По сути Павел Давыдович (Давидович), может быть сам того и не желая, вывел формулу поэзии. Она простая и романтическая, конечно. Но, а какие стихи без романтики? Без романтизма и романтики — это стихосложение. А стихи произошли от любви, драки, воровского блеска в глазах и опьянения жизнью. Иначе никак. Иначе, повторю, это кабинетное стихосложение. Чрезвычайно правильное, математически выверенное, иногда поражающее свой точностью и даже холодным мертвенным блеском, но — не стихи. То есть, стихи, за которые дают премии и публикуют в толстых литературных журналах. И во множестве издают. Но от них тошно. Не стихи не читают. А стихи — вот — поют. И, что самое главное, они живые и обжигающе кургузые, как старый отцовский пиджак, пропахший табаком или нафталином. Из шкафа. Все про него забыли, а он живет своей жизнью и в ус не дует.
Стихи всегда какие-то неправильные. Видимо, поэтому от них влажнеют глаза и учащенно бьется сердце. Черт его знает, что в этих словах такого? Да ничего, кроме…
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза…
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса…
Капитан, обветренный, как скалы,
Вышел в море, не дождавшись нас…
На прощанье подымай бокалы
Золотого терпкого вина.
Пьем за яростных, за непохожих,
За презревших грошевой уют.
Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют.
Так прощаемся мы с серебристою,
Самою заветною мечтой,
Флибустьеры и авантюристы
По крови, упругой и густой.
И в беде, и в радости, и в горе
Только чуточку прищурь глаза.
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса.
Вьется по ветру веселый Роджер,
Люди Флинта песенку поют,
И, звеня бокалами, мы тоже
Запеваем песенку свою.
Надоело говорить и спорить,
И любить усталые глаза…
В флибустьерском дальнем море
Бригантина подымает паруса…
С днем рожденья, Павел Давыдович!
Удивительное стихотворение, удивительная песня. Начал её петь в шестидесятом году. Мне было шесть лет. До сих пор пою. Песня не стареет, пою её и обманываю себя - я тоже не старею.