top of page

Пес и кот

Freckes
Freckes

Анатолий Баранов

Волшебное превращение

Очерк – научное приключение

            Однажды утром, как обычно, прежде чем выйти из дома, я заглянул в почтовый ящик. Корреспонденции в нём лежало немного — пара газет и письмо. Усевшись в машину, я занялся изучением почты. Пока грелся мотор, можно было сначала заняться посланием, присланным из Средней Азии. Адрес отправителя принадлежал моему коллеге, от которого, после последнего обмена письмами, вестей не было уже около десяти лет. Правда и я ему всё это время тоже не писал. Но вот, строкой ниже, в разделе отправителя, в круглых скобочках значилась совсем другая фамилия, и она мне была известна. Не раздумывая, я вскрыл конверт и извлёк из него исписанный размашистым каллиграфическим почерком согнутый пополам двойной листок из школьной тетради и вложенную в него чёрно-белую фотографию. Вполне естественно, фотографию я стал рассматривать в первую очередь. С большим интересом всматриваясь в симпатичное лицо незнакомой мне молодой девушки, я вначале, до прочтения письма, не мог себе даже представить, кто это милая особа и чем заслужил её такое внимание.

            Под шум включившегося вентилятора охлаждения уже начавшего перегреваться двигателя, внимательно вчитываясь в строки письма, а затем снова их перечитывая, и снова вглядываясь в фото, и всё ещё не веря своим глазам, что это действительно передо мной Софа, до моего сознания постепенно стало доходить произошедшее с этой девушкой за так незаметно пролетевшие десять лет…

            — Волшебное превращение! Софа! Это просто невероятно! — единственное, что удалось мне вымолвить, после несколько улёгшегося волнения.

            А как я мог сказать иначе, если так всё было в действительности. Встреть я её на улице — просто не узнал бы, а может быть, даже оглянулся ей вслед. Симпатичная ведь! Девушка, которую я знал раньше, за прошедшие годы преобразилась до неузнаваемости. Она просто расцвела. Девичья, правда, слегка расположенная к полноте фигура; на стройных ногах модные туфли на небольшом каблучке. На красивой шее — нитка некрупного жемчуга. А её личико: пухлые губки, прямой аккуратненький носик, красивые брови и большие, как у лани, глаза… О причёске, будучи не специалистом в этой области, что-то сказать определённое я не мог — слегка вьющиеся тёмные волосы были подобраны вверх и собраны. Отдельные локоны спадали на аккуратные ушные раковины. Одним словом — девушка выглядела красиво, женственно и достойно.

            В состоянии эмоционального потрясения я даже не заметил, как двигатель моих «Жигулей», видимо перегревшись, долго работая на холостых оборотах, предательски заглох. Для меня это, конечно, сюрпризом не явилось. Последние годы сборка этих автомобилей не отличалась хорошим качеством. Я даже успел привыкнуть к тому, что, выбирая себе очередную новую машину в магазине «Варшавский автоцентр», сразу же сталкивался с проблемами: то дверь с первой попытки не закрывалась, то мотор с первого раза не заводился, то рисунки протекторов колёс были разными, то барахлила механическая коробка передач и так далее… Однако понравившийся модный цвет вынуждал порой брать машину, которую приходилось уже потом и за свой счёт доводить, что называется, «до ума». А когда она начинала работать как «швейцарские часы», по почте приходила открытка на приобретение новой. И всё начиналось сначала… Но тем не менее я строго придерживался поговорки, ходившей среди московских автолюбителей, что самая лучшая машина — это новая. Но вот моя новенькая, пахнувшая заводской сборкой, выкинула очередной фортель. Мне ничего не оставалось делать, как отправиться домой и по телефону вызвать на стоянку техпомощь. Через тридцать минут автомеханик должен был подъехать с набором запасных деталей, в первую очередь с бензонасосом, который, по моим расчётам, как раз и вышел из строя.

            Вернувшись в свою «болявую» машину, я опять принялся перечитывать письмо Софы, время от времени бросая взгляд на фото, словно желая убедиться, что это действительно она — Софа и это не чья-то шутка. На подобное недоверие у меня имелось более чем веское основание. Удобно откинувшись на сиденье и разместив перед глазами на панели фотографию девушки, я попытался воспроизвести в памяти все те события её жизни, свидетелем которых мне пришлось стать. А развивались они самым непредсказуемым образом…

           

            Я резко вдавил в пол педаль тормоза и стремительно выскочил из машины, которая, издав характерный звук резкого торможения в сопровождении запаха палёной резины, остановилась как вкопанная. Но всё-таки секундой опоздал… Один из молодых «отморозков» — эдакий здоровяк — увесистой деревянной палкой успел нанести собаке сокрушительный удар по спине. Жалобно заверещав, дворняжка-сучка мгновенно просела на подкосившиеся задние ноги и беспомощно завалилась на бок. Кобелёк, который совокуплялся с ней, отскочил вовремя и сумел избежать удара палкой. В это самое время двое других подонков, с руганью и улюлюканьем, метали увесистые камни в стаю потенциальных женихов, предусмотрительно отбежавших в сторону от раненой невесты.

            В городах подобные картины жестокости были не редкостью. Обычно таким сценарием заканчивались собачьи свадьбы, проходившие у собак «на людях». Отдельные представители горожан, в основном несознательной молодёжи, считали необходимым именно вот такими хулиганскими действиями наказать доверчивых собак за прилюдное размножение на улице. Пробел в знаниях школьной программы по биологии — пакостные великовозрастные парни просто не знали, что у собак инстинкт размножения проявляется вне зависимости от того, где находятся особи противоположных полов — на городском пустыре, в лесопарковой зоне, в многолюдном сквере или около проезжей части… Что это просто половой рефлекс — животное не знает страха и не проявляет осторожности.

            Так вот, не закрыв дверцу машины, я устремился к парню с увесистой палкой. Тот оказался не из трусливого десятка. С дубиной наперевес и набычившись, он агрессивно ринулся мне навстречу. Однако смельчак не догадывался, что решительно приближающийся к нему взрослый дядька в студенческие годы занимался самбо. Крепыш это понял, как только оказался обезоруженным, а палка далеко отброшена в сторону. Двое других парней субтильного телосложения тут же сообразили, чем может закончиться для них хулиганское поведение. Перестав метать камни, они стали надрывно кричать:

            — Карлик Нос, Карлик Нос, Карлик Нос…

            Будучи ростом выше среднего и обладая обычным носом, я счёл их выкрики проявлением мальчишеского бессилия и трусости. Мне подумалось, что ребята просто боялись меня по-настоящему обругать, предвидя, чем это может для них обернуться. А так вроде взрослому мужику и придраться не к чему. Прокричав злобно несколько раз «Карлик Нос», компания ретировалась. Теперь можно было посмотреть на поверженную собаку, над которой склонился парнишка в вельветовой куртке светло-жёлтого цвета и каком-то зелёном и замысловатом по фасону картузе. Так как я находился сзади него, хнычет он, переживая за собаку, или нет, мне не было видно.

            Едва я подошёл к нему и положил руку на плечо, как он привстал и, повернувшись ко мне, сильно гнусавя, поблагодарил за спасение собаки. Произнесенных слов я не разобрал, скорее, догадался об их значении. Я подумал, что было бы лучше, если бы парень ко мне вообще не поворачивался лицом. Своим внешним видом он вверг меня в шок и транс одновременно. Тут же до меня дошёл смысл ругани тех половозрелых садистов, от которых мне пришлось спасать собак. Оказывается, их выкрики относились вовсе не ко мне, а к моему новому знакомому. И он действительно был точной копией мальчика Якова, превратившегося по воле старухи-волшебницы из ребёнка-красавца в страшно-уродливого Карлика Носа из одноимённой сказки Вильгельма Гауфа. Мне никак не верилось, что вот так внезапно, наяву — днём на дороге в современном городе — можно встретить ожившего сказочного персонажа. Да не просто встретить и пройти мимо, а вступить с ним в контакт. В секундном замешательстве, забыв о неподвижно лежавшей на земле собаке, я с нескрываемым интересом рассматривал ожившего сказочного героя.

            Внешний вид мальчугана во многом совпадал с описанным сказочником Гауфом главным персонажем — Карликом Носом. Безобразный мясистый нос «карлика», рост которого не превышал ста шестидесяти сантиметров, заканчивался у самого подбородка. Голова с копной тёмных длинных волос из-за отсутствия шеи располагалась на его нешироких и покатистых плечах. Большие тёмные глаза закрывали наплывшие на них веки, из которых торчали длинные и густые чёрные ресницы. Не по возрасту отросшие ушные раковины паренька делали его похожим на восьмидесятипятилетнего старца. «Карлик Нос» был обут в коричневые ортопедические ботинки на толстой рифлёной подошве. А полосатые брюки из добротного материала, едва прикрывавшие хозяйские щиколотки, были сплошь покрыты шерстью собаки. Она, видимо, интенсивно линяла, а владелец её не расчёсывал, как этого требовалось.

            Когда с беглым сканированием «карлика» было покончено, я перешёл к осмотру больной собаки. Смотреть особенно было нечего. У сучки, которой насчитывалось не более одного года, пребывающей в состоянии «течки», зверским ударом палки был травмирован позвоночник в пояснично-крестцовом отделе. О том, что собака в ближайшее время сможет подняться, тем более самостоятельно дойти до дома, речи быть не могло. Её следовало нести на руках. А весила она килограммов пятнадцать-двадцать.

            — До дома сможешь донести свою собаку? — спросил я «Карлика Носа».

            — Смогу, — уверенно ответил он. И тут же прогнусавил свой вопрос, услышав который, я от удивления, едва не потеряв сознание, сам чуть ли не оказался на земле, рядом с его избитой собакой: — Анатолий Евгеньевич! А Милка скоро встанет на ноги и сможет ходить?

            Скажу откровенно — у меня, за годы многолетней практики, с владельцами моих пациентов было множество различных неординарных, порой курьёзных случаев, но этот — ни с одним из них не шёл ни в какое сравнение. Тем не менее, быстро овладев собой и не выдавая душевного волнения, я поинтересовался у «Карлика Носа», откуда он меня знает.

            — Вы, Анатолий Евгеньевич, лечили наших японских хинов: Нюру, Фёклу и Дусеньку. Помните их? Они были моими любимыми собаками и единственными друзьями. Вы часто бывали у нас в доме. Я Добрина Софа. Японских хинов родители специально для меня купили, когда я заболела…

            «Вот тебе, доктор, и парень — “Карлик Нос”! Эта же девица — Софа! Так вот почему я её никогда не видел, когда бывал у них в доме. А собачки-то частенько нуждались в моей ветеринарной помощи на протяжении многих лет. Вот, оказывается, в чём крылась многолетняя тайна, из-за которой чета Добриных скрывала от людских глаз, и моих в том числе, свою любимую и столь необыкновенную дочурку», — подумал я про себя.

            А вслух произнес:

            — Софа! Садись в машину я отвезу вас домой. Сама ты Милку не донесёшь. Она для тебя слишком тяжёлая…

            Едва я погрузил Милку на заднее сиденье, как тут же рядом с ней, громко пыхтя, разместилась её хозяйка. Мне предстояло проехать всего пару километров. Попеременно кидая взгляд то на дорогу, то в зеркало заднего вида и внимательно вглядываясь в Софу, я всё никак не мог поверить, что вот так — в один прекрасный день, неожиданно и сам того не желая, получу ответ на давно мучавший меня, но, правда, уже подзабытый вопрос. Тот, который неизменно возникал в моём сознании, как только я оказывался у них в доме.

            В течение долгих лет я много раз приезжал к Добриным — к трём маленьким очаровательным собачкам. Хозяин собак работал одним из заместителей министра союзного министерства. Его супруга, которая до рождения дочери работала в вузе преподавателем английского языка, в то время была домохозяйкой. Добрые, душевные и отзывчивые люди. Обычно, как только я переступал порог квартиры, мне тут же предлагался фруктовый сок, чай, кофе и даже полный обед. Мне было известно, что у владельцев есть и маленькая дочурка, которую звали Софией или, как её называли между собой любящие родители, Софой. И каждый раз для меня являлось интригующим то, что ребёнок, словно бесценное сокровище, был скрыт от моих глаз — но я знал, что он всегда находился в одной из комнат огромной министерской квартиры. За много лет мне так ни разу не удалось увидеть девочку. Порой мне казалось, что она находится где-то совсем рядом и изучающим взглядом пристально смотрит на меня…

            Единственное, что родителям не удавалось от меня скрыть, так это свою постоянную и непреходящую печаль в глазах. Шли годы, собаки старели, дряхлели и постепенно одна за другой умирали. Одновременно с ними старели и их владельцы. Поэтому новых собак не заводили. В начале девяностых годов, когда умерла их последняя собачка, связь с этой семьёй у меня оборвалась. Как-то от наших общих знакомых мне стало известно, что распад огромной советской страны глава семьи — человек в возрасте — не перенёс. Скоропостижно скончался от обширного инфаркта.

           

            Вот знакомый дом и знакомая квартира. Всё та же добротная советская мебель из натурального дерева, на полу ковры… В общем, ничего с тех времён, когда я здесь частенько бывал, не изменилось. Кругом идеальная чистота и порядок. Место Милки в укромной нише обширной прихожей, где раньше, как мне помнилось, стояло мягкое кресло. Именно усаживаясь на него, я переодевался в свои персональные домашние тапки, специально купленные для меня хозяйкой. Подстилкой для Милки служил плотный шерстяной ковёр, который раньше лежал на широком диване в гостиной. На нём, в ожидании врачебного осмотра, царственно восседали японские хины Нюра, Фёкла и Дусенька. Этот диван, рядом с огромной люстрой, служил мне процедурным столом, на котором я не только проводил осмотр малышек, но делал им прививки, различные уколы, стриг отросшие когти, чистил от серы ушки и так далее…

            Видимо от ностальгии по усопшим очаровательным малышкам я произнёс:

            — Софа! А почему ты решила завести большую собаку?

            — А я, Анатолий Евгеньевич, не думала её заводить. Она сама, неделю тому назад, увязалась за мной, когда я возвращалась из поликлиники. Вот я её худущую пожалела…А вчера мне под дверь кто-то подложил обувную коробку с крохотулей — пекинесом. Он в моей комнате. Пройдёмте, доктор…

            И Софа, слегка переваливаясь с боку на бок, направилась в свою комнату, в которую, как оказалось, вела из гостиной массивная дубовая дверь. Девушка легко её распахнула, вежливо пропуская меня вперёд. Я вошёл. Моему взору открылось достаточно просторное помещение, наподобие того, в котором жила старуха-волшебница всё из той же сказки Гауфа. С той лишь разницей, что стены и потолок были не из холодного мрамора, а пол не из скользкого стекла. Девичья светлица представляла собой обширное сказочное жилище, которое всё было устлано коврами. Причём не какими-нибудь обычными — ширпотребовскими, а уникальными — изумительной красоты ручной работы заморских мастеров. Так, толстенный напольный ковёр имел узор, составленный из разнообразных и необычных, словно живых, ярких цветов. Создавалось впечатление, что ступаешь по какому-то волшебному лугу…

            На трёх стенах комнаты ковры отображали добрую страну гномов и их повседневную жизнь. В крохотных жилищах на фоне красивейших пейзажей, характерных для четырёх времен года — лета, осени, зимы и весны, — гномы — взрослые и дети — занимались своими делами. Причём, в зависимости от сезона, весёлые забавы детишек-гномов, которые были изображены художником наиболее чётко и подробно, были разными. Подобная сказочная картина ковровых рисунков, по задумке заботливых родителей Софы, должна была не допускать появление у больной девочки тоски или просто плохого настроения.

            А ещё меня поразило наличие в комнате огромного количества исполненных на высоком художественном уровне, словно живых, кукол-гномов, а также различных мягких игрушек — симпатичных собак, кошек, зайцев, волков, медведей, ежей, рыжих лисичек и белочек. При этом никаких красивых кукол. Зеркал в комнате тоже не было. На девичьей деревянной кровати, застеленной бархатным покрывалом цвета сушёной травы восседали три разных по размеру плюшевых медведя: папа — Михайло Потапович, мама — Марья Петровна и сыночек — Мишутка. Они, как известно каждому ребёнку, являлись героями русской народной сказки «Три медведя». Маленькая Софа, судя по всему, играла в этой сказке роль шалуньи Машеньки.

            Антикварная двенадцатирожковая итальянская люстра, выполненная из воздушного бисквита, представляла собой букет, составленный как будто из только что сорванных неземных цветов. Излучаемый ею свет был не только ярким с каким-то необыкновенным чудесным серебряным блеском от многочисленных маленьких переливающихся листочков-хрусталиков, но ещё обладал особым теплом. На какой-то миг я даже почувствовал себя маленьким «мальчиком Яковом», погруженным в этот сказочный мир волшебства.

            От обрушившегося на меня впечатления я не сразу услышал голос Софы, которая протягивала мне коробку со щенком и предлагала на него взглянуть. В это самое время я был поглощён другим важным для себя зрелищем — многочисленными портретами, искусно выполненными простым карандашом. Они были развешаны в проёме стены у самого косяка двери таким образом, что входящий в комнату сразу заметить их не мог. На плотных листах чертёжной бумаги размером со школьную тетрадь было изображено одно и то же лицо… Мне снова стало немного не по себе. Ведь это были мои портреты. Судя по одежде, они писались с натуры в разное время и разные годы.

            — Чья это работа? — спросил я Софу.

            — Моя, — отвечала она, густо краснея и склоняя от смущения голову, прижимая подбородок вместе с тяжёлым носом к самой груди.

            — Софа, но я же тебе никогда не позировал, как ты умудрялась так достоверно рисовать меня и добиваться портретного сходства? — не унимался я.

            — Я вас, Анатолий Евгеньевич, отлично видела, когда вы, сидя на диване, осматривали моих собачек.

            — Тогда почему же я тебя не видел?

            — А вы, при всём желании, не могли этого сделать… Я ведь наблюдала вас через дверную замочную скважину.

            Теперь настала моя очередь покраснеть. Из некогда прочитанных любовных романов я знал, что только молоденькие девушки, находящиеся под воздействием разбушевавшихся половых гормонов, впервые безумно влюбившиеся в мужчину и сгорающие от плотской страсти, рисуют карандашом портреты своего избранника, особенно тщательно вырисовывая его наиболее выразительные черты, а потом любуются изображением в томительном и трепетном ожидании очередного свидания с ним… Правда это относилось к нормальным — физиологически здоровым — юным барышням. А в моем случае всё обстояло иначе. Ведь Софа была тяжело больным человеком.

            Не сильно разбираясь в эндокринологии, я, однако, мог смело утверждать, что с эстрогенами у данного индивидуума большие проблемы. Правда, как мне удалось отметить, что-то девичье в Софе всё-таки присутствовало. Во-первых, это красивые брови и натуральные, то есть естественно длинные и густые ресницы, о которых могла мечтать любая модница и которая для достижения красоты и шарма могла прибегнуть к наклеиванию фальшивых ресниц и жгучей ретуши бровей. А во-вторых — это не по-мальчишески округлая форма её ягодиц, наличие небольших по размеру грудей, несколько оттопыривающих одежду и женский покат плеч… Я так увлёкся предположительным анализом гормонального положения дел у данного, всё-таки женского, индивидуума, что не заметил, как принял из рук Софы коробку с крошечным щенком и на какое-то время забыл о его существовании.

            Оказывается, моё подозрение, что кто-то за мной пристально наблюдает, когда я бывал у Добриных, особенно в последние годы, не было болезненной паранойей. Любые маломальские шумы, возникающие при передвижении в детской комнате, глушили толстенные ковры и дверь, обитая изнутри звукоизоляционным материалом. А значительное овальное отверстие в замке двери для немаленького ключа, наподобие того, что был у «старухи» в сказке Гауфа, позволяло девичьему глазу достаточно хорошо наблюдать за мной и всем происходящем на диване.

           

            Щенячий писк вернул меня к действительности. И я без промедления занялся осмотром щенка. Судя по молочным зубам, пекинесу-девочке едва исполнился один месяц. Причина, из-за которой её подбросили Софе, лежала на поверхности и не требовала мудрёных разгадок. Малыш был явным уродцем с кривой ассиметричной головой, отсутствием нормальной длины шеи и безобразно уплощённой и кривой грудной клеткой. Патологическая постановка всех четырёх конечностей, которые располагались словно у черепахи, не позволяла щенку нормально передвигаться, даже при условии, что паркетный пол был устлан ковром. Щенок, с помощью конечностей, которые было трудно назвать ногами, не приподнимаясь, мог только отталкиваться от поверхности пола. Другими словами — мог только ползать. Что делать с ним, чем лечить щенка, я не знал. Наступившую в результате генетического дефекта внутриутробную патологию, по моему мнению, обычными лекарственными средствами исправить было просто невозможно. С подобными врождёнными дефектами мне и некоторым моим коллегам уже приходилось сталкиваться. Эти случаи мы совместно обсуждали, строили различные предположения об их происхождении, пытались применять различные способы лечения. Однако все наши попытки избавить щенят от недуга оказывались тщетными. Поэтому, после консилиума, мы использовали всегда один — стандартный и гуманный метод избавления малыша от дальнейших мук — эвтаназию. Но данный случай являлся особым. Уродливой девушке злые люди подбросили уродливую собаку. Именно по этой причине, то есть по этико-гуманистическим соображениям, об усыплении пекинеса и речи быть не могло.

            — Софа, как зовут подкидыша? — как ни в чём не бывало, спросил я девушку.

            — Тотес, — ответила она. И видя, что я не знаю перевода на русский этого иностранного слова, пояснила: — с английского означает — морская черепаха. Она же, доктор, похожа на морскую черепаху, правда?

            — Правда, — согласился я, не кривя душой. — Глядя на твою Тотес кажется, что она не ползет по ковру, а красиво скользит по морской глади…

            Неожиданно хлопнула входная дверь. В прихожей послышалось какое-то движение.

            — Мамочка пришла! — воскликнула Софа, спешно направляясь к ней.

            — Мама! У нас доктор Анатолий Евгеньевич, — радостно сообщила она матери.

            — Не может быть… Софочка! Каким образом тебе удалось его разыскать?

            — Он сам разыскал нас с Милкой, — отвечала ей Софа.

            — Я же не один раз звонила ему домой. Там отвечали, что он переехал… — с этими словами она появилась в комнате, улыбаясь мне словно родному.

            Анна Семёновна — так звали маму Софы — за прошедшие годы не слишком изменилась. Конечно, немного постарела и поседела, но, как говорят, осталась легко узнаваемой — всё той же приятной и симпатичной дамой. Про такой тип женщин говорят, что возраст идёт им только на пользу.

            И вот мы, как в старые добрые времена, сидим на кухне и пьём чай с вкусными ванильными сухариками. Правда, теперь в ином составе, но главное — с Софой. Девушка, почувствовав, что её уродливый внешний вид меня совершенно не напрягает, повела себя раскрепощённо и естественно. Она сразу упрекнула мать в том, что, когда я посещал их дом, её не следовало от меня прятать.

            — Анатолий Евгеньевич — он же настоящий человек, к тому же врач - ветеринар. Он наверняка встречал в своей практике различные врождённые уродства у животных: телят с тремя головами, ягнят с шестью ногами, котят с четырьмя ушами, щенят наподобие нашей Тотес… Я твёрдо уверена, что это его никогда не смущало… Правда, доктор? Когда вы бывали у нас, мне так хотелось с вами побеседовать о моих собачках… Но вот мои родители были непреклонны. Не хотели, чтобы вы видели мою экзотическую внешность, — на одном дыхании выпалила девушка.

            — Ты права, дорогая Софа. Врождённые уродства животных меня никогда не смущали и не шокировали. К подобным патологическим состояниям, которые ты перечислила, могу добавить ещё один случай, связанный с моей давнишней научной работой по изучению вируса краснухи и его губительном тератогенном действии на развивающейся плод у беременных женщин. Однажды мне пришлось наблюдать воочию двух сестрёнок, сросшихся животами, — сиамских близняшек Машу и Дашу. На два тела у них, как и положено, было две головы и четыре руки, но всего лишь три ноги и одни — общие — мочеполовые органы. О сросшихся близняшках в начале семидесятых годов много писали в центральной прессе, — поддержал я разговор на довольно сложную и щекотливую тему.

            — Софочка! Ты же прекрасно помнишь, что это папочка настоял, чтобы никто, кроме врачей-педиатров кремлевской больницы, тебя не видел, — возразила дочери Анна Семёновна. И, обратившись ко мне, продолжила: — Теперь, Анатолий Евгеньевич, когда вы узнали нашу печальную семейную тайну, могу вам, как доктору и учёному, сказать про болезнь Софочки. В этом виноваты только мы — её родители. Я и Илья Соломонович безумно влюбились друг в друга и поженились. Илюша был старше меня на целых двадцать пять лет. Представляете — мне девятнадцать, а ему сорок четыре. Нет! Нет! Не подумайте, что он был слабым и немощным. Наоборот. Он находился в самом расцвете сил и мужской красоты. После того как на учёном совете экономического факультета МГУ имени Ломоносова Илюша блестяще защитил докторскую диссертацию, с должности референта министра его вскоре перевели в заместители. Всё складывалось прекрасно. А ровно через пять лет у нас родилась долгожданная Софа. Чудный красивый ребёнок, который прекрасно рос и развивался до двух с половиной лет. Казалось, нашему семейному счастью не будет предела. Но вот, ближе к трём годам, Софочку словно сглазили… Врачи ведомственной поликлиники ничего не могли сказать определённого о возникновении болезни ребёнка. Сваливали на импортные прививки. Единственный, кто оказался точен был, пожилой, участковый врач из нашей районной поликлиники. Он почему-то сразу поинтересовался у меня, не близкие ли мы с супругом родственники. А когда узнал, что я прихожусь Илюше родной племянницей, схватился за голову… Инцест, или близкородственное кровосмешение, с его слов, таил в себе страшное нарушение генетической программы развития ребёнка. Как сказал доктор, патология могла наступить в любой триместр развития плода… Но у нас произошло вот так… Телесная страсть, смешанная с животным инстинктом самки, напрочь заслонив мой женский разум, породили во мне непреодолимое желание иметь от Илюши ребёнка. Вот к чему всё это привело… Но мы с мужем с таким тяжёлым ударом судьбы смирились, любить друг друга и нашу больную дочурку меньше не стали. Все годы Софа ни в чём не нуждалась. Мы ей заменили всех — друзей и знакомых. Конечно, в этом ёмком понятии «мы» в течение долгих лет огромное место занимали Нюра, Фёкла и Дусенька, которых вы, доктор, лечили с большой любовью. Ведь этих умненьких собачек Софочка любила больше жизни. Благодаря им, нашей родительской любви и постоянной заботе, когда дочурка выросла, то не озлобилась на жизнь и не замкнулась в себе. Осталась доброй и хорошей девочкой. Более того, Софа закончила экстерном среднюю школу, поступила в вуз и успешно сдала экзамены за первый курс. Она решила идти по стопам отца — мечтает стать экономистом. Так что в настоящее время Софа — студентка-заочница второго курса экономического факультета, — с нескрываемой гордостью завершила рассказ Анна Семёновна, полностью раскрыв передо мной сокровенную тайну их семейной жизни.

            Мне ничего не оставалось, как поздравить Софу с её успехами в учёбе и заверить, что вылечу её собак. В ответ девушка, улыбнувшись своей улыбкой, которую описать словами просто невозможно, сообщила мне, что при необходимости сама сможет Милке и Тотес делать уколы, которыми овладела в теории и на практике, прочитав соответствующий раздел в моей книжке. Как оказалось, для практического навыка внутримышечных и подкожных инъекций, находчивая Софа использовала по необходимости небольшие мягкие или твёрдые подушки.

            — Молодец, да и только! — большего сказать Софе я не мог.

            Время меня поджимало. Мне необходимо было дать ей назначение по лечению Милки и мчаться дальше по неотложным делам. Что-либо говорить о лечении Тотес я был ещё не готов.

            Поблагодарив хозяйку за чай, я предложил Софе записать мои рекомендации. Однако девушка, сославшись на волнение, попросила меня самого подробно расписать все её дальнейшие действия по пунктам, пригласив пройти в её комнату и предоставив место за письменным столом.

            Вооружившись ручкой, я принялся подробно излагать на бумаге лечение травмированной Милки. Первым пунктом значилось: ежедневное вычёсывание шерсти расчёской или щёткой. Потом шли другие назначения, также санитарно-гигиенического порядка. Какие-либо инъекции собаке пока не предполагались. Обезболивающие средства были назначены в таблетках. Софа, серьёзно относящаяся к порученному делу, тут же поинтересовалась у меня, какой щёткой лучше расчёсывать собаку.

            — Несите всё, что у вас есть. Выберем наиболее подходящую, — отвечал я.

            — Сейчас, доктор, поищу. Они где-то у нас лежат… Сейчас…

            В ожидании пока Софа отыщет и принесёт щётки, я принялся рассматривать моих усопших подопечных Нюру, Фёклу и Дусеньку, фотографии которых находились под стеклом. Чуть в стороне от собачек располагался какой-то график. На первый взгляд — температурный. Две оси — «икс» и «игрек» и две, идущие параллельно, синусоиды: одна красного цвета, другая — синего. По обеим осям числа. Красный цвет, как мне показалось вначале, в моём врачебном понимании, будучи жарким, должен был соответствовать повышенной температуре тела, а синий, как холодный, мог означать нормальную. Ничего особенного… По-видимому, Софа его составила в период банальной простуды или болезни гриппом… Однако озаглавлен он был явно не в «температурном» жанре — «Эмоциональный и интеллектуальный подъемы». Под горизонтальной осью «икс» имелось и разъяснение цвета синусоид. Как оказалось, кривая красного цвета на графике отражала девичьи эмоции, синего — интеллект. Данный чертёж меня очень заинтересовал из-за пометки оси «Х». Вместо характерной крестообразной буквы, данная ось значилась как «А. Е.». Ось была поделена на одинаковые фрагменты, обозначенные датами месяца и годом. Вертикальная ось «У», была поделена на десять равных частей. Означалась она просто — восклицательным знаком.

            От увиденного в моих обелённых сединой висках застучало… Это уже было что-то из очень женского и сугубо интимного. Как известно, только умненькие чувственные девушки, особенно студентки, начавшие половую жизнь и испытавшие сладострастный оргазм, отмечали у себя эмоциональный и интеллектуальный подъёмы. На лекции особенно нудного предмета они, напрочь абстрагируясь от него и предаваясь полученным впечатлениям, в конце общей тетради вместо конспектирования материала фиксировали периоды внутренних всплесков…

            «Вот тебе и Софа! Да ты, оказывается не Карлик Нос без гормонов и женских эмоций, а настоящий “атомный реактор”, способный на цепную реакцию вовсе без “ядерного”, то есть любовного, топлива — чисто от платонических впечатлений», — подумалось мне.

            Не теряя времени, я быстро переписал себе на листочек данные с оси «А. Е.», чтобы с ними подробно разобраться дома… Послышались шаги Софы и Анны Семёновны. Дабы не вызывать нежелательные разговоры на тему тайных девичьих страстей и связанных с ними «эмоциональных и интеллектуальных подъёмов», я предусмотрительно прикрыл график листом назначений.

            Из десятка различных щёток, оставшихся от японских хинов, мною были выбраны четыре. Две крупные щётки предназначались для Милки, а две, совсем крохотные, для Тотес. Малышку пекинеса тоже следовало ежедневно расчёсывать и массировать.

            Как я и предполагал, цифры оси «А. Е.» на графике точно соответствовали моим визитам к Добриным за последние три года жизни собачек. Все даты, когда я занимался профилактическими прививками, осмотром или лечением Нюры, Фёклы и Дусеньки, были мною указаны в библиографической карточке. Мне ничего не оставалось делать, как только свыкнуться с мыслью, что мои визиты в семью Добриных оказывали положительное воздействие не только на животных, но и на очень нездорового человека. Это в очередной раз подтверждало наше профессиональное предназначение — лечить человечество.

           

            Прошёл месяц. Милка с больным позвоночником по-прежнему самостоятельно ходить не могла. Для облегчения дефекации, по моей рекомендации, Софа с матерью держали её в приподнятом положении с помощью полотенца, просунутого под заметно округлившийся живот. Что же касается мочеиспускания, то с этим проблем у собаки не было. Сука, с помощью передних конечностей, отползала в сторону от ковра, на котором лежала, и самостоятельно мочилась в том месте прихожей, где вместо паркетного пола была выстлана кафельная плитка.

            А малышка Тотес, которая ни в какую не желала находиться в коробке, теперь всё время проводила под боком у Милки. Более того, она приноровилась тут же подлизывать свежевыделенную мочу. Так как уринотерапия для лечения животных ветеринарами никогда не применялась и никаких отрицательных или положительных сведений о ней в специальной литературе не публиковалось, то против подобного природного явления сказать мне было нечего. В данном случае я руководствовался простым обывательским рассуждением: собака знает, где ей достать недостающие для её организма требуемые вещества. Например, когда щенку не хватает минеральных солей, то он начинает отгрызать от стен штукатурку, а когда не хватает витаминов группы В — ест землю, коровий помёт и так далее. Одним словом — если Тотес нравится пить тепленькую мочу Милки, то пусть пьёт на здоровье… Тем более что этим самым пекинес избавляла владельцев от постоянного подкладывания под лежачую больную сухих полотенец и простынь, в которые чистоплотная Милка на своём месте мочиться ни в какую не желала. А малышка Тотес ими с удовольствием пользовалась.

            Приближался ответственный для нас шестидесятый день беременности, на который у Милки была запланировано кесарево сечение. Начавшиеся у неё заметные сокращения диафрагмы и мышц живота, служившие нам достоверными признаками готовности щенят «выйти» наружу, совпали с началом операции… Пять здоровенных щенят-битюгов, похожих на породистых овчарок, вскоре лежали под молочными сосками Милки, а та, под шумное чмоканье новорождённых, блаженно закрыв глаза, впервые ощутив себя счастливой матерью, так раздобрилась, что не возражала против сосания молока маленькой Тотес. Благо, сосков, до самых краёв наполненных вкусным молоком, было предостаточно.

            Надо отметить, что, будучи по натуре не только врачом, но ещё учёным-экспериментатором, я по своей инициативе подложил Тотес под Милку. Причём сделал это с вполне определённой целью. Не для того, чтобы она сытнее питалась. Совершенно нет… Хорошей еды ей хватало и без этого.

            Всё объяснялось просто. Второй месяц, внимательно наблюдая за девочкой-пекинесом, я уловил в её состоянии, как значительные — она подросла и набрала вес, — так и совершенно незначительные, но, на мой взгляд, суперважные перемены. Голова щенка сделалась немного ровнее, шея стала чуть длиннее, а уплощённая грудная клетка приобрела несколько бочкообразную форму. Все четыре конечности, напоминающие ласты или вёсла, еле заметно, но всё-таки подтянулись к туловищу. На них появились мышцы. А при передвижении Тотес старалась уже наступать на лапы, предварительно растопырив пальцы. Весь этот комплекс произошедших изменений в сторону улучшения мною был отнесён к действию на организм щенка мочи беременной суки. Точнее, содержащихся в ней в огромном количестве половых гормонов — эстрогенов — двигателей всех известных и неизвестных науке эндокринных процессов, происходящих в женском организме.

            Довольно часто в своих изысканиях учёные-практики чисто интуитивно используют так называемый метод тыка. Вот подобным образом поступил и я, решив добавить в рацион Тотес парного сучьего молока. Содержащиеся в нём молочный жир, белок, лактоза, минеральные и другие вещества, по моему предположению, могли принести растущему организму огромную пользу. Кроме того, по моей гипотезе, они должны были содействовать избавлению щенка от врождённого уродства. И конечно же, до поры до времени, я о своих наблюдениях и предположениях Добриным говорить ничего не стал, рассудив, что явное улучшение состояния Тотес они скоро увидят сами. Это будет для них приятным сюрпризом.

           

            Буквально через двадцать с лишним дней так и случилось. Едва я переступил порог квартиры Добриных, как услышал радостные возгласы Софы и Анны Семёновны. В один голос, перебивая друг дружку, они сообщили мне, что утром Тотес встала на все четыре лапы и самостоятельно, как положено собаке, в компании пяти Милкиных щенят уверенно передвигается по дому. Ликование владельцев передалась и мне. После осмотра Тотес я пришёл к выводу, что правильно поступил, когда позволил ей лакать мочу беременной Милки, а затем подложил её под самый молочный сосок с обильно льющимся густым молозивом.

            — Именно молозиво в течение первых десяти дней по своему уникальному составу чрезвычайно похоже на белки крови материнского организма. В нём витаминов, микроэлементов во много раз больше, чем в молоке. А сколько в нём гормонов, различных иммунных тел и ферментов! Извне щенку их просто не взять, а владельцу нигде не купить. Ни один из зарубежных фабричных кормов, пусть даже самых дорогих, не может их предоставить малышу. Могу с уверенностью утверждать, что мамашу, которая родила Тотес, вообще кормили плохо. Вполне вероятно, что и родилась малышка от тесного инбридинга — то есть от близкородственного скрещивания…

            Время, когда общественные клубы собаководства, имеющие в своем штате учёного зоотехника и врача-ветеринара, строго — на научной селекционной основе — ведя племенные книги, занимались разведением высокопородистых собак, ушло… Безвозвратно кануло в лету… Теперь каждый собаковод или кошатник, назвав себя «клубом», самостоятельно занимается разведением поголовья, ставя перед собой одну-единственную цель — обогащение. О сохранении чистой породы, закреплении тех или иных характерных породных признаков они не заботятся. Бонитировка поголовья их совершенно не интересует. Они о таком термине и слыхом не слыхивали. Объявление в рекламную газету — и вмиг весь приплод распродан. А если родится так называемый зоотехнический брак, как это произошло с Тотес, тогда его скоренько на помойку или в коробку из-под обуви и кому-то под дверь… — закончил я преамбулу к дальнейшему изложению Добриным своего фантастического «плана», который уже много времени — день и ночь — созревал в моём мозгу.

           

            Надо отметить, что зарождаться в моей голове данный проект начал спонтанно, после пережитых мною шокирующих моментов, связанных с нарисованными Софой моими портретами и, конечно же, графиком, отображающим её «эмоциональные и интеллектуальные подъёмы» после моих посещений её любимых собачек. Мне думалось, что Софа — с внешностью безобразного Карлика Носа добрая, талантливая и эмоциональная девушка — заслуживает иной судьбы, чем та, которую ей уготовил жестокий инцест. Ведь зачата она была не в пьяном угаре или сиюминутном девичьем страстном порыве… Ребёнок у родительской любящей пары был долгожданным… Если сказка Гауфа заканчивается счастливым концом — трудолюбивый и добрый Карлик Нос превращается в прекрасного юношу, — то почему же в случае с Софой подобный волшебный исход не может повториться? Иногда же сказки становятся былью… Или не сказки… Вот, к примеру, малышка Тотес — собачка с уродливыми статями экстерьера — на наших глазах стала превращаться в нормальное животное. А какой собачьей радостью сразу засияли её не по-щенячьи умные глаза! И это только начало!

            Мой созревший «план» по избавлению Софы от некрасивой, мягко говоря, внешности был прост и, на первый взгляд, несложен по исполнению. Для его осуществления многочисленные пластические операции, лазерные шлифовки кожи и баснословные финансовые расходы совершенно не требовались.

            Дело заключалось в том, что мой бывший однокурсник по Московской ветеринарной академии работал главным ветеринарным врачом огромной области в нашей некогда советской республике. Это был не просто по-восточному мудрый человек и талантливый ветеринар, которого я сравнивал с Абу Али Хусейн ибн Абдуллах ибн Синой — Авиценной — средневековым персидским врачом, философом и учёным. Мой коллега являлся кладезем неординарных решений, казалось бы, неразрешимых проблем из области ветеринарии и медицины. Он разрабатывал и испытывал фантастические способы нетрадиционного лечения неизлечимо больных людей и животных с помощью древнего напитка кумыс в сочетании с различными биологически активными веществами, получаемыми им из продуктов жизнедеятельности кобыл. Конечно, дело не обходилось и без известных только ему одному веществ иного, как он однажды шутливо высказался, неземного происхождения…

            После того как мною были отмечены положительные сдвиги в состоянии Тотес, я созвонился с ним по международной телефонной связи и вкратце рассказал об этом явлении. Поведал и про Софу. Более подробно о ней обещал изложить в письме… Моим предложением применить свои разработки на больной девушке мой коллега очень заинтересовался.

            — Анатолий! — кричал он в телефонную трубку. — Из твоего сообщения следует, что у Софы в результате инцеста произошла депрессия половых гормонов и последовала деградация внешнего развития… Думаю, что вместе с нашими эндокринологами — моими единомышленниками — мы разберёмся в её редчайшей патологии. В подведомственных мне хозяйствах наши славные кобылы производят молока целые озёра, а эстрогенов столько, что воздух целиком состоит из них… Пусть Софа приезжает вместе с матерью и собаками. Отдельное комфортабельное жильё для них у нас найдётся…

           

            Р. S. Через две недели после получения письма на Казанском вокзале я встречал Софу, Анну Семёновну и малышку Тотес. К тому, что Софа внешне изменилась до неузнаваемости, я был подготовлен благодаря присланной фотографии. Был готов увидеть и гривастую красавицу Тотес, которая, несмотря на свой почтенный возраст, насколько позволяла ей длина поводка, довольно бодро передвигалась по перрону. Но то, что сопровождающая их плотного телосложения женщина вывела на крепких брезентовых поводках, в прочных кожаных намордниках, двух крупных, коричневого окраса, очень похожих на медвежат, разнополых трёхмесячных алабаев, явилось для меня полной неожиданностью. Видя моё нескрываемое удивление, смешанное с восхищением, Анна Семёновна тут же всё прояснила. Эти очаровательные щенки были доставлены к поезду буквально перед самым его отправлением. Долгое время наблюдая, как Софа неравнодушно относится к этой служебной породе собак, своей подопечной на прощание доктор решил сделать такой царский подарок. Мне стала понятна уверенность моего коллеги в том, что с жизнью домашней затворницы у миловидной девушки с необыкновенно доброй душой покончено навсегда.

fon.jpg
Комментарии

Share Your ThoughtsBe the first to write a comment.
Баннер мини в СМИ!_Литагентство Рубановой
антология лого
серия ЛБ НР Дольке Вита
Скачать плейлист
bottom of page