Притяжение сердца

«Не принимай так близко… — и вздохнёшь, —

Нельзя так за меня… Не беспокойся»

И унесёшь неложь любви, как дождь.

И будешь плакать.

Муки примет койка.

Тебя я слышу.

                Слышу сквозь мораль

и сквозь моря,

                что в волнах

                губят сейнер.

Твоя печаль — она печаль моя.

Я это близко принимаю к сердцу.

Пускай не плоть,

пускай всего лишь крик

от немоты, что не подвластна крику,

я прижимаю к сердцу, как реликт,

как даже поминанье по реликту.

Величье Осени несёт свои плоды.

Величье Времени опять покатит к Маю.

Любовь, и гнев, и боль от немоты

я, слава богу, к сердцу принимаю.

И тем, кто все надежды потерял,

я дам надежду, обманув цунами.

«Так не-воз-мож-но!»

… Сквозь девятый вал

прижму к себе всё то, что между нами.

***

Метель до марта добралась,

развесив мокрой ваты клочья.

Зима с весной разобралась,

Свои расширив полномочья.

Как Солнца праздничный задел

ни пробовал — лучами — литься

он оттепели не задел,

заставив дуть ветра и злиться.

…А женщины спешат домой,

скользят и бредят тёплым летом:

такою долгою зимой

естественно мечтать об этом!

В душе — капель на все лады

звенит, что стужу пережили,

что все в той спешке молоды

и юный возраст заслужили!

Но гололёд к земле прирос,

А ясный день пошёл на убыль.

И снова властвует мороз

гораздо крепче, чем наш рубль.

Надежды тают, сея дрожь,

Бежит из всех суставов нега.

Но где-то в сердце зреет дождь,

как главный пожиратель снега!

Без запятых и точек

бегут часы в ночи бессонны

мне быстротой своей близки

и словно в Африке бизоны

стучат копытами в виски

тайком перо скрипит зараза

сгущая тень под потолком

и разрезая воздух фраза

скребётся в лампу мотыльком

и не кривляясь как мартышки

летят каракули вперёд

и я сидящий без одышки

их шлю как ласточек в народ

и от меня стартуя старость

покуда к креслу я присох

сама трусливая как страус

ссыпаясь вроется в песок

Прощание с библиотекой

Всё проходит! Нет прощенья

Одиночеству, как кайфу:

исключительно по скайпу

поощряется общенье.

Ночь приходит раньше срока.

Улица, фонарь, аптека…

Не хватает только Блока

Сигарет… не человека!

Из души уходит книга.

Чао, лириков плеяда!

Человечество пленяет

нанотехнологий иго!

Не пошелестеть у уха

всей подборкой многотомной

корешочек не понюхать

книги ёмкой, электронной.

Изменяются скрижали, —

разрешения не просят.

Книги, как тепло выносят

из квартиры стеллажами!

Всё проходит, как ацтеки…

Старикам лишь будет сниться

в книге штамп библиотеки

на семнадцатой странице.

***

Запах миндаля — циана

в воздухе кружил.

Участь у провинциала —

умереть, где жил.

Сколько ни было б озона

в музыке дождей,

Брошен город твой, как зона

низких этажей.

Невостребованной вести

ворох писем — в стол,

Недописанных штук двести,

а точнее — сто.

Там, где сто — уже и десять:

мысли тают вслух.

На дворе выходит месяц,

значит, свет потух.

Никому давно не нужен

лет твоих дневник.

Прожит день, и скушан ужин.

Не тужи, мужик!

Будет тень опять склоняться

над столом. Пиши!

Если нечем уж заняться

для своей души.

Лампы луч во двор, усталый,

светит в поздний час,

Чтобы путник запоздалый

перепрыгнул грязь.

Ах, не суй свой нос в столицы,

ради бога, друг:

Там совсем другие лица

замыкают круг.

Что ты был для них, — что не был:

труд свой не продашь.

Потому и ближе к небу

низкий твой этаж.

Монолог старого мастера

В. П. Катаеву

Эпоху, что не знает Ной,

я воссоздал стезёю красной.

И на столе, и за спиной

моей горит «Венец Алмазный».

Быть может, и пора кончать,

став классиком не мнимо модным:

любую строчку шлют в печать,

мной брошенную мимоходом.

Но, давним замыслом объят,

Мой бог творит.

Адам и Ева

помолодевшие опять

велят затеплить свечку слева.

Во всём посёлке гаснет свет,

и соловьи кончают трели,

и лишь совсем седой поэт,

приятель старый мой, не дремлет.

И шторы на окне висят,

И треплет их вселенский ветер.

…Что делать?!

Надобно писать!

Хотя «уже написан Вертер».

Поговори со мною мимо

Поговори со мною…мимо,

Души не трогай даже вскользь:

Обоим нам необходимо

Прикрыть наглядный варикоз.

Мы так работали и жили

Средь прочих лиц и сытых харь,

Что вылезли наружу жилы,

А сердце стало как сухарь.

«Ну как дела?» — «У нас — делишки!», —

На том закончим разговор.

Кто проверяет нас — тем фишки.

Дела ведёт все прокурор.

Пустив незначащую фразу

По кругу, в замкнутом кругу

Распространяешь ты заразу,

И другу будет не в дугу!

Используй в речи средства мима

И даже меньше — лишь глаза.

Поговори со мною мимо!

Не раскрывайся! Нам нельзя!

Текст песни

Николаю Крупину

Спасибо, музыка, что есть

одна на свете ты такая,

что слов моих прямая лесть

живёт, тебе лишь потакая,

что раннею зарёй, сквозь сон,

назло бесчувственным коллегам

пою с тобою в унисон,

проснувшись с первым «кукареком»,

и прохожу невольно тест,

неся свой крест, борясь с грехами,

что слышу, как мной спетый текст

зовут не меньше, чем стихами.

Тебя ищу, надев пальто,

В тиши села, в квартальном гуде…

Спасибо, музыка, за то,

что ты слова выводишь в люди.

И всякий раз в моей судьбе

ты — как невинная невеста.

Спасибо, музыка, тебе,

что ставишь слово ты на место.

Вальс издевательский

Вы сели там, где можно сесть, тому ужасно рады.

Крылатый конь не унесёт, как вера, на авось.

Ведь сказка — это только та, в которой нету правды,

а лошадь — это только та, что кушает овес,

а музыка — лишь сквознячок, что в ваши уши дует,

но для души — военный марш — достойнейший пример:

выигрывает только тот, кто смолоду воюет,

военный тот, кто в сорок пять — бодряк-пенсионер.

И комсомолец только тот, кто взносы честно платит,

а беспартийный, стало быть, — кто перестал платить.

Любимая, конечно, та, что скинет с вами платье,

а друг, конечно, только тот, кто будет с вами пить.

Вы четко грани провели, работая, как дятел,

и вам дано навеки знать под сердца здравый стук:

писатель — это только тот, кто книг своих издатель,

ученый — это только тот, кто кандидат наук.

Прощание с городом Свердловском

Последний раз по волосам

И засыпаем,

Любви полёт невольно нам

Оставит память,

А утром в номер телефон

Попросит просто,

У нас закончился сезон,

Исполним просьбу.

Сдадим ключи дежурному —

Пускай вселяет совсем других,

Простим ему, что прогоняет,

Последний раз в твоих глазах

Увижу счастье,

Мы расстаёмся, это факт,

Хотя и баста.

Мы расстаёмся, это факт,

Мой поезд в десять, но я хочу,

Чтоб срочный фрахт мой через месяц…

Уходишь гордым каблучком,

Походкой гордой,

Я расстаюсь с твоим лицом,

Неверный город.

Ещё прощания на час,

И, одинокий,

Бегу смотреть в последний раз

(Мелькают ноги)

Твоих творцов дворцы с торцов,

Домов фасады,

Вокзал замкнёт мой бег в кольцо,

Мне так досадно.

Прохожий, друг, остановись,

Хочу запомнить,

Сам всё бегу куда-то вниз, в тоннель,

Мне поздно,

Проверил поезд тормоза, привет, подножка,

Пусть семафоровы глаза

Промоет дождик.

Мы эту боль себе простим,

Всё проходяще,

Печаль закапает, как дым,

По восходящей.

Монолог из оркестровой ямы

Играйте мной!

Бегут по краю

обрыва,

поля (над травой),

по краю сцены

                и играют

мячом, ногами, головой,

играют монологом, флейтой

и (под сурдиночку) трубой,

и даже песнею неспетой

ради себя — самим собой.

Играйте мной!

Вблизи кюветов —

проторенная колея.

У инструктажей и советов —

едино творческое «Я».

Как объяснить, что я не флюгер?

Над правой левой стороной

все эти звуки, вьюги, фуги,

меня продув,

играют мной.

Я, не терпящий униженья

и не раздавленный толпой,

найду там горечь пораженья,

где, всё-таки, играл тобой.

Со мною рядом друг бесценный,

без сцены цельный и святой.

А те, кто не сошёл со сцены

(охота им!)

играют мной.

Моя способность облеченья

в звучанье смолкнувшей поры

во лжи и славе обличенья —

им лишний повод для игры.

Как эталоном, мной,

не вами

(так легче)

гимны оттрубят.

Но в этой оркестровой яме

я сам отвечу за себя.

Кто б

что б

не выучил из курса

науки жизни непростой —

шальная музыка искусства

пребудет всё-таки со мной.

Фантазию играет память,

а рядом правда — спутник мой.

Её трактовкой я не занят

и не ищу в ней смысл седьмой.

Оставлю я двух жён, две доли,

портрет с оградкою витой,

и двух детей, как две юдоли…

Играйте мной!

Играйте мной!

«Мы в рассвет родились ранний…»

      Мы в рассвет родились ранний,

      в нас — ни миссии, ни действа,

      и смеётся за горами

      соловьиной вестью детство,

      первый шаг — и радость маме,

      вот уже — и наша юркость,

      и надолго будет с нами

      наше отрочество-юность,

      молодости расстоянья,

      как умеем, продлеваем,

      состоянье состраданья

      как-то преодолеваем,

      и выигрываем ралли,

      в нас — уверенность и смелость,

      и лежит не за горами

      то, что называют: «Зрелость»,

      продолжаем строить зданья,

      лес пилить на пилораме,

      как предтечи состраданья —

      недостроенные храмы,

      к вам уже не благосклонна

      жизнь, что недосостоялась,

      и спускается со склона

      то, что называют: «Старость»,

      отшумели крики «браво»,

      храм достраивают дети,

      вот за этой горкой справа

      ощущенье нашей смерти,

      старость, зрелость, юность, детство

      промелькнут последней мыслью …

      Что останется в наследство

      назовётся просто жизнью.