Егора Полушкина в посёлке звали бедоносцем. Когда утерялись первые две буквы, этого уже никто не помнил, и даже собственная жена, обалдев от хронического невезения, исступленно кричала въедливым, как комариный звон, голосом:
— Нелюдь заморская, заклятье мое сиротское, господи спаси и помилуй, бедоносец чёртов…
Так начинается роман Бориса Васильева «Не стреляйте белых лебедей» (в народе укоренилось название «Не стреляйте в белых лебедей»). Он скромно вышел пятьдесят лет тому назад в журнале «Юность» (1973 г., № 6–7), и не наделал столько шума, сколько его первая повесть «А зори здесь тихие» («Юность», 1969 г., № 8).
Во всех биографических справках говорится, что бедоносцу Васильеву фатально не везло. В 41-м его бросили в «смоленский котёл», в котором он чудом выжил, хотя неминуемо должен был без вести сгинуть. Ведь мальчиков, чей год рождения — 24-й — совпадает со смертью вождя, в живых осталось всего 3%.
После потомок белого офицера и дворянки два года был в лагере для перемещённых лиц, откуда его отправили на фронт «по его личной просьбе».
А 16 марта 1943 года он попадает на минную растяжку и с тяжёлой контузией его отправляют в госпиталь.
Вот так и всю жизнь, из огня да в полымя.
Жизнь вроде как не очень хочет видеть его в своих послужных списках. Но так просто паренька из Смоленска, города, который испокон веков подвергался набегам и разграблению всех, кто шёл воевать на восток, не сломаешь. Смоляне — народ особый. Отважный, бодрый, неунывающий:
…Егор во дворе услышал: ревет сынок в сараюшке (Колька спал там, когда сестренка народилась. Горластая больно народилась-то- вся в маменьку). Заглянул: Колька лежал на животе, только плечи тряслись.
— Ты чего, сынок?
Колька поднял зареванное лицо: губы прыгали.
— Ункас…
— Чего?
— Ункаса убили. В спину ножом. Разве ж можно — в спину-то?
— Какого Ун… Ункасу?
— Последнего из могикан. Самого последнего, тятька!..
Русскому человеку не себя жалко, а Ункасу.
Эту книгу — «Не стреляйте белых лебедей» — надо читать и взрослым и детям. Пить ее по пять капель в день, как лекарство или противоядие от…современной литературы и окружающей мерзости. Она, как глоток ключевой воды.
Книга эта светлая!
Ну да, говорят, время было такое. Попробуй всю правду-матку расскажи. Ведь пьесу по его сценарию — «Танкисты» — в Театре советской армии зарубил худсовет. Это потом она с триумфом, но уже под другим названием — «Офицеры» — обойдет все кинотеатры страны. Каждый год 23 февраля и 22 июня ее показывают по телевизору, лучшего фильма о войне, несмотря на классовый романтизм и простодушие, нет до сих пор, и еще долго, видимо, не появится. Если вообще появится…
Три года пролежала повесть Васильева «Иванов катер» в «Новом мире». Ему бы в пору обозлится. А может просто для писателя важной составляющей является талант, особое, молитвенное, отношение к слову, к своей земле?
Его герои вот какие крамольные для нынешних хипстеров у власти слова говорит:
— Лучше страны в мире не найдешь, сынок, чем наша.
— Значит, мы самые счастливые люди в мире, папа?
— Конечно. В этом даже не сомневайся, сынок!
Его герои, Егор Полушкин, Федот Васков и другие, живые, не выдуманные, не высосанные из пальца, как большинство героев премиальных романов. И вроде не был Васильев деревенщиком, а может быть и хорошо, что не был. Егор Полушкин — все тот же Иванушка Дурачок. Но и по сей день эта проза жива, а фильм со Станиславом Любшиным в роли Егора — новый советский реализм, non fiction.
Таких лиц больше не будет, да и кино, наверное, тоже.
Полюбуйтесь на Андрея Мартынова, сыгравшего Федота Васкова в фильме «А зори здесь тихие»! Он ведь так и остался актером одной роли. Зато — какой.
«А зори» — омоним любимой женщины Бориса Васильева и жены, Зори!
Его любовь к земле, женщине, человека была и останется долгоиграющей.
Как это он вообще все успел и умудрился не примкнуть ни к правым, ни к левым, ни к деревенщикам, ни к кому бы то ни было еще? Наверное, потому что был настоящим и последним русским, советским человеком и писателем.
Таким и останется в нашей памяти. Человек несокрушимой воли, аристократ, любящий свой уголок земли, болеющий за малых сих, оставивший, словно завет старинный: «не стреляйте белых лебедей».
