
Полет на кукурузнике
Это был обычный номер частного отеля с простой неприхотливой мебелью: кровать, телевизор, два стула, стол. На столе бутылка воды и крохотная ваза с искусственным цветком.
Окно закрыто шторой, сквозь щели сочился уличный вечерний свет. Было слышно, как в ванной из крана капает вода. Кровать застелена байковым зеленым одеялом, сверху подушка с веселой наволочкой – ромашки на голубом фоне.
Константин Макаров прибыл сюда по заданию своей газеты написать репортаж об известном фермере.
Костя сотрудничал ещё с одним журналом, куда время от времени сдавал статьи о безызвестных весях, где ему приходилось бывать в командировках. То были искрометные рассказы о жителях и достопримечательностях того или иного посёлка или городка, написанные с оттенком юмора, а порой и сарказма.
Костя в два дня управился с материалом о фермере, потом ходил по улицам городка, чтобы набраться впечатлений о характере и особенностях жителей. Но в его планы вмешался случай: Макаров встретил здесь у городского рынка школьную любовь – Настю Петрову. С Настей он дружил несколько лет, ходил с ней за руку, целовался, а потом она уехала, и связь с ней прервалась. И вот через столько лет он встречает её в этом городке!
Внешне она осталась прежней, только слегка пополнела, и, как в те годы, светились её по-детски распахнутые синие глаза. Когда Костя увидел её глаза, у него в груди ярко и волнующе вспыхнуло, – сомнений быть не могло, это она!
Молодая женщина беседовала с каким-то пожилым мужчиной, и когда они расстались, Макаров подошёл к ней.
– Простите, вы – Настя?! – спросил он.
Замешательство длилось всего несколько секунд, после чего из уст женщины вырвалось удивленное:
– Костя! Ты?!
Они обнялись, зашли в ближайшее кафе, проговорили часа два, повспоминали былое. Настя счастливо улыбалась, украдкой смахнув с щеки сбежавшую слезу. Черты лица её такие же трогательно нежные, лишь гладкий лоб прорезала тонкая морщина.
Настя долгое время жила на Севере, куда послали на работу её отца инженера-строителя, потом она вышла замуж за одного видного городского хозяйственника, только не заладилась у них совместная жизнь, расстались. И теперь Настя жила в посёлке Лукошино, что в ста пятидесяти километрах отсюда, работала там фельдшером. У неё была дочь, студентка местного педагогического техникума. К ней Настя и приезжала, и остановилась она, по иронии судьбы, в той же гостинице, что и Костя, только жила она на втором этаже, а Макаров – на первом.
Константин поведал ей о своём житье-бытье, что женат, имеет взрослого сына, но он не сказал Насте, что с женой они в последнее время как чужие – то ли чувства у обоих притупились, то ли изначально они были разные. Могло статься, разбежались бы давно, если бы не сын.
Рассказал Костя и о своей работе журналиста в столичной газете, что в ней он находит отдушину и смысл существования. Потом они вышли на улицу, гуляли по городу допоздна и возвратились вместе в гостиницу. И там попрощались, каждый пошёл к себе в номер.
Костя лежал на кровати, вытянув уставшие от долгой ходьбы ноги, он испытывал на душе разные чувства: и радости, и какой-то необъяснимой грусти. Он не был ловеласом, никогда не был охоч до чужих женщин и не искал на стороне любовных интриг. И теперь, лежа в гостиничном номере, слушая размеренный звук падающих капель из крана, он думал о Насте, думал о том, что всё течет и всё меняется. И человек меняется, он был раньше один, а нынче совсем другой. И ничего с этим не поделать. Но Настя осталась такой же, как в юности, конечно, она повзрослела, но по восприятию жизни и манере выражать свои мысли, была той же светлой девочкой, какой он помнил.
С теплыми мыслями о подруге юности Макаров уснул и проснулся он утром, думая тоже о Насте. Он умылся, надел свежую рубашку и пошел наверх, чтобы позвать Настю на завтрак, – в буфете подавали разную вкусную еду и ароматный кофе. Но на стук дверь никто не открыл. Тогда Костя отправился вниз и узнал на ресепшене, что Настя съехала час назад. А ещё администратор вручил Макарову оставленное для него письмо. Здесь же в фойе гостиницы, усевшись на стуле, он развернул листочек. «Дорогой Костя! Эта неожиданная встреча с тобой, словно глоток свежего воздуха! Она возвратила меня в прошлое, где было все чистое – и люди, и природа, и небо!
А теперь я возвращаюсь к себе, у нас вдали от городских удобств, возможно, не всёго хватает, к нам, как в старину, раз в неделю приезжает автолавка, но мне уютно от ощущения нужности людям. Будь счастлив! Настя».
Костя пошел на автостанцию и узнал, что автобус в Лукошино уже ушёл, а следующий будет через пять часов. Здесь же на станции он узнал, что из местного аэродрома в тот поселок летает самолет кукурузник.
Аэропорт был маленький, одноэтажный, притулившийся к краю лётного поля, где скучали два Яка-40 и один Ан-2, именуемый в народе «кукурузником». В зале ожидания немноголюдно.
Костя подошел к билетной кассе.
«В Лукошино отправляется самолёт через сорок минут, – сказала кассирша, – места ещё есть».
«Дайте один билет» – попросил Костя.
Он вышел наружу, достал сигареты и обратил внимание на надпись на торце здания, – кто-то вывел мелом строки на сером фоне:
Подожди ещё малость, счастье земное.
Ты так мимолётно, но я уверен сейчас.
Мне нужно немного, прошу о немногом.
Мне бы водички испить и родную обнять».
Самолёт сделал разбег и взвился в небо. В салоне человек десять пассажиров. Старушка с корзиной, везущая большого гуся, женщина с грудным ребёнком, девочка, разглядывающая фотографии на сотовом телефоне…
Костя смотрел в иллюминатор. Внизу уплывали в синей дымке поля, перелески, овражки, дороги и дома, точно игрушечные.
Капля росы
На дворе стояли теплые августовские дни, а ночами было по-осеннему прохладно. Здесь, вдали от города, среди леса, не обременённый повседневной суетностью, я наблюдал за неторопливым течением времени и то и дело углублялся в чтение какого-нибудь томика из моей скромной библиотеки.
Прошлой ночью ветер раскачивал листву деревьев в саду, а по крыше моей дачи что-то стучало негромко и глухо, словно над нами некто невидимый, потехи ради, кидал вниз камешки. Потом всё стихло.
Утром, выйдя наружу, я ощутил невероятную свежесть и увидел, как лучи солнца в небе пронизывали гряда уплывающих кучевых облаков.
Я шёл дорожкой сада, остановился возле молодой яблони, её густая листва была усеяна бисером росы. Я дотрагивался до них, от прикосновения моих пальцев капли тут же растекались – влага покрывала листья, делала их насыщенными по цвету, почти изумрудными.
На одном из листочков расположилась крупная блестящая капля, я наклонил лист и подставил руку. Капля поползла вниз, упала на мою ладонь, и к удивлению, не разбилась, я пошевелил рукой, капля перекатывалась в ложбине ладони, светилась прозрачностью, отражая солнечный свет. Я подставил левую ладонь, – капля переместилась на новое место, поблескивая цельностью и совершенством формы. Застигнутый врасплох необычным явлением, с каплей на ладони, я пошел в дом, поднялся по лестнице на второй этаж, огляделся, размышляя, куда бы поместить столь неожиданный подарок природы. Не придумав ничего, я пошел вниз на кухню, взял блюдечко, переместил в него каплю, и вернулся наверх. Я поставил блюдце с каплей на подоконник.
Полдня я возился во дворе, убирал замусоренный ветром сад, мёл дорожку, подправлял цветочную клумбу и выдергивал траву на огородной грядке!
День клонился к закату, моя капля отражала всю цветовую гамму уходящей зари и переливы быстро меняющегося неба. Вскоре солнце угасло, следом угасла и капля.
Наступила ночь. Доносился шорох листьев в саду от слабого дуновения ветерка.
Я проснулся среди ночи и увидел на подоконнике едва заметное сияние, это не был свет от уличного фонаря. Это светилась капля! Она излучала колеблющийся голубовато-зелено-синий свет, который отражался на занавеске и темном стекле окна. Я закрывал глаза и видел картины из детства, разные эпизоды беспечных лет. Капля росы вызвала нежные воспоминания из прошлого.
Наутро после завтрака я отправился на станцию и встретил жену, приехавшую из города на электричке. Во время прибытия поездов на станции всегда царила суета: одни люди приезжали, другие уезжали. Встречи и расставания.
Я катил за собой рюкзак на колесиках, наполненный продуктами, и слушал жену, – в городе всё по-старому, сын с невесткой в работе, внучка ходит в садик, – на ближайшие выходные они все собираются на дачу.
Мы шли тротуаром, а затем лесной тропинкой, песчаной дорожкой в березовой роще, в просветах между деревьями виднелась речушка, с рыбаками на берегу. Я тоже там иногда сидел, подолгу глядя на поплавок в ожидании поклевки. Рыба там водилась мелкая, в основном карась, если попадалась рыбешка, я тут же её выпускал.
Жена спрашивала, что я готовил себе, не голодал ли? По утрам наверняка жарил яичницу? Так и есть, отвечал я, иногда варил кашу, редко – пёк блины, но они всегда получаются не такими вкусными, как твои. Жена рассмеялась, сказала, что мы с внучкой по части кулинарии одинаковы.
– В эти дни по ночам стало очень прохладно, – сказал я, – Вероятно, предстоит холодная зима.
–А мои цветы не замерзли? – спросила жена.
– Нет. Что с ними сделается?
– На следующий год посажу вдоль дорожки петунии, они неприхотливы и красивы.
– Слушай, а тебе приходилось когда-нибудь держать на ладони каплю росы?
– Каплю росы?
– Ну да.
– Гм… А почему спрашиваешь?
– Так…
– Признайся, ты пишешь новый рассказ?
– Нет.
– Я тебя знаю. О чём рассказ?
– Правда, нет. Я сейчас больше читаю.
Вскоре мы добрались домой. Я заметил, что калитка наша чуть покосилась, и занялся ремонтом. Починил ко времени, когда жена позвала на обед.
Сели за стол.
– Я тебе кое-что покажу, – вспомнил я и пошел наверх. Блюдечко оказалось пустым, капля пропала. Я опешил. А так хотелось обрадовать жену. Я присел на корточки, заглянул под стол, надеялся увидеть там закатившуюся бисеринку росы.
– Что ты мне хотел показать? – спросила жена, когда я вернулся на кухню.
– Была одна штуковина, да забыл, куда положил, – сказал я.
– Ладно, вспомнишь потом. Садись, ешь.
Жена приготовила солянку, она получилась на славу. Я не гурман, я не был привередлив к еде, но отменная стряпня жены из обыкновенных продуктов всегда приводила меня в восторг.
Ночью полил дождь, к утру прекратился.
Я пошёл к яблоне. Бисеринки капель с листьев падали мне на ладонь и разбивались.
Я вернулся в дом. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, я ощутил вкусный запах из кухни: жена готовила блины.
В кабинете за столом я открыл блокнот и записал:
Капля дождя, ты привиделась мне?
Ты возникла нежданно во сне?
Так чудно…
Я ведь видел тебя наяву,
На ладони моей ты сверкала,
И снежинкой не думала таять.
Только ночь за окном – синева
мне кивала, –
Ничего, старина,
Всё бывает…