Каждый уважающий себя культурный деятель прошлого и заодно настоящего почел за честь отметиться хоть каким-то подвигом именно в Казани: Ленин, Горький, Фигнер, Шаляпин, Толстой, Хлебников, Лобачевский, Евтушенко и многие другие.
Но, что удивительно, ни один из исторических персонажей, литературных или культурных деятелей, ни за что не хотят выселяться из ее истории.
Казань разбежалась, развернулась вширь и глубь, по берегам озер и рек, затаилась в русской истории, аки зверь.
Озеро Средний кабан!
Городское пространство вымерено ветрами, соткано из вольного сибирского простора, в общем, логово весьма вместительное.
Все здесь до сих пор бурлит и булькает, взывая хоть к какой-то упорядоченности, схеме. Но Казань не укладывается ни в один из более менее стройных и умопостигаемых стереотипов.
Единственное, что о ней можно со всей несокрушимой уверенностью неофита, попавшего под ее дикую прелесть, сказать, что вот такой и должна быть столица Евразии. Или, соответственно, не должна.
Большой, пестрой, словно персидский ковер или татарская шапочка с узорчатой золотой вышивкой. Казань с розетками и плафонами – татарская княжна, Сююбмике. Сады Семирамиды.
Василий Аксенов, как известно, был медиком, но Казань и ему перепутала пути-дороги.
В Казани возможно все. А то, что не возможно, нужно просто довыдумать, как в «Сказке 1000 и 1 ночи».
К примеру, существует легенда, согласно которой в доме Аксенова жил кот-призрак, который проходил сквозь стены.
Мало кто знает, что в «Юности» у Аксенова было прозвище – «Васька-кот»!
Василий Павлович Аксенов и «Юность» когда-то очень давно были одним целым. Его и звали здесь по-домашнему, почти любовному.
Самые первые и самые свои лучшие рассказы, повести, романы: «Коллеги», «Затоваренная бочкотара», - были впервые опубликованы именно под обложкой, на которой красовалась девушка Красаускаса. А именно - в 1958 году вышли рассказы «Факелы и дороги» и «Полторы врачебных единицы».
В 1972 году совместно с О. Горчаковым и Г. Поженяном Аксенов написал роман-пародию на шпионский боевик «Джин Грин — неприкасаемый» под псевдонимом Гривадий Горпожакс А в 1976 перевёл с английского замечательный роман Э. Л. Доктороу «Рэгтайм».
Аксеновский дом, словно пиджак не по размеру. Так что легенд в нем может уместиться множество. Рядом по соседству - музей Боратынского, размещенной в бывшей людской, в три раза скромнее. У Хлебникова, который тоже отметился в Казани, вообще нету музея.
Но в этом нет никакого символизма, а просто амбиций у Василия Павловича хватило бы на троих классиков.
В коридоре дома – старые лыжи, на которых написано: юность.
Все начинается с юности, с самого начала.
Казань – для этого самая подходящая декорация!
Кажется, что этой бесшабашности в языке он учился у Доктороу!
Его миграция в сторону американской литературы неслучайна. И поэтому и а может и вопреки всему этому Аксенов, судя по его кошачьей повадке и увлечению джазом, всегда разный. Всегда неожиданный.
После оглушительного успеха в СССР он примеряет чесучевый пиджак диссидента. И пишет может быть один из лучших своих эмигрантских романов «Остров Крым»:
"Лучников поджал педаль газа, и его ярко-красный с торчащим хвостом спортивный зверь, рявкая турбиной, ринулся вперед, запетлял, меняя ряды, пока не выбрался из стада и не стал на огромной скорости уходить вверх по сверкающему на солнце горбу Восточного Фривея…
«Откуда все-таки взялось наше богатство?» – в тысячный раз спрашивал себя Лучников, глядя с фривея вниз на благодатную зеленую землю, где мелькали прямоугольные, треугольные, овальные, почковидные пятна плавательных «пулов» и где по вьющимся местным дорогам медленно в больших «Кадиллаках» ездили друг к другу в гости зажиточные яки. Аморально богатая страна…"
Ну так что там с «Юностью»?
В «Юность» он так и не вернулся, в Казани, на фестивале имени себя успел побывать. Но это – другое, почти барство, сибаритство, когда чешут за ушком и можно мурлыкать. А в журнале, может быть, сидят люди с песьими головами, сунься только – слопают, и вся недолга.
Вряд ли за это кого-то можно осуждать.
Невозвращение, непопадание во время, в темп музыки, как в джазе – с литераторами это бывает. Вспомним Солженицына, Войновича.
Лучше быть на расстоянии. Или вовсе не быть?
Можно назвать это и так: поступок, как теперь принято говорить, по умолчанию.
Между человеком и художником – интервал длинною в жизнь.
Маленький Вася родился в Казани, его родители – партийные деятели и пламенные коммунисты, «отец, Павел Васильевич, был председателем Казанского горсовета и членом бюро Татарского обкома партии. Мать, Евгения Семёновна, работала преподавателем в Казанском педагогическом институте, затем — заведующей отделом культуры газеты «Красная Татария», была членом партии…». Ну а потом... родители отправляются в лагеря, а Вася - в детский дом, откуда его через год забирают родственники…
...Оттепель сегодня оценивают по разному, почему-то по преимуществу соотнося ее с докладом Хрущева на ХХ съезде. Руки брадобрея у горла немного ослабили хватку.
Но, кажется, все проще. Просто страна получила возможность, может быть, впервые за много лет, жить переведенной на советскую почву картинкой dolce vita. Каплей западной жизни, разведенной в холодной воде, быть немного итальянцами и американскими шалопаями, забыв про кодекс строителей коммунизма.
Вспомним замечательный фильм Данелия по сценарию Геннадия Шпаликова «Я иду, шагаю по Москве». Человек в Хрущевскую оттепель вдруг ощутил себя беззаботным и бесшабашным. За эту беззаботность молодых людей предыдущее поколение заплатило и немалую цену.
Но вольный ветер напевает другие мотивы, жизнь, как босса нова:
"Вот она, Нева! Над Ростральными колоннами, над Военно-Морским музеем стояла золотая, предзакатная пыль. По Дворцовой набережной, как по желобу, катились сверкающие шарики автомобилей. Приходило привычное настроение. Они любили молчаливые прогулки по Ленинграду. Кто-то сказал, что дружба — это умение молчать вдвоем. Слова были неуместны в такие минуты, когда город раскрывался перед ними, когда наступал еле уловимый миг, сближавший их с давно умершими строителями и мечтателями".
Повесть «Коллеги» сразу же по ее появлению становится популярной. Как свидетельствует аннотация к книге: «Это повесть о молодых коллегах — врачах, ищущих свое место в жизни и находящих его, повесть о молодом поколении, о его мыслях, чувствах, любви. Их трое — три разных человека, три разных характера: резкий, мрачный, иногда напускающий на себя скептицизм Алексей Максимов, весельчак, любимец девушек, гитарист Владислав Карпов и немного смешной, порывистый, вежливый, очень прямой и искренний Александр Зеленин. И вместе с тем в них столько общего, типического: огромная энергия и жизнелюбие, влюбленность в свою профессию, в солнце, спорт».
Профессия, солнце, спорт - почти синонимы. И все это всерьез, и, хочется верить, надолго.
Спустя пару лет по этой повести Алексей Сахаров снимет одноименный фильм. В ролях целая россыпь звезд, а тогда начинающих, молодых актеров: Олег Анофриев, Василий Ливанов, Василий Лановой, Нина Шацкая, Тамара Семина, Ростислав Плятт и многие другие.
Он и сейчас смотрится. Это - почти гимн молодости, не бессмысленной, но все же радости жизни.
Автору сценария 30 лет!
Аксенова выпестовала в прямом и переносном смысле «Юность». В журнале он был своим парнем. Буквально дневал и ночевал в редакции. Отсюда – «Васька-кот».
Но оттепель постепенно проходила, в скором времени задули холодные ветра, а вместе с ними, видимо, появилось ощущение какой-то невыносимой тяжести бытия.
Пройдет десять лет и вот эта легкость и беззаботность уже в прошлом. Далее пойдет полоса диссидентства, романы «Ожег» и «Остров Крым»:
"Мы шли по щиколотку в вонючей грязи поселка Планерское, а мимо нас вздувшиеся ручьи волокли к морю курортные миазмы, и кувыркались в вонючих стремнинах сорванные ураганом будки сортиров и комья кала и жидкая дрисня, и неслись к нашему еще вчера хрустальному морю; на второй день после вторжения!"
Васька-кот, привыкший к уюту, словно не захотел мириться с тем, что его стиляжничество и dolce vita не по достоинству оценено страной, которая сквозь бурелом идеологии прорывалась к светлому будущему?
Кто знает…
К хорошему быстро привыкаешь, а отвыкать труднее:
"О, Марина Влади, девушка Пятьдесят Шестого года, девушка, вызывающая отвагу! О, Марина, Марина, Марина, стоя плывущая в лодке по скандинавскому озеру под закатным небом! О, Марина, первая птичка Запада, залетевшая по запаху на оттепель в наш угол! Стоит тебе только сделать знак, чувиха, и я мигом стану парнем, способным на храбрые поступки, подберу сопли и отправлюсь на край света для встречи с тобой. О, Марина - очарование, юность, лес, голоса в темных коридорах, гулкий быстрый бег вдоль колоннады и затаенное ожидание с лунной нечистью на груди."
Диссиденчество – хорошая лазейка для бездарностей, которой многие воспользуются.
Аксенов заигрался?
Не надо забывать о том, что «бунтовала», выпуская не вполне состоявшиеся в литературном плане вещи вроде того же «Метрополя», в основном «золотая молодежь», которая за редким исключением не знала о том, что творится за пределами двух столиц.
Почти, как сегодня, на Болотную площадь выходят хипстеры, уставшие от офисной рутины.
Расхождение со властью было не идеологическое, а как сказал Синявский, стилистическое. Скорее напоминающее бунт избалованного ребенка против родителя, который решил умерить его растущий вместе с возрастом аппетит.
В 80-х Аксенов эмигрирует в штаты, к которым до этого примерялся, словно к модному фасону пиджака в пору стиляжничества. Ну а когда вернулся, то окончательно и бесповоротно потерял страну. Бывший детдомовец, хлебнувший лиха в детском доме для детей заключённых сполна, в 1993 году, во время разгона Верховного Совета подписывает письмо в поддержку демократической власти. А власть, как некогда большевики в 17-м лупит осколочными из танков по Верховному совету.
И Белом доме гибнут пацаны, выросшие на Аксеновском «Ожоге».
Это был уже другой Аксенов. И книги – другие: затянутая «Московская сага» провальная «Москва-ква-ква» и «Редкие земли» с не очень удачным экивоком в сторону комсомола и опального олигарха.
Презентация в модном клубе, издательский кич: сумочки с именем автора и названием книги, играет джаз, к сумочке и напиткам прилагается диск с записями.
Акелла промахнулся. Вначале было слово. Слово яркое, сочное, молодое, как яблоко:
"Под ними лежали вороненые рельсы, а дальше за откосом, в явном разладе с вокзальной автоматикой, кособочились домики Коряжска, а еще дальше розовели поля, и густо синел лес, и солнце в перьях висело над лесом, как петух с отрубленной башкой на заборе…"
Не очень понятно, каким образом петух, которому отрубили голову, может висеть на заборе. Но об этом хотя бы можно спорить.
Спорить с поздним Аксеновым уже бессмысленно.
Это - уже «мэтр», «мастер», которому милы уют и каминное тепло литературных гостиных, где вручают премии за былые заслуги. А его археологов, о которых он писал в начале своей писательской карьеры, перестройка выбросила на помойку.
Он не вернулся не только в «Юность» и не только потому, что юность прошла. И это не самое страшное и странное. Он не вернулся к ним, к своим героям, для которых профессия, солнце, спорт – почти синонимы. Он не вернулся к себе.
Той страны, из которой он уехал, не стало, он предпочел «редкие земли» и благополучие – неблагополучию и больной совести русского классика.
Впрочем, 88 лет – слишком малый срок, чтобы оценить по достоинству всего Аксенова!
Да вряд ли это и нужно. Каждый выбирает того Аксенова, который ему ближе.
Не вероятно, но факт, на форумах до сих пор идут бои с применением тяжелых вооружений и хакерских атак на супротивника по поводу того, какой Аксенов лучший, какой худший.
Значит, жив курилка!
