Москву театральную, уж, кажется, ко всему привычную, снова удалось удивить: в столичных театрах появилось три новых художественных руководителя. Владимир Машков возглавил «Современник», Константин Богомолов – Театр Романа Виктюка, Евгений Герасимов – театр «Сатиры». При этом (что имеет особое значение) за каждым сохранился его прежний пост, то есть руководство другим театром.

            Бывает, что решения власти анализировать или хотя бы разгадывать любопытно. Понять логику, разглядеть тайные пружины в некотором смысле полезно – на будущее. Но в нашем случае ситуация совершенно другая. Причины, сподвигшие на принятие этих решений, очевидны. Разгадывать тут нечего. Налицо полный административный тупик.

            Театральная жизнь в современном её понимании началась в ту пору, когда МХАТ предстал не просто новым театром, а новым видом театра – со своим художественным направлением, своей, оригинальной творческой манерой. Собственно, это и было главным открытием Станиславского: театр как основная творческая единица.

            Уже в 20-е годы сложилась традиция, действовавшая всю советскую, такую неоднозначную эпоху: каждый театр должен отличаться от другого, добавлять красок в столичную театральную палитру. Партийный чиновник, поставленный руководить театральным искусством, при всём своём вполне вероятном невежестве понимал: театр – это не только идеологическая, но ещё и творческая единица. Понимал, что Вахтанговский театр не может быть похож ни на Малый, ни на МХАТ. Сознавал: чтобы соответствовать должности худрука или главного режиссера, нужно быть не только идеологически верным товарищем, но ещё и представлять собой что-то с точки зрения театрального искусства. По этой причине вопрос, кому возглавлять МХАТ или театр им. Моссовета, Маяковку, Ленком или ТЮЗ, решался зачастую «на самом верху», и абы кто не мог оказаться во главе прославленного театра. 

            Власть могла играть с художником в кошки-мышки, могла убить его, и всё-таки понимала: руководство московским театром – это предназначение, тут для вступления в должность одного росчерка пера недостаточно. Решение поставить во главе Таганки Анатолия Эфроса оказалось дьявольским: режиссер погиб, театр зашатался. Но что ни говори, а в самом решении, безусловно, была логика, творческому развитию театра уж точно не противоречившая: Юрий Любимов и Анатолий Эфрос – величины огромные и соизмеримые.

            Назначение Владимира Машкова, Константина Богомолова, Евгения Герасимова, уже возглавляющих «Табакерку», театр на Малой Бронной и театр Луны на Ордынке, означает, что в Москве станет на три оригинальных театра меньше. Ни один, даже самый гениальный режиссёр не может разделиться сам в себе. (О последствиях такого деления давно сказано). Невозможно до обеда развивать линию «Табакерки», а после обеда искать творческие идеи для «Современника». Это называется профанация. И, безусловно, равнодушие к  творческому развитию отечественного театрального искусства.

            Отчего так вышло, почему культурные власти столицы вынуждены пойти на столь сомнительную меру, понять несложно. Как говорят в таких случаях, не бином Ньютона. Вероятно, список лояльных художественных руководителей стал настолько скуден, что приходится тасовать одни и те же имена. А то ведь иной худрук норовит не то что дулю в кармане показать, но и сунуть её начальству под самый нос. Куда ж такое годится…

             Путь к столь бедственному положению был долог, но успешно пройден за минувшие тридцать лет. Требования освободить театральное искусство от гнета идеологии оказались лукавы. Идеология осталась. Главенствующая и не терпящая соседства – либеральная идеология. И рядом с ней мало что выжило. Прямо скажем, власть это нисколько не тревожило. Правда, порой все-таки случались скандалы – то кто-то с голым задом на сцену выйдет, то материться начнут, но помаленьку и к этому привыкли: может быть, современное искусство и должно быть таким? Тем более, что вон и критика призывает внимательнее вглядываться в новый облик театра.

            Некоторое время назад (но ещё до 2021 года) дискуссия о взаимоотношениях власти и творцов в условиях рынка приняла публичный характер. Тогда лучше всего свою позицию выразил, на мой взгляд, Константин Райкин: дайте денег и оставьте в покое. После некоторого обсуждения сторонам удалось найти своего рода консенсус: денег мы вам даём, но вы нас, пожалуйста, не трогайте. Получилось тоже не очень. И когда грянула беда (а я не могу иначе назвать нынешнюю междоусобицу), тех, кто сумел подняться над собой, поставить во главу угла интересы страны, оказалось пугающе мало. Кинулись искать хотя бы тех, у кого при слове Отечество лицо не превращается в лимон, да почти никого и не нашли. Приходится удовлетвориться тем, что есть…

            Русский театр – это и предназначение, и кафедра. Как вышло, что с этой кафедры нынче некому стало говорить, вопрос неприятный. Но он не ко мне. Чиновникам от культуры стоило бы задаться им, глядя в зеркало.