Игорь Попов. Шкатулка Алексея Ремизова. Ремизовы словечки от А до Я. Избранные жемчужины Ремизова. М., Наталья Попова, «Кстати», 2019. — 320 с. ISBN 978-5-88113-040-4
Мне повезло, я видел эту книгу в рукописи, а от рукописей у меня — тоска. Так и кажется, что влипнешь в очередное графоманье повидло, из которого уже не выбраться.
И вот читаю и таю:
В сказке Ремизова «Троецыпленица» (книга «Посолонь») после ритуального захоронения остатков курицы, принесенной в жертву, участницы обрядовой трапезы «разводят бобы» (будет главка в нашем словаре), кудахчут, как куры, «алалакают».
Автор сказки пояснил: сотрапезницы причитают по съеденной ими курице, проще говоря — пустословят.
Кто это говорит? Игорь Абрамович Попов или Алексей Ремизов?
Ремизов Попова спас номер журнала «Юность». Читать там было больше нечего. Современная литература в убытке. А Ремизов и Попов всегда в прибытке. У них, там, в шкатулке несметные богатства русской словесности:
Свою родословную он и вел от птички ремеза: «Фамилия моя происходит от колядной — о которой в колядах, древних святочных песнях, сложен стих — птицы ремеза».
Это махонькая такая пташка, из рода синичек, с желтой грудкой — «звонкая, звонче во всем бору не было птицы...»
Маленькую взъерошенную птичку — будто кто, послюнявив ладошку, провел ему по голове снизу вверх — напоминал и сам автор. Птичку озорную, всю жизнь балагурившую, но — с чудесным, неподражаемым голосом. И пела она о том, как «жить на земле человеком...»
Я писал уже, что люблю бывать у супругов Поповых дома.
В их квартире по-ремизовски уютно. То есть, книги, книги, книги, и за каждой из которой своя история приобретения, целый приключенческий роман. И, конечно, Ремизов.
Они оба, и Попов, и Ремизов — родственники по культурному коду или генотипу интеллигентности, который стремительно исчезает из нашей жизни. Вместе с библиотеками, оригиналами первых изданий, подчеркиваниями и комментариями на полях, особому теплому, молитвенному, отношению к книгам, именам писателей.
Ремизов!
Слово теплое, московское, округлое, как бублик. Собственно, а как еще? Ведь родился он в 1877 году 24 июня (по старому стилю, 6 июля по новому) в Замоскворечье, в ночь на Ивана Купалу.
«В Купальскую ночь цветок папоротника, горя нетерпимым огнем, ожег мне глаза» — напишет он позднее, вышивая мифологической вязью по канве своей судьбы. Судьбы, по большому счету, обычной для обитателей купеческой слободы. По канонам тогдашнего времени из Замоскворечья выходили в купцы, революционеры или в писатели. Вспомним, поповича Островского или Ивана Шмелева, своим местом рождения он обязан Кадашевской слободе, очерченной ныне Большим Толмачовским и Лаврушинским переулками. Иван Ильин в очерке о Ремизове назовет Замоскворечье «гнездом народнейшего, коренного и консервативного купеческого слоя, который был как бы сердцем, истоком и живым водохранилищем торговой православной России. Здесь хранились древние нравы и уклады, связанные с церковностью, а не редко и со старообрядческой церковностью...».
В имени, которое была дано Ремизову при крещении, его назвали Алексеем в честь московского митрополита Алексия, Ремизов видел знак судьбы: Петр, Алексий, Иона, Филипп — московские чудотворцы!
Ремизов, словно дедушко улыбается, рассказывает вроде бы сказку, а сам на тебя смотрит, словно допытывается, что ты за человек.
Да свой я, свой, книжный, идиот, словом. Поэтому «Шкатулка...» — больше, чем книга, и житие и не столько Ремизова, а и литературное, но рассказанное, словно семейное предание.
А еще это — энциклопедия творчества Ремизова!
Всю эту «ремизовщину» я читал у Попова еще раньше в журналах начала 90-х, когда был действительно бум по Ремизову. Сейчас остался, видимо, кружок любителей Ремизова, в котором Попов и да еще жена и издатель Игоря Абармовича — Наташа. Да еще пишущий эти строки. И все!
Поэтому для меня книга еще и путеводитель.
Где и когда сидел Ремизов?
В Вологде-где!
А в Вологде, куда сослали революционного «агитатора» Ремизова, который по просьбе одного из студиозусов провез сундук нелегальщины, он не был одинок. Там его уже ждала теплая компания: Бердяев, будущий министр просвещения большевиков Луначарский, Щеголев и Савинков, тот самый которому все равно против кого воевать: белых или красных. Но большевика из собирателя зырянских легенд о карликах, русалках и ведьмах не вышло. Конспиратором он был настолько некудышным, что радикальное крыло революционного подполья чуть было не заподозрило его в сотрудничестве с жандармами.
Вот что делает писателя писателем — биография!
«Очень я не подходил ни кому... Все жили под знаком „революции“, а у меня было еще что-то, что выше „революции“. У них было „общее“, а я хотел „по-своему“. Начало моей литературы».
Хочется, очень хочется, чтобы Ремизов не заканчивался. А он и не заканчивается:
«И с того света я хотел бы говорить с вами. Я буду говорить с вами, мой голос вы услышите в виолончели...».
Завитушки. Жизнь идет по спирали. И Ремизов всякий раз возвращается к нам, когда кажется, что все его уже забыли!
