…где помещается душа?
Душа, как особая субстанция, определяющая жизнь тела и…столь смутно ощущаемая, если ощущаемая вообще нами — современными?
Аль-Фарид с огнём и тайной, шифрами и усложнённой образностью Большой Касыды современен всем временам: и звучит молитвословие его, закодированное в образах, однако изначально помещающее душу в сердце:
Не ум, а сердце любит, и ему
Понятно непонятное уму.
А сердце немо. Дышит глубина,
Неизреченной мудрости полна.
(пер. З. Миркиной)
Ибо душа — отъединённая от сущности Единого частичка его — есть любовь, часть всеобщего океана оной, жива ли таким осознанием или нет; и постигаемое сердцем расцветает розами суфизма, в недрах которого и длил своё земное бытование великолепный Аль-Фарид.
Тесту телу неведомое открыто душе:
И в тайне тайн, в глубинной той ночи
Я слышал приказание: «Молчи!»
Пускай о том, что там, в груди живёт,
Не знают рёбра и не знает рот.
(пер. З. Миркиной)
Мирозданье, представленное кубком, подъятым к метафизическим небесам, даётся крошечной частью — взору, даже напоённому красотой, тем не менее, включаясь в молитвенную медитацию — или медитирующую молитву — возможно получить ощущение всеединства мира: миров, проплывающих разнообразием своих умонепостигаемых начинок и сумма та, ожерелье мистического космоса, была открыты Аль-Фариду.
Красота Касыды ощущается и в переводе: совмещение — огня и плавности, чрезвычайного знания, несомого на крыльях поэзии и высоты: мнится — можно взлететь, соприкасаясь сердцем сердца со стихами.
Сердцем сердца.
Самой алхимической его глубиной: ведь алхимия и суфизм — сестра и брат.
Глаза поили душу красотой…
О, мирозданья кубок золотой!
И я пьянел от сполоха огней,
От звона чаш и радости друзей.
Чтоб охмелеть, не надо мне вина -
Я напоен сверканьем допьяна.
(пер. З. Миркиной)
Вина вообще не надо. От виноградной лозы, имеется в виду совершенно другое: экстаз божественного опьянения, достигаемый молитвой, медитацией, созерцанием высоких мыслей.
Постом.
Онтологией аскезы.
А друзья? Кто они?
Они — благословенные мысли чистоты, пьянеющие от явлений вышеперечисленного порядка.
Шифро-речь.
Глубины сакральности, — данный в мусульманском истолкование.
…кто же Она? Она, превозносимая, как любимая?
Любовь моя, я лишь тобою пьян,
Весь мир расплылся, спрятался в туман,
Я сам исчез, и только ты одна
Моим глазам, глядящим внутрь, видна.
Так, полный солнцем кубок при губя,
Себя забыв, я нахожу тебя.
(пер. З. Миркиной)
Вера — чьи бездны, сам постигая, раскрывает миру Аль-Фарид, вера, чей вектор определяет жизнь; но — вектор, идущий параллельно с другим: знанием…
На определённом уровне они сольются, плоть больше не понадобится, и смерть зажжёт подлинный свет, взамен лампы жизни, которую погасит.
Вот она — подлинность сей веры:
И я взмолился: подари меня
Единым взглядом здесь, при свете дня,
Пока я жив, пока не залила
Сознанье мне сияющая мгла.
О, появись или сквозь зыбкий мрак
Из глубины подай мне тайный знак!
Пусть прозвучит твой голос, пусть в ответ
Моим мольбам раздастся только: «Нет!»
Скажи, как говорила ты другим:
«Мой лик земным глазам неразличим».
(пер. З. Миркиной)
Земным — нет: ибо речь о внутреннем взоре.
Третьем глазе.
…насельники роскошной Атлантиды, суммы островов, полных необычайными, золотящимися постройками обладали им, открытым, всё то и оказалось чревато: внутреннее зрение должно сочетаться с высотою внутреннего же устройства — души, а это, возможно, совсем не для всех. Потому и изъята была Атлантида, выдернута с корнем — люди, используя дар третьего глаза, склонялись на сторону зла, а оно — в таком варианте — будет существеннее, чем между людьми, открытым внутренним зрением не обладающими.
Пространство соответствий — и мирозданье, взятое в целостности, наполняется на миг принадлежащей одному человеку истиной:
И только духу внятен тот язык -
Тот бессловесный и беззвучный крик.
Земная даль — пустующий чертог,
Куда он вольно изливаться мог.
И мироздание вместить смогло
Все, что во мне сверкало, билось, жгло -
И, истиной наполнившись моей,
Вдруг загорелось сонмами огней.
(пер. З. Миркиной)
…вновь волна веры накрывает поэта-провидца:
А я… я скрыт в тебе, любовь моя.
Волною света захлебнулся я.
(пер. З. Миркиной)
Свет — формула счастья.
Золото его: от суфийских тайн.
Касыда блещет и плещет в небесах, вся вибрирующая молитвенным настроем, расходится кругами основ по душам воспринимающих; слишком живая — даже для жизни, взыскующая жизни иной, и — стремящаяся к финалу, как стремятся к нему каскады дантовских терцин…
И вот — грянет он:
И, подчинись чреде ночей и утр,
Законам дней, сзываю всех вовнутрь,
Чтоб ощутить незыблемость основ
Под зыбью дней и под тщетою слов.
Я в сердцевине мира утвержден.
Я сам своя опора и закон.
И, перед всеми преклонясь в мольбе,
Пою хвалы и гимны сам себе.
(пер. З. Миркиной)
Неужели основы, давшие мир, неизменны?
Нужно пройти тропою Аль-Фарида, чтобы познать пульсации сердцевины мира, чтобы так странно вывести формулу финала…Но здесь — хвалы и гимны самому себе, как частичке любви, как единице космоса духа, как отсвету в себе того Огня, который и определяет всё.
