Узелки и закруты Алексею Михайловичу Ремизову жизнь начала плести с самого рождения. Родился он в 1877 году 24 июня (по старому стилю, 6 июля по новому) в Замоскворечье, в ночь на Ивана Купалу.
«В Купальскую ночь цветок папоротника, горя нетерпимым огнем, ожёг мне глаза» — напишет он позднее, вышивая мифологической вязью по канве своей судьбы. Судьбы, по большому счету, обычной для обитателей купеческой слободы. По канонам тогдашнего времени из Замоскворечья выходили в купцы, революционеры или в писатели. Вспомним, поповича Островского или Ивана Шмелева, своим местом рождения он обязан Кадашевской слободе, очерченной ныне Большим Толмачёвским и Лаврушинским переулками. Иван Ильин в очерке о Ремизове назовет Замоскворечье «гнездом народнейшего, коренного и консервативного купеческого слоя, который был как бы сердцем, истоком и живым водохранилищем торговой православной России. Здесь хранились древние нравы и уклады, связанные с церковностью, а не редко и со старообрядческой церковностью…».
В имени, которое была дано Ремизову при крещении, его назвали Алексеем в честь московского митрополита Алексия, Ремизов видел знак судьбы: Петр, Алексий, Иона, Филипп — московские чудотворцы!
Однако вековые устои и предания старины глубокой привели его вначале на студенческую скамью физико-математического факультета Московского университета, а оттуда он быстро, за участие, вернее, даже не за участие, а за сочувствие студенческой демонстрации, перекочевал на скамью тюремную. И хотя Ремизов, подсевший, как и все молодые люди того времени, на марксисткой литературе, в обязательное изучение которой входили книги Чернышевского, Герцена и Михайловского, не был активистом, но устоять рядом с завихрившемся водоворотом сходок, митингов и демонстраций не смог. Видимо, недаром в корне слова «демонстрация» затаился «демон». Бес попутал? Не исключено, если имя ему — писатель.
Впрочем, в Вологде, куда сослали революционного «агитатора», который по просьбе одного из студиозусов провез сундук нелегальщины, он не был одинок. Там его уже ждала теплая компания: Бердяев, будущий министр просвещения большевиков Луначарский, Щеголев и Савинков, тот самый которому все равно против кого воевать: белых или красных. Но большевика из собирателя зырянских легенд о карликах, русалках и ведьмах не вышло. Конспиратором он был настолько некудышным, что радикальное крыло революционного подполья чуть было не заподозрило его в сотрудничестве с жандармами.
И все-таки Ремизов в раскачивании могучего крейсера Российской империи свою руку приложил. Есть у него не малая толика сочувственных строк, посвященных «угнетенному положению рабочего класса». Но все же в первую очередь он — замечательный русский сказитель, пошедший по стопам Лескова. В его книгах русские предания, были, легенды оживленные языковой вязью старославянского говора, обрели новое звучание и жизнь. Да, еле выплыв из-под обломков крейсера в 1917 году, Председатель «Обезьяньей Великой и Вольной палаты» (сокращенно «Обезвелволпал»), как и остальные его соратники, вдруг рыдающими строками «Взвихренной Руси» потом исполнят панихиду по ней:
«Нет ничего, ни Кремля, ни России — ровь и гладь. Приходи и строй! Приходи, кому охота, и делай свое дело, — воздвигай новую Россию на месте горелом. А про старое, про бывалое — забудь…».
Но свою чашу страданий за это Ремизов испил сполна. Голодал, чуть было не угодил в жернова красного террора и умер на чужбине. Вдалеке от той России, которую боготворил, писал и оплакивал…
