«Зеркала — это двери, через которые входит и выходит смерть». Жан Маре в своей книге «Непостижимый Жан Кокто» приписывает авторство этой метафоры Жану Кокто. Писатель, художник, киносценарист и режиссер, словно в насмешку, оставил своему другу, возлюбленному и ученику мотив зеркала, словно хотел продолжить театральный эксперимент и после своей кончины. Ученик оказался не на высоте. Недаром Жан Кокто как-то обмолвился: «Индивидуальность состоит не в том, что мы умеем делать, а в том, чего мы не умеем».
Жан Маре был неплохим актером, во всяком случае, количество его поклонников намного больше тех, кто его не любит. Но оказался некудышным автором. От эксцентрики Жана Кокто, которого при жизни называли «фигляром, акробатом, канатным плясуном», не осталось и следа. Перед нами портрет святого. Ну, или, по крайней мере, античного божества: «Подобно античным героям, он летит на золотой колеснице, зажав молнию в руке и рассылая повсюду стрелы своей поэзии».
Искрящий стрелами небожитель как-то плохо сочетается с образом зазеркалья: «Загадочный и гениальный, он довел до совершенства утонченность силуэта, жест руки, фразу, произнесенную по ту сторону зеркала».
Маре пытается вглядываться в зеркало, но слепнет от яркого света: «Я тоже хотел бы, в свою очередь, высказать хоть какие-то критические замечания в адрес Кокто, а то боюсь, если в книге будут одни похвалы, она быстро наскучит и, в конце концов, потеряет интерес. Невозможно!.. ничего не получается».
И на солнце есть пятна. Но на образе Жана Кокто — только солнечные блики. Каждая фраза обводится в рамочку и возводится в ранг бессмертного афоризма: «Твои недостатки — это ты, развивай их». Эта фраза прибавляет автору мужества и заставляет его действовать. Но, видимо, ничего кроме лицедейства, он не умеет. Поэтому развивает в основном только свое неумение последовательно развивать мысль: «По-моему, я не слишком преувеличиваю, говоря, что моим настоящим отцом был Жан Кокто, поскольку он меня создал».
Словом, если бы судьба не столкнула одним прекрасным вечером Жана Маре и Жана Кокто, то одного из них не было бы на белом свете, даже, несмотря на то, что у отца Маре есть имя — Альфред Эммануэль Виктор Поль Вилен Маре.
Кстати, от отца Жан унаследовал и приставку к фамилии — Виллен. И когда он пишет «на открытках, сообщающих о рождении Жана Кокто, он зовется Жан-Морис и Ж. М. — его инициалы», то забывает о Виллене. Приставка в фамилии мешает совпадениям в судьбе актера и поэта. А их, совпадений, и так не густо. Для того, чтобы больше ни у кого не было никаких сомнений насчет того, что встреча Кокто и Маре была судьбоносной, их биографии приходится мифологизировать.
Оказывается, они учились в одном и том же лицее. А «в 1920 году Жан Кокто пишет пьесу „Новобрачные в Эйфелевой башне“ для импресарио по фамилии Маре».
Как говорится, мало ли в Бразилии Педров?
Если как следует захотеть, то у Жана Кокто может появиться и ещё не мало сыновей. Так как совпадений у близких людей всегда гораздо больше, чем различий, тем более, если уметь тщательно искать, находить и выдумывать их.
На протяжении всей книги светоч Кокто роняет скупые лучи на страницы биографии самого Маре. Иногда кажется, что роль его в дуэте «Кокто — Маре» столь ничтожна, что не заслуживает и внимания. Но на его грешном пути встречаются импресарио, который предлагает сочинить пьесу «Кокто — Маре». И Маре дает свое согласие.
«Но чем оправдать предложенное мне друзьями-продюсерами название „Кокто — Маре“, которое я продолжал считать святотатством?» — риторически, заломив руки, восклицает Маре. И мы понимаем, что скучная игра в классики слишком затянулась, чтобы ее можно считать подлинной. Перед нами — взгляд Маре в зеркало, сквозь которое прошла тень Кокто, но он видит в нем лишь одного себя. Поэтому Кокто остается «непостижим», а Маре удивительно однообразен. Так как всю жизнь играл в основном самого себя. И не сумел избежать этого соблазна даже в книге о Жане Кокто.
Жан Кокто родился 5 июля 1889 года.
