Травмоговорением в литературе сегодня никого не удивишь. Однако же Игорине Русковой и её дебютному роману «Группа продленного дня» (18+) удалось меня удивить сочетанием несочетаемого. В книге травмоговорение прописано гламурно и с привлечением элементов жанровой, даже коммерческой прозы (эротического романа).
Аннотация на примерах центральных персонажей романа гласит о том, что все они выросли в благополучных семьях, но в возрасте плюс-минус тридцать лет обрели серьёзные проблемы, о которых родители не догадываются. Резюме: «Благополучные семьи — явление, на первый взгляд, не претендующее на драму и тем более на трагедию, но каждому, кто столкнулся с ним в детстве, есть о чем рассказать. …эта история …про травмы: неочевидные, еле различимые, поверхностные как будто даже, но на деле — глубокие и болезненные. «Группа продленного дня» — как раз о таких».
На мой взгляд, аннотация не вполне соответствует содержанию романа. В современных изданиях это едва ли не общее место. Порой книжные менеджеры составляют анонсы не в лад, чтобы книга лучше продавалась. Но «Группа продленного дня» – иной случай. Обеспечить роману лихорадочный спрос можно было, намекнув в аннотации на обилие в тексте секса, и не только традиционного, но и БДСМ и прочего, что одни называют извращениями, а другие – разнообразием интимной жизни. Тогда как упор сделан именно на психологические травмы персонажей, а это другой посыл мотивации к чтению. Автор как будто ищет свою аудиторию среди тех, кто тоже пережил травмы и не закрыл гештальты детства. И это создает ощущение автобиографичности и автопсихологичности: может, автор хочет в приключениях своих героев «проговорить» и собственные душевные боли? Если верить одному из отзывов на ЛитРес, писательница призналась, что писала с себя Пати, героиню-скандал. К слову, Игорина Рускова – псевдоним. Женское литературное имя, образованное от мужского, весьма символично.
Похоже, что Рускова задумывала именно роман о детских травмах, уродующих взрослую жизнь. В этом был оправданный расчет: травмоговорение беспроигрышно востребовано, людей без травм не существует. О чём свидетельствуют и вышеупомянутые отзывы в сети. В основном восторженные: «История всколыхнула много слоев моей души. И про дружбу, и про семейные отношения, и про детство. Очень интересно, очень цепляющее…». Но одна читательница воскликнула: «Меня книга тоже впечатлила, но поведение героев часто раздражало! Вот взять эту Аню. Всё мечется туда-сюда, то одно у неё, то другое… А Пати вообще будто карикатура какая-то... Я, конечно, за всех говорить не буду, но, по-моему, таких женщин не существует». С этим замечанием я солидарна: у меня тоже есть впечатление некоей «сделанности» и текста, и характеров, и положений, в которых оказываются герои.
Травмоговорение на фоне красивой жизни, с подробными перечислениями модных брендов, названий элитных вин, марок духов, косметики, автомобилей, описаниями мужских и дамских нарядов, блюд в ресторанах и на кухнях, конечно, нетипично. Как и то, что герои книги все сплошь «богатые и знаменитые». Среди участников действа нет бомжей, уборщиц, кассирш из супермаркетов. Автор осознанно говорит нам о том, что «богатые тоже плачут», и показывает, насколько горьки их слёзы. Однако сам этот посыл далеко не оригинален. Кроме того, шикарная обстановка часто заслоняет в сюжете то, что вроде бы должно акцентировать – проблемы и беды героев. Не раз я ловила себя на мысли, что и зарисовки великосветской жизни, и эротические сцены отнимают место у главных идей романа – психологизма и драматизма. Наверное, это эксперимент, попытка скрестить травмоговорение и прописывание человеческих комплексов с гламурной средой. По мне, все же главенствующими в «Группе продленного дня» являются сцены, посвященные травмам. Их лейтмотив задает эпизод, когда психоаналитик и сексолог Веро́ника Хонг в эфире радио-шоу Ани Тальниковой, одной из основных «жертв», прописывает логику детской травмы, а ведущая относит всё это и к себе:
«Родители воспитывали её в условиях эмоционального дефицита… Не говорили, что любят, не хвалили, проводили с ней мало времени. Или в строгости: не покупали игрушки, не дарили подарки, запрещали многое. В общем, не баловали вниманием при обычном течении обстоятельств, скажем так. А вот если она вела себя плохо… Сразу замечали. Наказывали, кричали, то есть становились как бы ближе к ней. Детский мозг считывал эти наказания как знаки внимания и любви от мамы и папы».
Один из ключей к роману – фраза этой же героини: «Все наши истории идут из детства». Да, не открытие, но хотя бы эмпатия, сопереживание. К детству апеллирует само заглавие романа: «Группа продленного дня». Я прочитала его как намёк на затянувшуюся «школу», детство персонажей, слово «продлённый» зловеще указывало на бесконечные комплексы, страдания, тоску.
Автор объяснил «Группу продленного дня» оптимистичнее: как возвращение к светлым и незамутнённым чувствам маленького человека. Рассказывая подругам о новом возлюбленном Тёме, Даша признается: «А ещё благодаря ему я снова вернулась в группу продлённого дня. … Мы с ним переписываемся, как будто на продлёнке». Кстати, переписки сделаны модными интерактивными вставками, которые надо читать по куаркодам между частями книги. Именно в этих диалогах Артём говорит Даше, что сочиняет сказки и стесняется: взрослый мужик не должен заниматься такой ерундой, а Даша настраивает его показать записки издателям. Закрытый гештальт Тёмы – один из хэппи-эндов: книга сказок вышла, вот только Даши уже нет в живых, и свежий томик новоявленный писатель приносит на могилу и мысленно благодарит ее «за то, что научила доверять себе и не бояться делать то, на что отзывается сердце. …Спасибо, девочка Элли, за сказку, в которой я, благодаря тебе, жил целый год. Она — лучшее, что со мной случалось». Образ Элли, героини Фрэнка Баума – Александра Волкова, – альтер-эго Даши. Гибель Даши форсирует читательские чувства: сказочная героиня не может умереть!.. Но это происходит.
Рускова часто хочет вызвать в читателе сочувствие к своим героям, но центром всех переживаний в книге становятся любовные (или, так сказать, «антилюбовные», например, Пати прямо запрещает себе любовь, подменяя её постелями одноразовых знакомцев) и семейные отношения, измены, «треугольники». Они в тексте Русковой – главное в жизни. Профессиональной занятости мужчин, творческих поисков героев обоего пола в сочинении маловато. Полностью проведена линия работы Ани на радио, пунктиром намечена Дашина карьера манекенщицы, да приходит к логическому завершению история Артёма со сказками. Герои-мужчины, согласно вводным данным, много работают и имеют соответствующие доходы и влияние в обществе, но их действия в романе сводятся к третированию женщин. Поэтому в плане социального среза книга бедновата. Зато любовными перипетиями богата. И за всеми переживаниями следуют катарсисы для пяти главных фигур романа – каждый сумел преодолеть свою травму и получил по заслугам (в хорошем смысле). Писательница позаботилась о счастливых исходах, чтобы её роман не казался беспросветным. Сюжет, развивавшийся в духе некоторой «сериальности», ею же логично завершился. Но, по крайней мере, не оставил удручающего послевкусия.
Несмотря на множество сюжетных поворотов и проходных действующих лиц, «Группа продлённого дня» читается легко. Умение просто рассказать искусственно усложненную историю с болезненным подтекстом делает автору честь. Для дебютного литературного высказывания книга состоялась. Уверена, в следующих книгах Рускова отточит своё композиционное и стилистическое мастерство.
