Букинист

Игорь Михайлов

​

Ремизовы завитушки

​

Игорь По­пов. Шка­тул­ка Алек­сея Ре­ми­зо­ва. Ре­ми­зо­вы сло­веч­ки от А до Я. Из­бран­ные жем­чу­жи­ны Ре­ми­зо­ва. М., На­талья По­по­ва, «Кста­ти», 2019. — 320 с. ISBN 978-5-88113-040-4

Мне по­вез­ло, я ви­дел эту кни­гу в ру­ко­пи­си, а от ру­ко­пи­сей у ме­ня — тос­ка. Так и ка­жет­ся, что влип­нешь в оче­ред­ное гра­фо­манье по­вид­ло, из ко­то­ро­го уже не вы­брать­ся.

И вот чи­таю и таю:

В сказ­ке Ре­ми­зо­ва «Тро­е­цып­ле­ни­ца» (кни­га «По­со­лонь») пос­ле ри­ту­аль­но­го за­хо­ро­не­ния остат­ков ку­ри­цы, при­не­сен­ной в жерт­ву, участ­ни­цы об­ря­до­вой тра­пе­зы «раз­во­дят бо­бы» (бу­дет глав­ка в на­шем сло­ва­ре), ку­дах­чут, как ку­ры, «ала­ла­ка­ют».

Ав­тор сказ­ки по­яс­нил: со­тра­пез­ни­цы при­чи­та­ют по съеден­ной ими ку­ри­це, про­ще го­во­ря — пус­то­с­ло­вят.

Кто это го­во­рит? Игорь Аб­ра­мо­вич По­пов или Алек­сей Ре­ми­зов?

Ре­ми­зов По­по­ва спас но­мер жур­на­ла «Юность». Чи­тать там бы­ло боль­ше не­че­го. Со­вре­мен­ная ли­те­ра­ту­ра в убыт­ке. А Ре­ми­зов и По­пов всег­да в при­быт­ке. У них, там, в шка­тул­ке не­смет­ные бо­гат­ст­ва рус­ской сло­вес­нос­ти:

Свою ро­до­слов­ную он и вел от птич­ки ре­ме­за: «Фа­ми­лия моя про­ис­хо­дит от ко­ляд­ной — о ко­то­рой в ко­ля­дах, древ­них свя­точ­ных пес­нях, сло­жен стих — пти­цы ре­ме­за».

Это ма­хонь­кая та­кая пташ­ка, из ро­да си­ни­чек, с жел­той груд­кой — «звон­кая, звон­че во всем бо­ру не бы­ло пти­цы...»

Ма­лень­кую взъ­еро­шен­ную птич­ку — буд­то кто, по­слю­ня­вив ла­дош­ку, про­вел ему по го­ло­ве сни­зу вверх — на­по­ми­нал и сам ав­тор. Птич­ку озор­ную, всю жизнь ба­ла­гу­рив­шую, но — с чу­дес­ным, не­по­дра­жа­е­мым го­ло­сом. И пе­ла она о том, как «жить на зем­ле че­ло­ве­ком...»

Я пи­сал уже, что люб­лю бы­вать у суп­ру­гов По­по­вых до­ма.

В их квар­ти­ре по-ре­ми­зов­ски уют­но. То есть, кни­ги, кни­ги, кни­ги, и за каж­дой из ко­то­рой своя ис­то­рия при­о­бре­те­ния, це­лый при­клю­чен­чес­кий ро­ман. И, ко­неч­но, Ре­ми­зов.

Они оба, и По­пов, и Ре­ми­зов — родст­вен­ни­ки по куль­тур­но­му ко­ду или ге­но­ти­пу ин­тел­ли­гент­нос­ти, ко­то­рый стре­ми­тель­но ис­че­за­ет из на­шей жиз­ни. Вмес­те с биб­лио­те­ка­ми, ори­ги­на­ла­ми пер­вых из­да­ний, под­чер­ки­ва­ни­я­ми и ком­мен­та­ри­я­ми на по­лях, осо­бо­му теп­ло­му, мо­лит­вен­но­му, от­но­ше­нию к кни­гам, име­нам пи­са­те­лей.

Ре­ми­зов!

Сло­во теп­лое, мос­ков­ское, округ­лое, как буб­лик. Собст­вен­но, а как еще? Ведь ро­дил­ся он в 1877 го­ду 24 июня (по ста­ро­му сти­лю, 6 июля по но­во­му) в За­моск­во­речье, в ночь на Ива­на Ку­па­лу.

«В Ку­паль­скую ночь цве­ток па­по­рот­ни­ка, го­ря не­тер­пи­мым ог­нем, ожег мне гла­за» — на­пи­шет он позд­нее, вы­ши­вая ми­фо­ло­ги­чес­кой вя­зью по кан­ве сво­ей судь­бы. Судь­бы, по боль­шо­му сче­ту, обыч­ной для оби­та­те­лей ку­пе­чес­кой сло­бо­ды. По ка­но­нам тог­даш­не­го вре­ме­ни из За­моск­во­речья вы­хо­ди­ли в куп­цы, ре­во­лю­ци­о­не­ры или в пи­са­те­ли. Вспом­ним, по­по­ви­ча Ост­ров­ско­го или Ива­на Шме­ле­ва, сво­им мес­том рож­де­ния он обя­зан Ка­да­шев­ской сло­бо­де, очер­чен­ной ны­не Боль­шим Тол­ма­чов­ским и Лав­ру­шин­ским пе­ре­ул­ка­ми. Иван Иль­ин в очер­ке о Ре­ми­зо­ве на­зо­вет За­моск­во­речье «гнез­дом на­род­ней­ше­го, ко­рен­но­го и кон­сер­ва­тив­но­го ку­пе­чес­ко­го слоя, ко­то­рый был как бы серд­цем, ис­то­ком и жи­вым во­дох­ра­ни­ли­щем тор­го­вой пра­во­слав­ной Рос­сии. Здесь хра­ни­лись древ­ние нра­вы и укла­ды, свя­зан­ные с цер­ков­ностью, а не ред­ко и со ста­ро­об­ряд­чес­кой цер­ков­ностью...».

В име­ни, ко­то­рое бы­ла да­но Ре­ми­зо­ву при кре­ще­нии, его на­зва­ли Алек­се­ем в честь мос­ков­ско­го мит­ро­по­ли­та Алек­сия, Ре­ми­зов ви­дел знак судь­бы: Петр, Алек­сий, Иона, Фи­липп — мос­ков­ские чу­до­твор­цы!

Ре­ми­зов, слов­но де­душ­ко улы­ба­ет­ся, рас­ска­зы­ва­ет вро­де бы сказ­ку, а сам на те­бя смот­рит, слов­но до­пы­ты­ва­ет­ся, что ты за че­ло­век.

Да свой я, свой, книж­ный, иди­от, сло­вом. По­это­му «Шка­тул­ка...» — боль­ше, чем кни­га, и жи­тие и не столь­ко Ре­ми­зо­ва, а и ли­те­ра­тур­ное, но рас­ска­зан­ное, слов­но се­мей­ное пре­да­ние.

А еще это — эн­цик­ло­пе­дия твор­чест­ва Ре­ми­зо­ва!

Всю эту «ре­ми­зов­щи­ну» я чи­тал у По­по­ва еще рань­ше в жур­на­лах на­ча­ла 90-х, ког­да был дейст­ви­тель­но бум по Ре­ми­зо­ву. Сей­час остал­ся, ви­ди­мо, кру­жок лю­би­те­лей Ре­ми­зо­ва, в ко­то­ром По­пов и да еще же­на и из­да­тель Иго­ря Абар­мо­ви­ча — На­та­ша. Да еще пи­шу­щий эти стро­ки. И все!

По­это­му для ме­ня кни­га еще и пу­те­во­ди­тель.

Где и ког­да си­дел Ре­ми­зов?

В Во­лог­де-где!

А в Во­лог­де, ку­да со­сла­ли ре­во­лю­ци­он­но­го «аги­та­то­ра» Ре­ми­зо­ва, ко­то­рый по прось­бе од­но­го из сту­ди­о­зу­сов про­вез сун­дук не­ле­галь­щи­ны, он не был оди­нок. Там его уже жда­ла теп­лая ком­па­ния: Бер­дя­ев, бу­ду­щий ми­нистр про­све­ще­ния боль­ше­ви­ков Лу­на­чар­ский, Ще­го­лев и Са­вин­ков, тот са­мый ко­то­ро­му все рав­но про­тив ко­го вое­вать: бе­лых или крас­ных. Но боль­ше­ви­ка из со­би­ра­те­ля зы­рян­ских ле­генд о кар­ли­ках, ру­сал­ках и ведь­мах не вы­шло. Кон­спи­ра­то­ром он был на­столь­ко не­ку­дыш­ным, что ра­ди­каль­ное кры­ло ре­во­лю­ци­он­но­го под­полья чуть бы­ло не за­по­доз­ри­ло его в со­труд­ни­чест­ве с жан­дар­ма­ми.

Вот что де­ла­ет пи­са­те­ля пи­са­те­лем — био­гра­фия!

«Очень я не под­хо­дил ни ко­му... Все жи­ли под зна­ком „ре­во­лю­ции“, а у ме­ня бы­ло еще что-то, что вы­ше „ре­во­лю­ции“. У них бы­ло „об­щее“, а я хо­тел „по-сво­е­му“. На­ча­ло мо­ей ли­те­ра­ту­ры».

Хо­чет­ся, очень хо­чет­ся, что­бы Ре­ми­зов не за­кан­чи­вал­ся. А он и не за­кан­чи­ва­ет­ся:

«И с то­го све­та я хо­тел бы го­во­рить с ва­ми. Я бу­ду го­во­рить с ва­ми, мой го­лос вы услы­ши­те в ви­о­лон­че­ли...».

За­ви­туш­ки. Жизнь идет по спи­ра­ли. И Ре­ми­зов вся­кий раз воз­вра­ща­ет­ся к нам, ког­да ка­жет­ся, что все его уже за­бы­ли!