оказался сладок и манящ, и публика конца 90-х, вздохнув, двинулась за ним... Последние ТВ-программы по «Культуре» отгремели давно. Залы закрылись для таких, как я. Прощай, так сказать, Политехнический, где 20 лет проходили концерты. Само собой, давно попрощались с Театром Эстрады, где предыдущие 15 лет собирали залы. Малюсенькие залы остались: 50-100 человек. Очень дорожу и этим. О больших залах не вспоминаю. Мои дети уже и не помнят меня на сцене. Но это не страшно. Есть секреты. Есть заготовки. Небольшой домашний голос. Неплохая гитара. Маленькие умения. Ну и стихи. Они могут за себя постоять.
Что первично: рифма, мелодия, всё вместе — или этот процесс каждый раз «штучный» и логическому объяснению, как и любовь, о которой вы столько спели, не подлежит?
Текст или музыка: тривиально... Я же, ну... адаптор! Я принимаю то и это. Сливаю воедино. Ну хорошо... С моей точки зрения, музыка слову не конкурент. Она, может, даже и древнее. Но я дружу с текстом. Он — всё для меня. Он и музыка, и знак, и символ, и капсула времени.
У вас, кажется, около тридцати альбомов: планируете запись нового?
Альбомов уже больше тридцати, я не каждый год и подсчитываю. Ежегодно — альбом. Или два. Или три. Но, конечно, это шапкозакидательство, без пощады к публике. Больше одного не стоит выпускать. А я стала торопиться вот в эти пять лет, сжимаю время, комкаю календарь. Осенью, надеюсь, как всегда, выйдет новая работа. Новые 20-30 песен.
Кто из французских шансонье повлиял на ваш стиль?
Французы. Не так французская песня, как вся Франция имели и имеют влияние на меня. Конечно, дело в языке. В 9-10 лет это в меня проникло, да там и осталось. Это мой второй язык. Вторая реальность. Мои книжки. Любимые герои. А музыка... Это просто обыденная для меня натуральная песня, конечно, мощно противостоящая внутри меня всему рутинно-попсовому. Я даже не оглядываюсь в ту сторону, где звучит советская или постсоветская попса. Я недослышиваю. И первые, кто повлиял на это, были французы. Я девочкой шлепала на пианино, пела по песеннику из Ива Монтана — «Девушку на качелях» и прочее... Довольно мягко перешла к «Девушке из харчевни» Новеллы Матвеевой... Уже и сама сочиняла в это время. А школу заканчивала — написала кантату «Жанна д’Арк», ораторию «Смерть Роланда», ну и так далее. Я не выношу попсу. А грамотный интересный текст мне бесконечно важен.
Вы живете на две страны, в России и во Франции, благо «сладкоголосым французским» владеете в совершенстве. Чем отличается московская и парижская (вероятно — русскоязычная) публика?
Франция и другие. Все не совсем так, особенно в последние годы. Давно уж заметила, что человеку много чего нужно. И многого он заслуживает, человек. Хотя бы потому, что зачётных лет-то всего 75 примерно... Не одна Франция забрала кусок моего сердца. Огромный ломоть достался Нью-Йорку и Америке. Около 30 лет любви, свиданий, объятий, понимания... Колоссальная часть моего сердца живёт в Израиле. Те же 30 лет: мои родные люди, мои отчалившая публика. Так и ждут меня на причале. Как я без них, никак. Они наверняка обойдутся. А я хочу быть с ними. Ну и Москва. Москва-бабушка. Ну что делать. Не выходит по-другому. Хотела во Франции подольше жить-поживать, все там мне мило, все мое, а Москва держит железной хваткой. Пойди-ка освободись! В этих усилиях и пребываю постоянно, сплошной комок мышц... Но зато стихи.
Перемогайся до конца.
Старайся, упирайся.
Таким вот был завет отца
Уж на пороге райском.
Тащи свой воз, толкай свой плот,
Нескоро пересадка.
И вряд ли кто с тобой пойдёт -
Чуть более десятка.
Отряд испуганных овец,
Ты будешь старшей в стаде.
Таким запомнился отец
Мне при ночной лампаде.
Теперь, когда суровы дни,
Когда враждебны ночи -
Где эти десять, где они,
Я тут все одиноче.
Смотрю, товарищ мой в слезах,
Телегу снаряжает.
И с тем же ужасом в глазах
Дорогу продолжает.
И ожидает — где они,
Те десять, те двенадцать,
С которыми разделишь дни
Чтоб и не извиняться.
17 07 2019
Беседовала Наталья Рубанова