Букинист

Андрей Кротков

​

A passo di gambero

Эссе

На этот не­боль­шой опыт я ре­шил­ся не­сколь­ко лет на­зад, прой­дя по до­воль­но длин­ной це­поч­ке текс­тов. Ре­шил­ся не сра­зу; по­че­му — объ­яс­не­ние по­сле­ду­ет ни­же.

Дви­же­ние шло в про­ш­лое. На­зва­ние опы­ту да­ла од­на из книг Ум­бер­то Эко — «A passo di gambero», «Рачь­им хо­дом», в рус­ском пе­ре­во­де вы­шед­шая под ме­нее вы­ра­зи­тель­ным за­гла­ви­ем «Пол­ный на­зад!» (и, от­ме­чу, по­свя­щён­ная про­бле­ма­ти­ке со­всем иной, чем та, что трак­ту­ет­ся здесь).

Но на­зва­ние яви­лось по­след­ним. А на­ча­лось всё с двух сти­хотво­ре­ний — «У гроб­ни­цы Дан­те» Ни­ко­лая За­бо­лоц­ко­го и «Пес­тель, по­эт и Ан­на» Да­ви­да Са­мой­ло­ва. За­тем очень кста­ти при­шлись до­пис­ки Алек­сея Кон­стан­ти­но­ви­ча Толс­то­го к пуш­кин­ским сти­хотво­ре­ни­ям. И уже от это­го клуб­ка ни­точ­ка при­ве­ла к зна­ме­ни­то­му чет­ве­рос­ти­шию Ми­ке­ланд­же­ло и тют­чев­ско­му его пе­ре­во­ду.

Чрез­вы­чай­но ре­док и дер­зок этот жанр: со­чи­ни­тель вы­сту­па­ет от ли­ца и име­ни дру­го­го по­эта. Опре­де­лить мо­ти­вы та­ко­го сти­хотвор­но­го по­ступ­ка, уста­но­вить точ­ки со­при­кос­но­ве­ния и гра­ни­цы вза­и­мо­дейст­вия — поч­ти не­воз­мож­но. Яс­но лишь, что на та­кое свер­ше­ние по­эты идут не в смя­тен­ном со­сто­я­нии, не под воз­дейст­ви­ем столь из­люб­лен­но­го гра­фо­ма­на­ми мо­ти­ва, как вне­зап­ное вдох­но­ве­ние, но с точ­ным и хо­лод­ным рас­чётом. Ибо по­ло­же­ние их в дан­ном слу­чае край­не уяз­ви­мо. И кри­ти­ки, и чи­та­те­ли, и за­вист­ли­во-без­дар­ные кон­ку­рен­ты-гра­фо­ма­ны с пол­ным пра­вом мо­гут объ­явить по­пыт­ку сти­хотвор­но­го ме­тамп­си­хо­за под­ра­жа­тельст­вом, эпи­гонст­вом, а то и пла­ги­а­том.

И в са­мом де­ле, что это? Не ма­ни­а­каль­ное ли стрем­ле­ние урав­нять се­бя с ве­ли­ки­ми, не прос­тое ли па­ниб­рат­ст­во-ами­ко­шонст­во? За­чем пи­сать от име­ни ве­ли­ких, ко­то­рые уже ска­за­ли своё сло­во и на­всег­да умолк­ли?

Та­кое объ­яс­не­ние пер­вым при­хо­дит на ум мно­го­чис­лен­ным со­вре­мен­ни­кам с пле­бей­ским скла­дом ума. Эти лю­ди всег­да тща­тель­но блю­дут ими са­ми­ми рас­пи­сан­ную та­бель о ран­гах, ни­ког­да не мо­гут из­ба­вить­ся от ува­же­ния к услов­нос­тям и тре­бу­ют та­ко­го же ува­же­ния от дру­гих. Вся­кое по­ку­ше­ние на услов­нос­ти, да­же со­вер­шен­но без­обид­ное, пред­став­ля­ет­ся им по­тря­се­ни­ем ос­нов и над­ру­га­тельст­вом над их свя­ты­ня­ми и добро­де­те­ля­ми.

А меж­ду тем ве­ли­кие, ска­зав­шие своё сло­во, во­все не умолк­ли. Диа­лог про­дол­жа­ет­ся сквозь вре­мя. Ска­зан­ные ве­ли­ки­ми, об­ра­щён­ные к по­том­кам сло­ва про­дол­жа­ют зву­чать. И по­том­ки име­ют пол­ное пра­во от­клик­нуть­ся на зов. Всё за­ви­сит толь­ко и ис­клю­чи­тель­но от то­го, кто от­зы­ва­ет­ся, ка­ков бу­дет от­клик и на ка­ком язы­ке он про­зву­чит.

Ми­ке­ланд­же­ло не слу­чай­но за­тро­нул те­му ка­мен­но­го сна ва­я­те­ля. Ко­му, как не ему, ве­ли­ко­му скульп­то­ру и жи­во­пис­цу, долж­но бы­ло быть близ­ко та­кое от­ча­ян­но безыс­ход­ное ощу­ще­ние: че­ло­век, ожив­ляв­ший мра­мор, сам хо­чет стать ка­мен­ным из­ва­я­ни­ем и уснуть ка­мен­ным сном, да­бы не ви­деть кош­мар­ную по­до­плёку эпо­хи, пыш­но име­ну­е­мой Вы­со­ким Воз­рож­де­ни­ем.

Чет­ве­рос­ти­шие Ми­ке­ланд­же­ло на­пи­са­но в 1546 го­ду — том са­мом го­ду, ког­да вы­шла в свет третья кни­га «Гар­ган­тюа и Пан­таг­рю­э­ля» Раб­ле, срав­ни­тель­но не­вин­ная и ве­сёлая, ли­шён­ная мрач­но­го сар­каз­ма, пре­об­ла­да­ю­ще­го в чет­вёр­той и пя­той кни­гах зна­ме­ни­то­го ро­ма­на. Умер Ми­ке­ланд­же­ло в 1564 го­ду; в том же го­ду скон­чал­ся жес­то­ко­серд­ный и фа­на­тич­ный ре­фор­ма­тор церк­ви, «же­нев­ский па­па» Жан Каль­вин, и ро­дил­ся Уиль­ям Шек­с­пир. Каль­вин, сжи­гав­ший на кост­рах сво­их оп­по­нен­тов, при­зы­вал ве­ру­ю­щих про­снуть­ся и оч­нуть­ся от па­пист­ско­го дур­ма­на. Шек­с­пи­ров­ский Мак­бет в по­лу­бре­ду твер­дил:

            Я слов­но слы­шал крик: «Не спи­те боль­ше!
            Мак­бет за­ре­зал сон!» — не­вин­ный сон,
            Сон, рас­пус­ка­ю­щий клу­бок за­бо­ты,
            Ку­пель тру­дов, смерть каж­дод­нев­ной жиз­ни,
            Баль­зам увеч­ных душ, на пи­ре жиз­ни
            Сыт­ней­шее из блюд...

Если на­чать плес­ти та­кие це­поч­ки свя­зей и ас­со­ци­а­ций — то оста­но­вить­ся труд­но. Сон, и явь, жи­вые лю­ди и ли­те­ра­тур­ные пер­со­на­жи, блес­тя­щие апо­ло­ге­ти­чес­кие ми­фо­пост­ро­е­ния позд­ней­ших ис­то­ри­ков и гне­ту­щие ре­а­лии под­лин­ной об­ста­нов­ки ушед­ших эпох — всё сме­ши­ва­ет­ся в со­зна­нии, и по­рою вы­зы­ва­ет же­ла­ние со­гла­сить­ся с афо­риз­мом Эд­мо­на Гон­ку­ра: «Ис­то­рия — это ро­ман, быв­ший в дейст­ви­тель­нос­ти».

От та­ко­го на­важ­де­ния про­ще от­пи­сать­ся, пред­ва­ри­тель­но ку­пив ин­дуль­ген­цию у пред­шест­вен­ни­ков и со­вре­мен­ни­ков. Что я в кон­це кон­цов и сде­лал.

​

            МИКЕЛАНДЖЕЛО БУОНАРРОТИ:

​

            Caro m’e’l sonno, e piu l’esser di sasso,

            Mentre che ’l danno e la vergogna dura;

            Non veder, non sentir m’e gran ventura;

            Pero non mi destar, deh, parla basso.

​

            (1546)

            ФЁДОР ТЮТЧЕВ, перевод:

​

            Молчи, прошу, не смей меня будить.

            О, в этот век преступный и постыдный

            Не жить, не чувствовать — удел завидный...

            Отрадно спать, отрадней камнем быть.

​

            (1855)

​

***

​

            Меня вы растолкали. Я просил

            Не трогать, не будить. Да, век постыден —

            Что из того? Когда исход не виден,

            Стерпеть его приход достанет сил.

            От красок, что в углы усталых глаз

            Навеки затекли, весь свет раскрашен

            Во все цвета; надёжна кладка башен,

            Но слаб и хлипок нутряной каркас.

            На красоту отныне наплевать —

            Кормилица, баюкая, напела...

            Я расписал Сикстинскую капеллу.

            Придёт черёд её замалевать.

            Остыло мясо, выдохлось вино.

            Флоренция всё так же несравненна.

            Спать, почивать, храпеть. И несомненно —

            Засну и всё просплю. Мне всё равно.

​

            2009