Отдел прозы

Алексей Бутусов

​

Я хочу быть дядей Женей

Рассказ

Был уди­ви­тель­ный сол­неч­ный день. Класс пи­сал со­чи­не­ние на те­му «Кем я бу­ду, ког­да вы­рас­ту». Гри­ша грыз руч­ку и не знал, что на­пи­сать. Ког­да- то он хо­тел быть ди­ри­жёром ор­кест­ра. По­том — ка­пи­та­ном даль­не­го пла­ва­ния. Да­же кос­мо­нав­том про­бо­вал хо­теть стать. Вдруг гла­за его за­го­ре­лись. «Знаю, знаю, о ком я на­пи­шу! О дя­де Же­не!»

Дя­дя Же­ня из чет­вёр­то­го подъ­ез­да очень ин­те­рес­ный че­ло­век.

— Не по го­дам муд­рый че­ло­век, — го­во­рит про не­го ба­буш­ка.

— Хит­рю­га, — по­сме­и­ва­ет­ся па­па. — По­рой прос­то не­вы­но­си­мый.

Креп­кий, вих­ра­с­тый, ры­жий и вес­нуш­ча­тый дя­дя Же­ня ка­жет­ся вто­рок­лас­сни­ку Гри­ше очень жиз­не­ра­дост­ным, ве­сёлым, сол­неч­ным. К то­му же дя­дя Же­ня об­ла­да­ет те­ле­па­ти­ей. Как гля­нет на Гри­шу — буд­то ви­дит его на­ск­возь и ска­ни­ру­ет все мыс­ли, как са­мая со­вер­шен­ная ан­ти­ви­рус­ная про­грам­ма. Схва­тит Гри­ша двой­ку — мир по­мерк­нет, слёзы са­ми из глаз го­то­вы бе­жать, как буд­то съел лу­ко­ви­цу из ба­буш­ки­ной вя­зан­ки. А дя­дя Же­ня идёт на­встре­чу, све­тит­ся пу­ще преж­не­го да ещё и улы­ба­ет­ся гол­ли­вуд­ской улыб­кой. По­хло­па­ет Гри­шу по пле­чу и вы­даст: «До че­го же хо­ро­шо жить, брат!» И до­ба­вит: «А двой­ка — это пус­тяк». И ког­да толь­ко успел мысль про­чи­тать?

О се­бе дя­дя Же­ня ни­че­го не рас­ска­зы­ва­ет. Ни­кто из ре­бят тол­ком не зна­ет, где и кем он ра­бо­та­ет. «При­дёт вре­мя — узна­ешь», — хит­ро щу­рит­ся он и гла­дит Гри­шу по го­ло­ве. «При­дёт вре­мя — узна­ешь», — го­во­рят Гри­ше ма­ма с па­пой.

С дя­дей Же­ней у Гри­ши свя­за­но три ис­то­рии. Пер­вая ис­то­рия вы­шла ещё год на­зад, под Но­вый год. Дед Мо­роз при­нёс Гри­ше ог­ром­ный по­да­рок с кон­фе­та­ми, как ска­зал па­па «с Край­не­го Се­ве­ра». Прав­да, Гри­ша, как толь­ко уви­дел по­да­рок, сра­зу за­по­доз­рил об­ман: кон­фе­ты Дед Мо­роз ку­пил в «Пя­тёроч­ке» по ак­ции. И всё- та­ки ка­кой чу­дес­ный это был на­бор! Бы­ли тут, ко­неч­но, и обыч­ные ка­ра­мель­ки, и ирис­ки «Кис- кис», ко­то­рых и так до­ма пол­но, бы­ли и боль­шие, шо­ко­лад­ные, не­ве­ро­ят­но кра­си­вые и вкус­ные. Осо­бен­но Гри­ша по­ло­жил глаз на две боль­шие кон­фе­ты, ко­то­рые так и на­зы­ва­лись — «Лю­би­мые». Вот это объ­еде­ние! И вдруг при­шёл дя­дя Же­ня — при­нёс па­пе га­еч­ный ключ. А па­па и го­во­рит:

— Гри­ша, да­вай уго­щай дя­дю Же­ню сво­им бо­гат­ст­вом!

Ис­пу­гал­ся Гри­ша: вдруг дя­дя Же­ня возь­мёт и всё съест? А дя­дя Же­ня го­во­рит: «Ну, мне все­го од­ну кон­фе­ту. Ка­кую дашь, ту и съем». За­ду­мал­ся Гри­ша и да­вай рас­кла­ды­вать кон­фе­ты на две куч­ки. В од­ну — шо­ко­лад­ные, кра­си­вые, боль­шие. В дру­гую — ирис­ки и ка­ра­мель­ки.

— Вот это са­мые луч­шие, из них и вы­би­рай­те, — по­ка­зал Гри­ша на ка­ра­мель­ки и ирис­ки.

— Вот осо­бен­но вкус­ная, пря­мо паль­чи­ки об­ли­жешь, — до­ба­вил он и про­тя­нул дя­де Же­не са­мую не­вкус­ную, же­лей­ную кон­фе­ту, со вку­сом про­сро­чен­но­го по­вид­ла.

— А вот эта — бе- е, фу- у, — ска­зал Гри­ша, не за­ме­чая хит­ро­го взгля­да дя­ди Же­ни и от­кла­ды­вая се­бе в сто­ро­ну две «Лю­би­мых» кон­фе­ты. — Их есть не на­до.

— Ну, раз это са­мая не­вкус­ная кон­фе­та, я её и съем, — ска­зал дя­дя Же­ня, пос­ле че­го раз­вер­нул и по­ло­жил «Лю­би­мую» се­бе в рот. — Я при­вык за­бо­тить­ся о лю­дях и луч­шее остав­лять дру­гим. Сам же я мо­гу и не­вкус­ную съесть!

Гла­за Гри­ши на­пол­ни­лись бы­ло сле­за­ми, но тут дя­дя Же­ня из­рёк фра­зу, смысл ко­то­рой Гри­ша по­нял позд­нее:

— Я так по­ни­маю, в но­вом го­ду мы бу­дем ви­деть­ся ча­ще, — дя­дя Же­ня об­вёл гла­за­ми ку­чу кон­фет и ис­чез.

Так Гри­ша ли­шил­ся од­ной «Лю­би­мой». Оста­ва­лась ещё од­на. Маль­чик уже со­брал­ся её по­ско­рее съесть, но за­ду­мал­ся. Се­кунд пять он си­дел не дви­га­ясь, а по­том взял «Лю­би­мую» и по­бе­жал на кух­ню.

— Ма­ма, это те­бе, — ска­зал Гри­ша. — С Но­вым го­дом!

«Мо­ло­дец», — про­го­во­рил дя­дя Же­ня где- то внут­ри Гри­ши.

Вто­рая ис­то­рия слу­чи­лась ле­том. Гри­ша с маль­чиш­ка­ми иг­ра­ли в мяч во дво­ре до­ма. Вдруг про­изо­шло не­ожи­дан­ное. То ли Гри­ша не рас­счи­тал си­лы, то ли мяч на­роч­но ре­шил из­ме­нить тра­ек­то­рию по­лёта — но он вдруг по­ле­тел пря­мо в ок­но ба­бы Лю­си, очень вред­ной ба­бу­лен­ции, по­хо­жей на ста­ру­ху Ша­пок­ляк. Стек­ло звяк­ну­ло и раз­ле­те­лось. «Вот бы я был не я», — по­ду­мал Гри­ша. В ок­не по­ка­за­лось сер­ди­тое мор­щи­нис­тое ли­цо.

— Ах вы, шпа­на не­счаст­ная! — за­ве­ре­ща­ла Ша­пок­ляк, тря­ся шваб­рой. По- ви­ди­мо­му, она со­би­ра­лась на ней вы­ле­теть из до­ма и от­лу­пить маль­чи­шек.

— Спо­кой­но, Люд­ми­ла Пет­ров­на, — по­за­ди раз­дал­ся ров­ный го­лос дя­ди Же­ни. — Я стек­ло вы­бил — я и встав­лю.

— Вы?! — по­ра­зи­лась Ша­пок­ляк и час­то- час­то за­хло­па­ла гла­за­ми, как со­ва.

— Ну да. Я по­ка­зы­вал ре­бя­там, как за­би­вать пе­наль­ти. Ну и не­ча­ян­но...

Дя­дя Же­ня улы­бал­ся. Че­рез пол­ча­са в зло­по­луч­ном ок­не блес­те­ло но­вень­кое стек­ло. Со­сед­ка тётя На­стя лю­бо­ва­лась им и всей ду­шой же­ла­ла, что­бы дя­дя Же­ня и ей вы­бил стек­ло. Гри­ша гля­дел на сво­е­го спа­си­те­ля.

— Но ведь... — на­чал Гри­ша, но дя­дя Же­ня его пе­ре­бил.

— Так луч­ше.

Но уди­ви­тель­нее всех ста­ла третья ис­то­рия. Осенью вдруг у Же­ни за­бо­лел зуб.

— Всё яс­но, пер­вый в жиз­ни ка­ри­ес, — за­гля­нув в рот сы­ну, ска­зал па­па. — За­пи­сы­ва­ем­ся к сто­ма­то­ло­гу.

Ве­че­ром Гри­ше по­зво­нил дво­ю­род­ный брат из Там­бо­ва — успо­ко­ить. Бра­ту бы­ло уже де­сять, и он в свои го­ды триж­ды си­жи­вал на зуб­ном тро­не.

Это так страш­но! — слы­ша­лось в труб­ке. — У ме­ня ещё вра­чи­ха та­кая злю­щая — ведь­ма! Спо­рим, у те­бя та­кая же бу­дет? Ну, так вот, взя­ла она дрель — и да­вай мне все зу­бы по оче­ре­ди свер­лить! Оскол­ки так и по­ле­те­ли в раз­ные сто­ро­ны. Ну ты не пе­ре­жи­вай, во­все не обя­за­тель­но, что ты умрёшь. Я те чест­но ска­жу: вы­жить шанс есть. Хоть и ма­лень­кий.

И тут у Гри­ши слу­чил­ся об­мо­рок, по­то­му что даль­ше он ни­че­го не пом­нил. На сле­ду­ю­щий день они с па­пой по­еха­ли в сто­ма­то­ло­гию, за­шли в осле­пи­тель­но бе­лый ко­ри­дор­чик, где пах­ло чем- то рез­ким, боль­нич­ным, на­де­ли ба­хи­лы и про­ва­ли­лись в мяг­кий блес­тя­щий ди­ван — ждать. Ми­ну­ты ка­за­лись го­да­ми. По­всю­ду с пла­ка­тов на Гри­шу гля­де­ли ог­ром­ные зу­бы — не­ко­то­рые ещё и в раз­ре­зе. На од­ном из пла­ка­тов бы­ло фо­то де­вуш­ки, ко­то­рая улы­ба­лась та­ким бе­лос­неж­ным оска­лом, что ка­за­лось, сей­час вце­пит­ся в те­бя, как тигр. Из ка­би­не­та до­но­си­лось про­тив­ное жуж­жа­ние. У Гри­ши зуб на зуб не по­па­дал. Он уже мыс­лен­но по­про­щал­ся с ми­ром: с кош­кой Ма­тиль­дой, с бе­рёзой во дво­ре, с род­ны­ми и друзь­я­ми. На­ко­нец жуж­жа­ние стих­ло.

— Про­хо­ди­те, — раз­дал­ся го­лос мед­сест­ры, и Гри­ша с па­пой ока­за­лись в ка­би­не­те. Воз­ле зуб­но­го тро­на в бе­лом кол­па­ке и осле­пи­тель­но бе­лом ха­ла­те сто­ял дя­дя Же­ня и го­то­вил обо­ру­до­ва­ние для па­ци­ен­та.

— Кто-то очень хо­тел узнать, кем я ра­бо­таю, — рас­сме­ял­ся дя­дя Же­ня. И кто- то очень лю­бит есть кон­фе­ты. Добро по­жа­ло­вать в крес­ло, друг!

... Был уди­ви­тель­ный сол­неч­ный день. Класс пи­сал со­чи­не­ние на те­му «Кем я бу­ду, ког­да вы­рас­ту». Гри­ша быст­ро пи­сал. Он уже не со­мне­вал­ся, кем ста­нет, ког­да вы­рас­тет. И тут де­ло да­же не в про­фес­сии — ка­кая раз­ни­ца, ка­кая про­фес­сия... Гри­ша чувст­во­вал, что глав­ное — не это. «Ког­да я вы­рас­ту, я хо­чу быть дя­дей Же­ней», — на­пи­сал он.