
В 1975 году писатель Владимир Солоухин, в наши дни обладатель двусмысленной репутации, а в то время радетель возвращения к истокам и припадания к пуповине, с группой товарищей нанёс визит в Великий Новгород. В итоговой (чуть не сказал: отчётной) статье он красочно описал увеселительную поездку на теплоходе «Ракета», участники которой не захотели бороздить однообразные водные просторы Ильмень-озера, и по наущению Солоухина уговорили судоводителя взять курс вниз по течению Волхова, дабы посетить имение Званка – последнее земное пристанище русского поэта Гавриила Романовича Державина…
Державин – казанский уроженец, сын небогатых (если не сказать больше) родителей и потомственный дворянин, впоследствии – сенатор, действительный тайный советник, первый министр юстиции Российской империи – на склоне лет владел кое-какой недвижимостью, но положенного помещику родового гнезда не заимел.
От обширной богатой усадьбы Званка на левом берегу Волхова неподалёку от посёлка Чудово, принадлежавшей Дарье Дьяковой, второй жене Державина, к середине прошлого века не осталось камня на камне. Усадьба обветшала уже к началу ХХ столетия, а во время последней войны её стёрли с лица земли шедшие там лютые бои.
В радиусе нескольких километров от места бывшей усадьбы нет ни населённых мест, ни проезжих дорог. Зато много братских могил, в которых иногда покоятся рядом не только наши солдаты, но и немногочисленные немцы и испанцы из воевавшей больше года на Волховском фронте «Синей дивизии». То вовсе не знак посмертного примирения: похоронные команды сносили в могилы всех убитых подряд – разбираться было некогда.
Памятный крест на месте усадьбы появился только в 1993-м. Одни говорят, что это сделали энтузиасты-краеведы; другие – что местные епархиальные власти.
Прах Державина покоится в Хутынском монастыре, в пяти верстах к северу от Великого Новгорода. Там его похоронили летом 1816 года согласно устному завещанию. Поэт любил бывать в монастыре, дружил с настоятелем Евгением Болховитиновым. Обитель закрыли в 1925 году, она долго пустовала, после войны лежала в руинах. И ещё долго душа поэта не знала мира. Его прах таскали с места на место, пусть и с благими намерениями: из развалин монастыря в 1959 году перенесли в новгородский Детинец, после восстановления монастыря в 1994 году вернули обратно.
Державин озаботился оставить по себе память для потомков – написал пространную автобиографию «Записки из известных всем произшествиев и подлинных дел, заключающие в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина», в которой именовал себя в третьем лице. Девятитомное собрание сочинений Державина под редакцией академика Якова Грота, вышедшее в свет в 1864-1883 годах, стало первым в России научно подготовленным литературным изданием, вслед за которым издания такого уровня стали называться академическими. Но лучшую, с литературной и научной точек зрения, биографию Державина создал в 1931 году Владислав Ходасевич; до российских читателей она добралась только в 1988-м – почти всю советскую эпоху сочинения эмигранта Ходасевича были под запретом.
Державин скончался 20 июля 1816 года, через неделю после семьдесят третьего дня рождения, отмечать который в то время не было принято.
Слово Ходасевичу:
«Решено было хоронить Державина в Хутынском монастыре, который так ему нравился, куда он езжал к Евгению. Одиннадцатого (по старому стилю – А.К.) числа вечером привезли из Новгорода всё необходимое. Тело было положено в гроб и тогда же отслужена последняя панихида.
<….>внизу раздалось похоронное пение. Гроб только что понесли, и это пение вполголоса походило скорее на протяжные стоны, которых может быть, не было бы и слышно, если б не тишина, наступившая во всём доме. Параша бросилась запирать двери, чтоб Дарья Алексеевна ничего не услышала. Потом, подойдя к окну, она увидала внизу толпу людей с фонарями. Неся гроб на головах, они стали спускаться с горы. Ясно светились широкие серебряные галуны на гробе, который всё удалялся и наконец донесён был до лодки. В чёрном Волхове отражались звёзды июльского неба. На носу поместились певчие, на корме пред налоем псаломщик читал молитвы. Малиновый гроб был поставлен на катафалке, воздвигнутом посередине лодки; чёрный балдахин колыхался над катафалком. По углам стояли четыре тяжёлых свечи в церковных подсвечниках. Лодка шла бечевою, за ней следовала другая с провожатыми. Ночь была так тиха, что свечи горели во всё время плавания».