В начале так называемых «лихих девяностых» я сотрудничал со всероссийской газетой книгоиздательской тематики. Там меня встречали приветливо, однако печатали туговато, через два раза на третий. Редактор отдела, работавший со мной, основную часть времени и сил отдавал сравнительно невинному занятию – публикации липовых рейтингов якобы популярных книг, в которых каждая позиция была хорошо оплачена. В кризисную пору, когда вокруг процветал откровенный криминал, такое занятие напоминало детскую игру в классики и не считалось зазорным.
Мои историко-литературные и книговедческие материалы редактор брал со скрипом. Пообщавшись с ним, я понял, что этот человек имеет слабое представление о литературе и очень отдалённое представление о журналистике. Удивляться не приходилось: грянула эпоха повального дилетантизма, заниматься не своим делом стало модно, на многие творческие должности пришли непрофессионалы. Но редактор по крайней мере от меня не отмахивался, а возможности привередничать тогда не было.
Тем не менее, этому человеку я обязан решительной переменой в жизни – он связал меня с газетой «Домашнее чтение», на полосах которой я регулярно появлялся следующие семь лет.
Газета отнюдь не была тёзкой и преемницей журнала Household Words, который в 1850-1859 годах издавал Чарлз Диккенс. Учредители просто заимствовали удачное название, как нельзя больше подходившее профилю издания: никакой политики, никакой светской хроники, никакого гламура и скандалов – только то, что можно читать в домашнем кругу. Газета выходила один раз в две недели; в лучшие годы тираж достигал семидесяти тысяч экземпляров, что по тем временам считалось весьма неплохим результатом. Тематика была сугубо гуманитарная, по преимуществу литературная. Печатались новеллы, романы с продолжением, обзоры книжных новинок, биографические очерки о писателях, исторические материалы, литературные викторины, кулинарные рецепты… Проще говоря – всё то, что в снобистски надутых центральных СМИ презрительно именовалось «культур-мультур» и отсылалось на последнюю полосу, но в плотно спрессованном шестнадцатиполосном объёме «Домашнего чтения» выглядело убедительно.
Газету делали пять человек – главный редактор, ответственный секретарь, редактор, корреспондент и художник. Редакция в полном составе запросто умещалась в небольшой комнате на последнем этаже известного всей пишущей братии здания на углу Звенигородского шоссе и улицы 1905 года. Под окнами оглушительно звонили тогда ещё не ликвидированные трамваи, а на соседней лестничной площадке было мглисто от густого табачного дыма – до запрета курения в офисах оставалось долгих восемнадцать лет. Впрочем, работалось в такой обстановке совсем не тяжко. Сотрудникам редакции ничто человеческое не было чуждо, однако богемные нравы не приветствовались, атмосфера царила спокойная и уважительная.
Миновав категорию так называемых «чайников» (т. е. авторов, изредка присылавших в редакцию тексты и ещё реже там появлявшихся), я быстро сделался приходящим постоянным автором. Получил статус ведущего рубрики с ехидным названием «Книжный крот» – и, соответствуя имени тотемного животного, начал усиленно рыть землю.
Компьютерная эпоха только ещё начиналась, Интернета и электронной почты не было и в помине. И всё же приходилось соответствовать новым веяниям. Сначала я писал от руки и перепечатывал текст на шумной, как пулемёт, электрической пишмашинке «Роботрон». Затем сумел избавиться от рукописной стадии и начал барабанить напрямую. Затем стал злоупотреблять служебным положением в государственной конторе – задержавшись после рабочего дня, набирал текст на простенькой тогдашней персоналке (объём жёсткого диска 60 мегабайт, оперативная память 512 килобайт) и сбрасывал его на дискетку объёмом в полтора мегабайта. Сейчас эти показатели кажутся смешными, а тогда они были подлинным прорывом. Казалось, наступает эра «безбумажной информатики». Как бы не так…
Вся моя предыдущая трудовая деятельность, к тому времени уже достаточно длительная, была связана с книгоиздательским делом, так что в этой сфере я не был новичком. Но в роли газетного обозревателя, который обязан не пописывать в охоточку, а писать постоянно, пришлось искать новый подход. Не уверен, что его нашёл именно я – наверняка многие догадались раньше.
Суть подхода предельно проста. Положительный отзыв на свежеопубликованную книгу, во-первых, банален и скучен, а во-вторых, заставляет подозревать автора и рецензента в кумовстве и сговоре. Известно, что отрицательное обаяние сплошь и рядом привлекательнее положительного. Значит, отзывы надо писать по преимуществу отрицательные. Книгу, получившую непохвальный отзыв, прочтут охотнее, чем расхваленную: если ругают – значит, в ней есть нечто заслуживающее внимания. Но отрицательность должна знать меру, дабы отзыв не превратился в разнос, да и одобрительные отзывы время от времени не помешают. Проще говоря, избиение литературных младенцев не должно превращаться в кровавую вакханалию – репутация убийцы талантов обозревателю на пользу не идёт.
Середина девяностых годов в литературно-издательском мире была смутным временем, которое лучше всего описывает знаменитая гоголевская фраза «Пошла писать губерния!». Разумеется, по-прежнему издавалась проверенная веками классика, появились новые талантливые авторы. Наряду с ними в литературное пространство устремился легион образцово-бездарных, но чертовски трудолюбивых графоманов и совершенно анекдотических персонажей, неведомо зачем схватившихся за перо. Вступать в донкихотский поединок с ветряными мельницами, становиться грудью поперёк потока псевдолитературной белиберды было бессмысленно. Однако выбор имелся неограниченный, и мы (Игорь Михайлов и я) этим пользовались. Действуя попеременно, публиковали обзоры и рецензии в вышеописанной манере – ласково гладили незадачливых авторов против шерсти. Подход срабатывал – авторы были рады, что их сочинение замечено и отмечено. Между собой мы называли это «эффектом Мити Кулдарова» – чеховского героя, который счёл началом всероссийской известности газетную заметку про то, как он в пьяном виде попал под лошадь…
Далёкая от мирской суеты, избегавшая сенсационности и желтизны, внятная и вменяемая массовая газета «Домашнее чтение» одарила опытом и многому научила. С той поры прошло неприлично много лет. Вспоминая те времена, я поневоле повторяю избитую песенную строчку: «Как молоды мы были…»
