Когда вырастают крылья
Приметна природа Молчановска: стройные сосны тянутся светлыми стволами к небу, изящно раскинув пушистые ветви. Холмы окружают город с трёх сторон. Серпантин выходит прямо на берег моря. Пенящаяся гладь простирается до горизонта. Большие суда и маленькие катера, разбросанные пятнышками на огромном лазоревом полотне, движутся в двух направлениях: в порт и обратно. Морские ворота ‒ основная местная достопримечательность и мотор городской жизни. Рождение, становление и уход в мир иной целых поколений — всё видела старая пристань…
В ясную погоду глаз от залива не оторвёшь. Перелив красок, купающихся в солнечных бликах, умиротворяет. Только нельзя забывать: у водной глади нрав очень разный! Может явиться в образе доброй заботливой матери, но типаж холодной мачехи ей вовсе не чужд. Иногда превращается в спокойного разумного учителя, впрочем, случаются непредвиденные перемены настроения. Подул пронзительный ветер, прилетевший с иных берегов, нагнал пенистую волну, и понеслось… Стихия уже не играет роль покровителя. Миссия воспитателя тоже не своевременна. Пучина приобретает амплуа палача, хладнокровного и безжалостного. Степень вины жертвы не имеет значения. Главное не попасться на глаза разгневанному Посейдону и вовремя оказаться на безопасном расстоянии, иначе длань морского бога не пощадит.
Сергей Лазарев с младых лет познал простую истину: сильный казнит и милует по своему усмотрению. Объяснять мотивы тех или иных поступков вовсе необязательно. Участь слабейшего — беспрекословно подчиниться судьбе. Детство и юность, увы, не давали иного толкования существующего положения вещей. В сознании прочно укоренились три составляющие земного пути человека: запах, звук и ответная реакция. Так, во всяком случае, думал Лазарев… Серые-серые будни Молчановска, что с них взять!... Дух гниения, пропитавший одежду отца, портового грузчика, смешивался с перегаром. Тяжёлая однообразная работа его угнетала, и потому агрессия выплёскивалась на домочадцев. Звук бьющейся посуды и хлёстких пощёчин сливался с криком матери — истошным, бессмысленным... Мальчишка стискивал зубы и молчал, понимая тщетность любого сопротивления, пускай и пассивного.
Cергею шёл десятый год, когда папаша отдал, наконец, Богу душу: причиной внезапной смерти стал стакан палёного самогона. Год спустя мать вышла замуж — партию составил врач, оказавшийся на редкость тихим, застенчивым человеком без амбиций. Собственная карьера и достаток новой семьи не волновали новоиспечённого отца: в скором времени жена стала хозяйкой всего и вся не в силу даже волевых качеств, но от банальной безысходности. Дом задыхался от нищеты. Власть сделала стандартную в наши дни рокировку и перешла от мужчины к женщине. Ситуация изменилась по форме, но не по сути. Неписаное правило продолжало действовать: оскорбления сильной и ответная покорность слабого.
Мальчишки, друзья детства, мечтали об иной жизни. Далёкий мир, приносимый в городок на подошвах иностранных моряков, манил необъяснимой сказочностью и сытостью. Из уст в уста передавались легенды о землях, не пахнущих разлагающимися рыбными останками и гнилой водой: запах деликатесов и вкус изысканных прохладительных напитков сопровождают людей там... Беззаботное времяпрепровождение или, на крайний случай, лёгкая приятная работа — удел жителей этих стран! Раскрепощённые улыбки людей, бороздивших множество морей и даже океаны, подтверждали существование мечты. Сергею хотелось верить в эту утопию, но ещё больше крепло стремление заставить подобные фантазии говорить на родном языке.
К шестнадцати его занимал лишь один вопрос: что дальше? Местные и заезжие бандиты, промышлявшие вымогательством у городского бизнеса, вызывали отвращение. Наглые взгляды, дорогая одежда и блеск шикарных авто отталкивали. Жить для себя за счёт других претило его натуре. Некоторые знакомые, очарованные шармом чужеземцев и глянцевыми картинками, хотели вырваться любой ценой в далёкие земли. Сергей задавал себе один и тот же вопрос, остававшийся без ответа… Приезжие не казались умней или ловчей жителей Молчановска, комфортные условия являлись причиной их лоска — так виделось парню. Что же мешает создать подобное в своём доме?
Родной город — не вся страна. Он знал: где-то существуют мегаполисы и другие люди, живущие нормальной жизнью и тоже говорящие на русском. Две дороги выходили из городка. Морская гавань отправляла суда в долгие странствия. Пыльная железная дорога, проложенная между холмами, вела в глубь державы. Сергей выбрал второе направление. Поджарый паренёк, с детства приученный к труду и порядку, поклонился отчему дому, да и уехал поступать в военное училище. Желание перемен овладело всем существом. На новом месте обязательно появится выход: Сергей в это верил.
Удача улыбнулась: гордость распирала Лазарева! Теперь всё будет иначе… Увы-увы, надежды не совпали с действительностью. «Бытие курсанта» до боли напоминало жизнь в чёртовых пенатах: ежедневная муштра и унижения множились на крики начальников. Старое правило, известное с детства, продолжало управлять всем и вся. Забыть о собственном мнении и выполнять любое требование командира, порой явно бессмысленное. Даже робкие возражения подавлялись моментально и жестоко. Мы должны сломать вас. Так говорили все: от старшин, орущих матом, до начальника училища, декларирующего стальным голосом приказы на плацу.
Сергей старался не унывать, теша себя мыслью, будто происходящие несправедливости не есть общий закон военной службы. Неизвестно, чего здесь было больше: то ли надежды на лучшее, то ли… Разум шептал о сложности выбранного призвания. Сейчас проходит лишь первый этап постижения профессиональной науки, так называемые формирующие действия. Гайки закручиваются до упора, бывает, и резьба рвётся. Трудно точно определить момент, когда стоит ослабить давление… Да только время течёт! Курсант рано или поздно превратится в младшего лейтенанта. Взрослая армейская жизнь гораздо шире рамок училища и предъявляет более сложные требования. Ситуации бывают разные. Иногда надо действовать по известному шаблону, но время от времени возникают нестандартные случаи. Роботы способны выполнять инструкции, но полностью теряют ориентацию при столкновении с настоящей проблемой.
Ему опять повезло! Отличник Сергей Лазарев отправился служить в элитную гвардейскую мотострелковую дивизию. Теперь будущее молодого офицера в надёжных руках. Энтузиазм, зажатый строгими правилами училища, рвался на свободу. Что ж, небеса оценили терпение старательного курсанта, всё сложилось как нельзя лучше. Природный ум, физическая форма и упорный характер никуда не ушли: умные командиры непременно оценят его таланты по достоинству…
Каменная физиономия командира полка не вызвала сомнений. Армейская строгость не отменяется, но лицо у службы будет уже человеческое. Эйфория птенца, вырвавшегося из душной клетки в свободный полёт, залила всё сладким елеем. Глаза отказывались видеть мир в объективном свете. Сергей с улыбкой слушал наставления старшего по званию: это было не насмешкой, но символом удовлетворения. Внезапно полковник прервался и впился колючим взглядом в младшего лейтенанта:
— Полк гвардейской дивизии — не место для шутов и нигилистов, ‒ выпалил начальник. — Зарубите эту фразу на носу или её выжгут калёным железом. До самых ваших внутренностей.
Ледяной душ явился бы меньшим испытанием!..
Первый год пребывания в части стал сущим адом. Полковник Ивашов не жалел подчинённых и радостно изводил офицеров и рядовых бесконечными построениями и тяжёлыми марш-бросками. Слов благодарности он не знал. Оскорбления, упрёки и наказания по каждой незначительной причине считались обычным делом. Повода для взысканий не требовалось. Люди делились для Ивашова на три касты. К первой относился ближний круг: в него входила небольшая группа офицеров, смотревшая в рот начальнику. Вторая категория состояла из одного человека ‒ командира дивизии, перед которым пресмыкался сам Ивашов. Все остальные военные, стоявшие ниже по служебной лестнице, считались лентяями. Не стесняясь в выражениях, командир полка отчитывал, иногда и при свидетелях, молодых лейтенантов и сорокалетних майоров. Возражения не допускались. Существовало только его мнение — и неправильное. Сергею доставалось особенно тяжело: Ивашов возненавидел нового офицера с первого взгляда… не мог простить той улыбки. Серые измученные лица больше соответствовали пониманию полковника о «верном пути служения».
Внезапно произошли изменения: командир полка ушёл в отставку, причина осталась неясной. Некоторые находили объяснение в чудовищном самодурстве, несовместимом даже со строгим армейским уставом. Другие видели корень в личных взаимоотношениях высокого начальства. В любом случае свято место пусто не бывает: в скором времени руководство представило полковника Владислава Николаевича Ивлева. Невидимый телеграф успел передать основные данные биографии. Генеральский зять и, судя по всему, прожжённый карьерист. Ничего хорошего такое назначение сулить не могло. Ивашов изводил подчинённых по убеждению, Ивлев же станет выжимать из людей все соки ради дальнейшего продвижения по службе.
Живой взгляд, спокойная речь и умное лицо не могли переубедить Сергея. Лик обманчив и скрывает гнилую суть. Первые действия нового начальника отличались от приказов предыдущего, как лёд и пламень. Вместо дурацких распоряжений следовали грамотно поставленные задачи. Крики и истерики отсутствовали. Давалось право на ошибку. Многие недоумевали: настолько это противоречило всему тому, что было вбито в их головы ранее. Лазарев не верил в долговечность перемен. Рыбке дают жирную приманку, и она, не ведая, оказывается в ловушке… Трепыхания существа, схваченного за жабры, бесполезны. Ивлев умён, желает расположить к себе офицеров полка. Только не далёк час, когда покажутся зубы. О, нет! Острые клыки хищника.
Меж тем Владислав Николаевич шёл всё дальше и дальше, отклоняясь от общепринятых стандартов… Молва пошла по полку. Чужое мнение не только выслушивается, но и поощряется. Приказы командира отдаются строго и чётко, но лишь как итог анализа различных точек зрения. Жизнь внезапно заблистала всей палитрой красок. Скала упала с плеч у военных, за спиной крылья расправились... Безнадёжно отстающий полк стал медленно, но уверенно возноситься над другими частями и подразделениями дивизии. Не всем нравился такой поворот дела. Офицеры, не привыкшие думать, а лишь рефлекторно подчиняться воле, навязанной сверху, шипели и с дурной ностальгией вспоминали Ивашова. Большинство приветствующих перемены тоже не верило, что струя свежего воздуха задержится надолго в затхлой атмосфере. Сергей Лазарев принадлежал к этой когорте.
Ивлев взял за правило обедать в столовой вместе с офицерами: он часто менял место приёма пищи. Однажды полковник оказался за столом лицом к лицу с Сергеем. Владислав Николаевич проглотил пару ложек наваристого борща и поднял голову. Внезапно его глаза наполнились каким-то приятным светом. Стало понятно: это не случайность. Начальнику хочется потолковать. О чём? Лазарев уже давно вышел из мальчишеского возраста и не питал особых иллюзий: слишком велика дистанция между ними. Здесь не могло быть и намёка на доверительные отношения.
Командир вдруг заговорил. Простые слова лились бальзамом на сердце младшего офицера. От первых формальных фраз, означающих попытку понять отношение Сергея к службе и быту, произошёл незаметный переход. В полку есть необходимость каких-либо изменений? И самая главная фраза… По вашему мнению. Никогда, нигде и никого не интересовали его мысли! Ни отца c матерью, ни наставников в училище, ни командиров в полку… Лазарев не верил ушам. Это могла быть искусно подстроенная ловушка, вызов на откровенность с последующим использованием информации, просочившейся от доверчивого собеседника. Или?..
В финале Ивлев предложил заглянуть как-нибудь к нему в кабинет. Просто так, без повода. У Сергея внутри всё оборвалось: в конечном счёте, всё свелось к «или». Мягко стелет новый командир полка! Но следующий этап окажется гораздо жёстче, чем при прямолинейном солдафоне Ивашове… Говорят: плох низкий чин, не стремящийся к продвижению по службе. Да только любой вид бесчестия претил натуре. Доносительство стояло в данном списке на одном из первых мест, расставленных по степени позора. Будь что будет, решил Лазарев. Отказаться от собственных принципов — последнее дело.
Недели две спустя полковник повторил манёвр: снова Владислав Николаевич вмешался в трапезу подчинённого. Опять полились спокойные, цепляющие душу речи. Изумлению младшего лейтенанта не было предела. Ивлев неким особым чутьём уловил причину игнорирования своей рекомендации. Шаблонное мышление может навредить хорошему делу, прозвучал вердикт. Настоящий военный должен служить, а не пресмыкаться перед начальством. За слова, вылетавшие из уст шефа, бывший командир части без промедления стёр бы в порошок любого, но Сергей уже не думал о прошлом. Всё его существо прильнуло к невидимому роднику: мир виделся в ином ракурсе благодаря этому удивительному человеку.
Служебные обязанности ждали обоих. Вопросы созрели, оформились и слетели с губ Лазарева. Страх перед более сильным, сопровождавший всю жизнь, ушёл. Зачем генеральскому зятю идти столь сложным и рискованным путём, отказавшись двигаться по проторенной дороге? За какие заслуги незаметного младшего лейтенанта выбрали для такого разговора?
Глаза, излучающие огонь жизни… Это и подтолкнуло Ивлева начать беседу. Сложно добиться желанного результата с «мёртвыми» людьми! Бестолковые солдафоны окружают тех, кто дрожит только за своё место. Отчизне нужны умные, смелые солдаты и офицеры. Просто и понятно. Относительно легко проявить — по глупости — храбрость на поле боя: гораздо тяжелее высказать своё мнение тому, от кого полностью зависишь. Таким являлось понимание смысла профессии Владиславом Николаевичем. Дела, которому он посвятил жизнь.
Расставаясь, командир полка добавил не без иронии:
— Родственник генерала — известный ярлык. Только я люблю дочь большого начальника, и это взаимно. Наличие альтернативы, возможность решать самому и осуществлять правильный выбор — стержень, определяющий нашу жизнь во всех ракурсах. Ты обязан выполнить мой приказ, но имеешь право быть выслушанным.
Лазарев не обратил внимания, как шеф перешёл на «ты». Перед ним вырос человек, открывший врата на новую дорогу. Младшему лейтенанту стало ясно, чего не хватало раньше и как подобное исправить.
Военному трудно без подруги: имелась зазноба и у Сергея… Хорошенькая, умная Татьяна отвечала взаимностью. Да только семья девушки не приняла молодого человека. Отец с матерью не желали единственной и любимой дочери такую судьбу. Жизнь в дальних гарнизонах без нормальной работы и бытовых удобств не входила в планы родителей. Татьяне начертали путь в университет: переводчик — что может быть лучше?.. Далее в планах был обеспеченный муж, стабильная семья и ухоженные внуки: ну и скука! Что ж, Лазарев смирился и прекратил видеться с любимой.
Да только полковник сделал для него открытие: свой выбор самостоятельно делает сам человек, и никто больше. Негоже решать за девушку, даже не поговорив с ней. Согласие или отказ… скорее, второе. Что ж! Только ответ есть неотъемлемое право подруги: продолжить или прекратить.
Он ошибся. Немного застенчивая молодая женщина сразу сказала «да»: трудности быта офицерской жены её не пугали. Вместе и рядом — главное, остальное казалось ей мелочами, не стоящими внимания. Семья примет выбор дочери или случится разрыв… только это уже будет собственное решение родителей.
Сотрудница загса долго искала подходящую дату предстоящего бракосочетания. Наконец, она оторвала глаза от бумаг и лукаво посмотрела на Сергея с Татьяной:
— Профессиональный праздник жениха может продолжиться вашим семейным торжеством!
Лазарев подхватил будущую жену, как пушинку, и понёс по заснеженной аллее. Редкие прохожие смотрели им вслед с искренней улыбкой... Только Сергей и Татьяна не обращали ни на что внимания. В ушах звучал «Свадебный марш» Мендельсона, ну а сознание жонглировало двумя чётными числами, соединяющимися в одну дату, озвученную феей из загса: двадцать четвёртое февраля две тысячи двадцать второго года.
Зыбкая грань благоденствия
Светлая бухта — название банальное и одновременно чарующее — в действительности лишь узкий залив с небольшим пирсом и коттеджами, разбросанными по холмам. Сюда приезжают днём и ночью, по морю и воздуху, частными яхтами и чартерами: иной возможности нет. Природа чудесным образом ограждает поселение от холодных ветров и зноя. «Маленькая Калифорния» — так прозвали Светлую бухту немногочисленные туристы и обитатели. Путь с материка не долгий, но закрытый для большинства: лишь принадлежность к «особому кругу» даёт право на попадание в так называемый земной рай. Дорожки, выложенные узорной плиткой, фонтаны, переливающиеся всеми цветами радуги, пальмы и чистое море — что ещё нужно уставшему!.. Прямо над бухтой высится гостиница, прорезанная катакомбами коридоров; современные просторные номера — почти залы, наполненные мебелью с псевдоготической резьбой и бархатной обивкой в николаевском стиле. Сердце гостиницы — ресторан. Достаток и уверенность веют со всех сторон заискивающими улыбками официантов, запахом «элитарного» супа из серебряной супницы, дорогим марочным вином…
Елену всегда тянуло в это место: с давних времён, когда юная особа только стала женой Вити Хромова, шагающего семимильными шагами по карьерной лестнице, петляющей в лабиринтах серьёзного ведомства. Стать возможным гостем Светлой бухты — не просто получить пропуск на несколько недель в мир путешествий, солнца и солоноватой воды. Важнее мирских удовольствий значил особый статус: «Отпуск — та же служба, только другими средствами», — говорил муж полушутя-полусерьёзно.
Ни один лихой ветер не мог занести сюда случайного гостя. Привычно и понятно — такие слова подходили местному обществу. Одни и те же лица, мимика, разговоры… Времена менялись, исчезали настенные портреты и испарялся колорит старой эпохи, но оставалась стойкая система с безошибочной селекцией.
Ей не претило это. Наоборот, осознание «чем я была и кем стала» вызывало гордость. Она прошла трудный путь — да, трудный путь: от провинциальной нищеты с голодными обмороками матери, недоедающей, чтобы прокормить двух детей, до ежедневных обедов с деликатесами… от ежедневных издёвок соседских детей до завистливых взглядов подруг и коллег… от безрадостных дней детства и юности до ярких красок пресловутой Светлой бухты.
Хромовы посвящали местному празднику горячей еды и божественных закусок три летние недели ежегодно, а чуть раньше, до первого ужина, наслаждались видом огромного номера и кондиционера, поющего, ждущего кондиционера… прохладный воздух приятно трепал волосы и ласкал щёки. Ночь с дороги в «королевской» постели, раздвинутые утром тяжёлые шторы — отдых начался! Весь следующий год она желала одного — снова увидеть морскую гавань, окружённую холмами, с белыми яхтами, дремавшими у пристани в утренних лучах солнца... Лазоревый залив в форме груши, обращённый узким горлышком к бескрайнему морю, звал на прогулку.
Последние годы дань Светлой бухте перенеслась на сентябрь, сделав «ритуал» продолжением летнего законного отпуска. Начало учебного года в вузе — сложная пора, только Елену это не касалось. Бегающие взбалмошные студенты, тяжёлые лекции после двухмесячного перерыва — удел других сотрудников. Молодые глубокомысленно молчали, кто постарше — недовольно корчили физиономии: да какая разница! Все безропотно шли на запланированные замены; спор с супругой всесильного Виктора Ивановича Хромова мог выйти боком. Вернувшись, Елена одаривала коллег недорогими бесполезными безделушками: ах, всё прошло хорошо, да по-другому не могло и быть. «Как отдохнули-с, Елена Дмитна?» — спрашивали начальнички: от завкафедрой до проректоров. Поездка к морю в сентябре, да ещё для удовольствия, а не по работе — право избранных.
Но в этом году мужа неожиданно вызвали на службу накануне поездки. То ли срочное совещание, то ли проверка — не откажешь: целых два дня Леночке придётся отдыхать в одиночестве! Впрочем, какое одиночество в Светлой бухте, в мире удовольствий, наполненном знакомыми много лет парами… Предстоящая завтра морская прогулка в Замок корсаров и предвкушение романтики поднимала настроение. Может быть, оно и к лучшему, Витя не любит такие путешествия. Временем сорить понапрасну не стоит, считает благоверный; куда правильнее потратить полдня на обсуждение с отдыхающими коллегами возможных ведомственных «ветров» и перестановок.
Холодок защекотал по затылку. Открылась дверь, иначе лёгкий бриз не налетел бы. Елена инстинктивно повернулась. Вошёл незнакомый, озирающийся по сторонам мужчина. Судя по всему, неожиданный посетитель здесь в первый раз. Что ж, карьерный лифт не остановить, новые люди иногда появляются даже в Светлой бухте.
Приезжий обратился к официантам: ровный приятный баритон, впрочем, манера разговора выдавали человека другого круга. Елена давно поделила социум на две касты: предназначенных в прислугу и других, кто судит работу первых. Эта грань непреодолима никогда, для всех и в любых обстоятельствах. Они с мужем — хорошие люди, отнюдь не самодуры и вовсе не хамы, но официанту, даже умелому и обходительному, следует знать своё место. Порывистые движения и сумбурная речь незнакомца, естественней некуда, показывали ненужную робость.
Кусочек гуляша не пошёл. Аппетит боролся с любопытством: перевесило последнее. Она отложила столовые приборы. Объяснения, более смахивающие на просьбу, чем требование, закончились. Мужчина двинулся к своему месту. Расположение столиков в ресторане имело форму четырёхуровневой пирамиды. Сесть, куда душа пожелает, нельзя, каждый столик предназначался конкретной семье. У Хромовых был второй уровень, ближайший к вершине. Самая широкая часть пирамиды отдавалась тем, кто едва смог перешагнуть черту, отделяющую Светлую бухту от мира обычных пансионатов, и теперь имел возможность наблюдать за трапезой более решительных и удачливых, восседавших на остром крае, образованном сходящимися лучами.
Гость занял предназначенное внизу место. Чёрные ухоженные волосы и шикарная осанка не могли поколебать мнение Елены. «Хоть все глаза прогляди, но пути в следующий ряд не будет!». Она — старшее поколение и может безошибочно, по первому взгляду, отличить будущего победителя от неудачника.
Три часа прошло, как солнце поднялось из моря, отражаясь в гладкой поверхности залива. Капитан и четыре матроса изящной яхты, проснувшийся мотор, салон с закусками и напитками — всё готово к путешествию в пристанище пиратов. Несколько минут спустя Елена уже наслаждалась ласками солоноватого ветра и любовалась кучевыми облаками, возвышавшимися над водой. Полоска берега и холмы становились с каждым мгновением всё дальше.
Полторы дюжины туристов на борту — большинство гостей Светлой бухты: остальные предпочли пляжные шезлонги знакомству с развалинами древней крепости. Елену, наоборот, тянуло к поросшим мхом камням, разбросанным на вершине насыпи, к мостику, перекинутому через ров, входу в подземелье, веющему прохладой — не могильной, но загадочной. Манил не вход в пиратское гнездо, да и было ли это когда-нибудь пиратским гнездом? Всё-таки не Карибское море простиралось до горизонта… местную историю часто создают прохвосты, желающие заработать на глупых туристах: аренда яхты — недешёвое удовольствие, сувениры тоже обходятся в копеечку. Елену притягивала граница, отделяющая свет от тьмы, тепло от прохлады, возможность всё повернуть вспять, как в кино. Только оно — подобие жизни, ну а в Замке корсаров ждало действие с ней самой в главной роли… и обязательно со счастливым финалом.
«Доброе утро, Елена Дмитриевна!» — приятный мужской голос вывел из раздумий: она обернулась и узнала незнакомца, прибывшего накануне. Приветствие — не дань вежливости, мужчина явно хотел обратить на себя внимание. Имя могло быть добыто, как угодно, от официантов или других отдыхающих... «Несоответствующий субъект», как уже окрестила Елена незнакомца, был много младше и хорош собою. Роман, даже мимолётный, вряд ли возможен, да и какой роман вообще возможен у жены влиятельного человека?.. Негласное предписание гласит жёсткое «нет» интрижкам.
А он словно читал мысли. Лёгкий разговор — лучшее развлечение, чем наблюдение за однообразным планктоном, проплывающим за бортом яхты. Стало быть, вы приехали из Москвы, так я прибыл из Самары. Конечно, знаком с Петром Ильичом Селиверстовым, даже лично. Елена умела владеть собою, мимика не выдала эмоций: генерал Селиверстов, старинный знакомый мужа, никогда не приблизил бы к себе человека, подобного Вадиму. Спортивный интерес овладел всем существом: интересно раскусить этакого гуся, рано или поздно проколется на мелочи.
Незнакомец уловил подозрение. Ха-ха, конечно, вам не откажешь в остром глазе, но вывод всё же не верен, да, не верен, и сейчас станет ясно, почему. Ваш покорный слуга не приближен к важной персоне, не родственник и даже не внебрачный сын, не умеет вести разговор в нужной манере с местными официантами и много чего не знает, что следует знать здесь, но всё-таки попал в Светлую бухту на законном основании. Как? Перед вами стоит Вадим Голубев — начинающий писатель.
Елена слушала, затаив дыхание. Лишь самообладание не исчезло, собеседник не околдовал её полностью. Селиверстов — истукан, желающий выглядеть ценителем прекрасного, сказывается влияние жены искусствоведа. Неплохую легенду придумал красавчик, хорошо промурлыкал, одного не учёл: Пётр Ильич никогда не нарушит правил, даже неписанных, как для начинающего литератора, так и для нобелевского лауреата — какая разница!
Колкие слова не напугали Вадима. Дело вовсе не в генерале Селиверстове, от него не ждали одолжения, да и зачем ждать, когда решение принято более важными персонами! Написать повесть к юбилею ведомства о суровых буднях, семейных отношениях и отдыхе, да ещё в сжатые сроки, — непростая задачка. Никто из так называемых известных писателей не взялся, разумеется, за такое: выбор пал на молодого автора — и да, конечно, несколько рекомендаций пришлись кстати. Теперь Вадим Голубев собирает материал и просит помощи, неужели откажете.
Пазлы сложились: перед ней не прохвост, но человек с заданием, ну почему б не оказать услугу. Витя прибудет только завтра к вечеру, сейчас, видимо, здорово занят на службе… даже не позвонил жене, свинья. Вадим же, судя по всему, не глуп, экскурсия в такой компании пройдёт интереснее... Если у мужа возникнут ненужные вопросы, пускай адресует их другу Пете Селиверстову.
Яхта причалила к острову. «Прибыли!» — буркнул капитан. Туристов ждёт пьянящая атмосфера Замка корсаров, зазывания торговцев сувенирами и обязательная рюмочка рома. Томная жара и дурные запахи — удел экипажа маленького судна на несколько часов.
Замок корсаров возвышался на холме. В свете солнечных лучей крепость выглядела подобием картинки из детских сказок, а в действительности это были холодные камни, потрескавшиеся от времени и покрытые мхом. Непосвящённый мог бы предположить, что дорога до замка от причала не займёт много времени, каких-нибудь минут семь-десять. Елена знала ошибочность подобного суждения. Туда вела единственная тропа: не прямая, а петляющая среди редкого леса, круто взбирающаяся по склону и тут же уводящая в сторону от цели восхождения. Крутые ступеньки лестницы, узкий мостик через ров, колючий кустарник, перепад высот — три четверти часа, никак не меньше.
Она умела считать. Покупка сувениров для коллег, работающих сейчас за неё, но, говоря правильными словами, «для себя», можно оставить на последние минуты. Торговцы с причала никуда не денутся. Прикосновение к камням Замка корсаров, спуск по винтовой лестнице в подземелье при слабом свете — хорошее лекарство для умиротворения души.
Одной внутри цитадели неуютно: уж тут Елене нечего было возразить. К счастью, Вадим и одна пара поддержали порыв. Они направилась прямиком к ступеням, взбирающимся по холму. Коротая время за беседой, группа даже не заметила, как оказалась у входа в башню. Замусоренная площадка, пустые глазницы окон, покрытые по углам паутиной, — увы, положение вещей не изменилось, да и что могло измениться за прошлый адский год!
Елена шагнула внутрь первой, чувствуя затылком дыхание Вадима. Лестница слегка пружинила, воображению представились пираты с загорелыми крепкими руками и покрытыми шрамами лицами. Страха не было. Спутник внушал доверие, да ещё и двух попутчиков не стоило сбрасывать со счетов. У подножия лестницы находилась небольшая пещера с грубой мебелью в центре и бочками по углам.
— Мрачное зрелище, — прозвучал голос Голубева. Елена повернулась и поняла: они одни. У лестницы было два направления… компаньоны ушли наверх любоваться величественным видом.
— Как и подобает ловцам удачи, голубой крови здесь нет места, — ответила она не без доли иронии.
Нехорошая мысль не давала покоя. Поверить первому встречному, не рассмотрев документы, просто так, на слово — большая глупость. Мужчина загородил выход: пути к бегству нет, крик никто не услышит. Фраза, брошенная Вадимом, если, конечно, это настоящее имя, звучала зловеще.
Улыбка прошла молнией через лицо Голубева. Рука потянулась к карману и через мгновение извлекла книжку с напополам сложенной бумагой. Ловкое движение, документы развернулись. Освещения подземелья хватило: знакомая подпись Селиверстова, печать, пропуск на пребывание в Светлой бухте Голубева Вадима Игоревича, паспорт с фотографией на то же самое лицо…
Вздох облегчения Елены, виноватые глаза компаньона, так и должно быть — не предъявив доказательства вовремя, он напугал женщину. Итак — преступление признано, наказание известно. Хромова чувствовала себя как рыба в воде: диктовать условия несмышлёнышу, теперь ой как просто. Приговор Вадиму — слушать до возвращения женскую болтовню; относится это к писательскому труду или нет — дело десятое.
Cпусковой механизм щёлкнул, язык развязался. Елена заговорила о своей профессии и пристрастиях, вредных привычках мужа (лишнего автору написать не дадут), проблемах дочерей, больших и малых, там и сям, но решаемых даже не телефонным звонком или суровой интонацией, а просто насупленной бровью — словом, обо всём, что составляет её так называемую жизнь.
Голубев большую часть времени молчал, порою делая небольшие ремарки. Интересна тема добровольному слушателю или нет — какая разница, сам напросился! Спортивные качества ей не чужды; рыбка заглотила наживку, тянуть добычу до берега и бросить в ведёрко — победа, неплохой довесок к хорошему отдыху.
Вадим всё же заговорил. Что ж, играть в молчанку долго не стоит. Как удалось, Елена Дмитриевна, вырваться в отпуск в сентябре? «Н-да…» — мальчик не знает жизни. Он не унимался. Сотрудники рады вашему возвращению, загоревшей и посвежевшей? Конечно, да и кто спрашивать будет, какое у кого настроение… Так вы — своя для них или нет? Она посмотрела на него без тени улыбки — серьёзный вопрос; Голубев не так прост. Елена на мгновение замешкалась, потом сказала твёрдо: «Чужих не держат долго, даже для пользы делу». Ладно, так и быть, расскажу одну неприятную историю.
Преподавать в вузе — дело сложное; для кафедры Хромовой требования ужесточались: это разрешалось только выпускнику единственного Университета. Конечно, такое не прописывалось в приказах и циркулярах, но для людей с другим дипломом путь закрывался. Так повелось с первого завкафедрой, преемники лишь продолжали традицию. Новые доценты и профессора, симпатичные и не очень, приходили и уходили, негласное условие оставалось. Пять лет назад cлучилось несчастье. Старый преподаватель скончался в начале учебного года, дыра разверзлась в расписании. Срочное заседание, выступление начальника и два варианта (оба плохие), как покончить с проблемой — ходить на замены или взять молодого сотрудника, но тут прозвучала старая песня… диплом не тот. Завкафедрой умолк и взглянул выжидающе. Тратить свои силы или нарушить негласный запрет? Дискуссия не длилась долго, перевесило последнее. Миша Фомин влился в коллектив кафедры.
Парень с первых дней вызывал безотчётную симпатию у коллег — интеллигентный, временами робкий, но трудолюбивый и отзывчивый молодой человек. Прошло три года, к Михаилу привыкли; такое образование традиционно не позволит стать доцентом, о профессорской вакансии и мечтать не надо, а так… пускай работает на благо коллектива. Шокирующая новость свалилась как снег на голову: Фомин защитил диссертацию. Одно исключение — куда не шло, два — перебор. Шушуканья за спиной быстро переросли в гневные разговоры. Валечка Шухова — некрасивая, неспособная к занятию наукой, да и с больным сыном на руках; выпускница университета, участник всех кафедральных посиделок, сочиняющая нескладные стихи (лишь бы попасть в рифму) к каждому юбилею, ну и что с того — словом, в доску «своя» графоманка, а что без научной степени, так не сложилось, так почему она должна пропустить вперёд «чужого».
Завкафедрой сопротивлялся недолго, да и махнул рукой: пускай будет по-вашему. Молодой учёный приносил пользы больше остальных взятых вместе, вымучивающих по одной статейке в два года, да и то из старых материалов, но спокойствие в коллективе — главное. Так и порешили: вынудить Фомина уйти добровольно, иначе пускай пеняет на себя. Началась травля: он игнорировал как мелкие придирки, так и серьёзные обвинения, не желая распыляться на склоки в ущерб работе.
Елена в очередной раз уезжала в Светлую бухту. Взгляды коллег говорили лучше всяких слов, только Миша повёл себя по-другому. Доброе напутствие «Отдыхайте спокойно, Елена Дмитриевна, я не подведу» резко отличалось от хмурых лиц других заменяющих. Вернувшись с курорта, она, как и остальным, вручила ему дешёвый сувенир, а несколько дней спустя вместе со всеми отдала голос «против» при избрании по конкурсу. Сочувствие тронуло Хромову лишь чуть-чуть, да и не задержалось долго; Фомин сам виноват в таком повороте судьбы. Каждый должен знать, что ему можно, и где проходит граница запрета.
Всё когда-нибудь кончается, хороший насыщенный день тоже. Из вольного монолога, в котором она пребывала подобно хищной рыбе в открытом море, её вывел чёткий голос Вадима: «Хороша сказка, жаль, конец плох». Она с жаром согласилась, рассказ неприятен и разочаровывает, всё же откровенный и поучительный, не сводится всё на свете к череде счастливых мгновений и справедливых расценок... Глаза собеседника погрустнели, голос задрожал, выдавая волнение: «История интересная, печален финал великолепного дня — это имелось в виду». Елена сразу поняла изменение интонации. Дорогой курорт, солнце и романтический вояж, бедный мальчик влюбился… только наступит завтра, приедет муж, ну а стать вровень с Виктором тебе и трёх жизней не хватит.
Началось какое-то театрализованное представление с намёками на эпизоды полицейских сериалов. Он тычет в лицо удостоверение, неся вздор про какие-то следственные мероприятия. Актёр играет пародию, не слишком сложную, но с какой целью? Да и что-то не очень это похоже на пародию. Удостоверение — настоящее, подписанное опять Селиверстовым, печать имеется. Что позволяет себе этот наглец?! Одна жалоба Елены Дмитриевны — и от майора Голубева не останется мокрого места. Генерал Хромов вчера арестован?! За что? Бессмысленный вопрос и формальный ответ. Пункт обвинения — так, ерунда: хищения в особо крупном размере и превышение должностных полномочий… после ловушки, искусно расставленной Вадимом для болтливой доверчивой дамы, к делу наверняка добавятся новые подробности.
Настоящее и серьёзное преступление — другое…
Нарушена невидимая черта зоны благоденствия.
