Не­боль­шая, ед­ва на 50 стра­ниц, по­весть плот­ная и силь­ная. Она за­слу­жи­ва­ет то­го, что­бы со­об­щить о ней ми­ру.

О чём она?

Ту­ру­хан­ск, Ени­сей, ры­бо­ло­вец­кий сов­хоз. Осенью-зи­мой-вес­ной 1942–1943 го­дов там в экстре­маль­но-не­про­с­тых усло­ви­ях жи­вут эт­ни­чес­кие нем­цы, вы­се­лен­ные по ука­зу пра­ви­тельст­ва из Не­мец­ко­го По­волжья. Стра­не и фрон­ту нуж­на ры­ба, мно­го ры­бы. Вот они и тру­дят­ся в лю­бую по­го­ду. И вдо­ба­вок ко всем ад­ми­нист­ра­тив­ным за­пре­там им ещё и за­пре­ще­но го­во­рить на род­ном язы­ке.

В бри­га­де, сре­ди взрос­лых, тру­дит­ся шест­над­ца­ти­лет­няя Ма­рия. Мать её умер­ла, отец мо­би­ли­зо­ван в Тру­до­вую ар­мию, где усло­вия не мно­гим от­ли­ча­ют­ся от усло­вий ла­ге­рей НКВД. Бри­га­дир рыб­ной ар­те­ли Фе­ликс Гор­бат­ко, из семьи рас­ку­ла­чен­ных и со­слан­ных в Ту­ру­хан­ск ещё до вой­ны.

«Он отвёл от Ма­рии гла­за, крик­нул, пе­ре­си­ли­вая шум но­во­го по­ры­ва вет­ра:

— На­чи­на­ем лов. И чтоб ра­бо­та­ли как на­до! Вы­ло­ви­те боль­ше пла­на, вся лиш­няя ры­ба ва­ша.

Бри­га­да зна­ла, что бри­га­дир своё обе­ща­ние дер­жит. Свех­р­пла­но­вая ры­ба, ко­то­рую го­лод­ные лю­ди го­то­вы бы­ли есть тут же, не­очи­щен­ной, не­при­го­тов­лен­ной, при­да­ва­ла азарт ра­бо­те, они ки­да­лись в ле­дя­ную во­ду, и шли по по­яс, и вы­тя­ги­ва­ли по­том, над­ры­вая киш­ки, ог­ром­ный не­вод. Они зна­ли, что в лю­бой день мо­гут на­смерть прос­ту­дить­ся, уме­реть от не­до­еда­ния и сла­бос­ти или прос­то уто­нуть, и по­то­му за­да­ча ста­ви­лась очень прос­тая, кон­крет­ная: одо­леть этот день, а зав­траш­ний бу­дет зав­тра...»

Меж­ду тем осен­ний лов сме­ня­ет­ся под­лёд­ным, зим­ним. Ма­рия, тру­див­ша­я­ся преж­де на бе­ре­гу на об­ра­бот­ке ры­бы, вы­хо­дит со все­ми на лед ру­бить лун­ки.

«...Что­бы за­пус­тить под лёд двух­сот­мет­ро­вый не­вод, нуж­но про­дол­бить два ря­да лу­нок штук по пять­де­сят в каж­дый ряд... Ма­рии ка­за­лось, что са­мое тя­жёлое в этой ра­бо­те — дол­бить лун­ки. Она дол­би­ла лёд под но­га­ми, а он окру­жал, на­ви­сал на неё со всех сто­рон. Май­на ши­ри­лась, углуб­ля­лась и под­пус­ка­ла во­ду. На­до вы­хо­дить. Ма­рия ошку­ри­ла, от­гла­ди­ла не­ров­ные бо­ка май­ны, вы­лез­ла из ямы на снеж­ную кай­му, сде­ла­ла шаг впе­рёд и ах­ну­ла: на сне­гу оста­лись рас­плыв­ча­тые от­пе­чат­ки го­лых ступ­ней. Бо­ты сле­те­ли с ног!.. По­спеш­но вер­ну­лась, спус­ти­лась в ле­дя­ную яму, вот они, вот они! ото­дра­ла при­лип­шие к мок­ро­му льду по­дош­вы, на­де­ла бо­ты на го­лые но­ги и ста­ла вы­би­рать­ся из ямы, но вдруг вся об­мяк­ла и, как боль­шая тря­пич­ная кук­ла, сва­ли­лась, сполз­ла вниз. Все зву­ки стих­ли. Ма­рия пе­ре­ста­ла что-ни­будь чувст­во­вать...»

Её спа­са­ет Фе­ликс. Во-пер­вых, от­но­сит на ру­ках в боль­ни­цу (это в двад­ца­ти ми­ну­тах ходь­бы), где ей ди­аг­нос­ти­ру­ют от­мо­ро­же­ние, тран­шей­ную сто­пу, ней­роз тка­ней. Во-вто­рых, до­бы­ва­ет све­жей олень­ей кро­ви, пре­дуп­реж­да­ю­щей об­щее за­ра­же­ние её собст­вен­ной, Ма­ри­и­ной, кро­ви. А в-треть­их... гиб­нет от но­жа ур­ки, тог­да как этот нож пред­на­зна­чал­ся са­мой де­вуш­ке.

Вот и весь сю­жет. Вер­нее, глав­ная его пру­жин­ка. Ма­рия по­пра­вит­ся, вер­нёт­ся в бри­га­ду. Зи­ма 1942/1943 го­да сме­нит­ся вес­ной.

«В де­ся­тых чис­лах мая тро­нул­ся лёд на Ени­сее. Спец­пе­ре­се­лен­цы смот­ре­ли, как двух­мет­ро­вой тол­щи­ны лёд, с ко­то­рым они столь­ко ме­ся­цев всту­па­ли с пеш­ня­ми на­пе­ре­вес в схват­ку, те­перь сам со­бой ло­мал­ся, кро­шил­ся, ис­та­ивал, ис­че­зал. Плы­ли по во­дя­ным прост­ранст­вам ле­дя­ные глы­бы и ог­ром­ные ров­ные льди­ни­щи, це­лые ле­дя­ные по­ля, на ко­то­рых умес­ти­лись бы не­сколь­ко ба­ра­ков, плы­ли льди­ны по­мень­ше и со­всем дроб­нень­кие, уже об­со­сан­ные, из­гло­дан­ные во­дой. Ма­рия вы­рва­лась по­смот­реть на ле­до­ход лишь один раз. В це­хе бы­ло мно­го ра­бо­ты, шла под­го­тов­ка к лет­не­му ло­ву. Она всё ещё хо­ди­ла в ва­лен­ках, по­то­му что от зем­ли шёл гу­би­тель­ный для её ног сы­рой хо­лод...»

Ссыль­ный док­тор до­би­ва­ет­ся её пе­ре­во­да в долж­ность са­ни­тар­ки при боль­ни­це. Она вы­жи­ла по фак­ту.

А в за­клю­че­ние ав­тор со­об­ща­ет нам бес­страст­ным то­ном, буд­то за­чи­ты­вая до­ку­мент: «От ав­то­ра. Воз­вра­ще­ние до­мой спец­пе­ре­се­лен­цев и тру­дар­мей­цев за­тя­ну­лось на дол­гие го­ды. 26 но­яб­ря 1948 го­да Пре­зи­ди­ум Вер­хов­но­го Со­ве­та СССР при­нял указ, за­пре­щав­ший де­пор­ти­ро­ван­ным нем­цам воз­вра­щать­ся на преж­нее мес­то жи­тельст­ва. На­ру­шив­шим за­прет гро­зи­ло тю­рем­ное за­клю­че­ние сро­ком до двад­ца­ти лет. Че­рез де­сять лет пос­ле окон­ча­ния вой­ны был от­ме­нён ре­жим „спец­по­се­ле­ния“ с ре­гу­ляр­ны­ми яв­ка­ми в ко­мен­да­ту­ру. И лишь в 1972 го­ду вы­шел указ о сво­бод­ном вы­бо­ре по­сто­ян­но­го ме­с­та жи­тельст­ва. Указ не был опуб­ли­ко­ван и не по­лу­чил ши­ро­кой оглас­ки. Не­мец­кой Рес­пуб­ли­ки По­волжья боль­ше не су­щест­во­ва­ло. Род­ные сёла ста­ли не­уз­на­ва­е­мы, им да­ли дру­гие на­зва­ния, а их до­ма дав­но бы­ли за­ня­ты дру­ги­ми хо­зя­е­ва­ми».

Ка­ме­ра как бы взмы­ла ввысь, над ре­ка­ми-ле­са­ми-го­ра­ми, над це­лы­ми де­ся­ти­ле­ти­я­ми. В от­крыв­шей­ся па­но­ра­ме уже и не раз­гля­деть ни Ма­рию, ни стар­шую её под­ру­гу по бри­га­де Ве­ру, ни ко­мен­дан­та Си­у­хи­на, ни ссыль­но­го не­мо­ло­до­го хи­рур­га Из­ма­ил Оси­пы­ча. Но — та­ков та­лант ав­то­ра, что я, чи­та­тель, с ни­ми зна­ком уже на­всег­да.

Ни­на Ор­ло­ва-Мар­кграф — пи­са­тель за­ме­ча­тель­ных та­лан­та и си­лы.