В кон­це 1960-х — се­ре­ди­не 1970-х го­дов в СССР на вер­ши­не чи­та­тель­ской по­пу­ляр­нос­ти на­хо­ди­лись ро­ма­ны Ана­то­лия Ива­но­ва «Те­ни ис­че­за­ют в пол­день» (1963) и «Веч­ный зов» (1971–1976). Вто­рую вол­ну по­пу­ляр­нос­ти этих книг под­ня­ли сня­тые по ним од­но­имен­ные те­ле­се­ри­а­лы.

Пи­са­тель Ана­то­лий Ива­нов (1928–1999) — яр­чай­ший пред­ста­ви­тель то­го на­прав­ле­ния в со­вет­ской ли­те­ра­ту­ре, ко­то­рое мет­ко на­зва­но буль­вар­ным соц­ре­а­лиз­мом. Да­вать под­роб­ную ха­рак­те­рис­ти­ку его твор­чест­ва вряд ли нуж­но. Пол­ную ме­ру при­зна­ния и одоб­ре­ния ав­тор по­лу­чил ещё при жиз­ни в де­сят­ках за­хлёбы­ва­ю­щих­ся от вос­тор­га кри­ти­чес­ких ста­тей. По­чи­та­те­лей его та­лан­та и чи­та­те­лей его про­зы хва­та­ет до сих пор, что ни­сколь­ко не уди­ви­тель­но. Ли­те­ра­тур­ная жвач­ка, трак­ту­ю­щая при­выч­ные те­мы и сю­же­ты до­ступ­ным не­ис­ку­шён­но­му обы­ва­те­лю язы­ком, че­рез при­выч­ную для не­го сис­те­му ху­до­жест­вен­ных средств и в при­выч­ной сис­те­ме нравст­вен­ных ко­ор­ди­нат — это про­дукт, спрос на ко­то­рый не упал. Для эс­те­ти­чес­ких по­треб­нос­тей обы­ва­те­ля со­вет­ская эр­зац-ли­те­ра­ту­ра — то же са­мое, что для го­лод­но­го не­вкус­ная, но обиль­ная еда: на поль­зу не идёт и удо­вольст­вия не до­став­ля­ет, за­то по­зво­ля­ет на­бить же­лу­док.

Ива­нов не­важ­ный сти­лист, хо­тя язык его ро­ма­нов, под­чи­нён­ный по­вест­во­ва­тель­ным за­да­чам, не­льзя на­звать тус­клым и уны­лым — он ско­рее ни­ка­кой, ров­ный и од­но­об­раз­ный, как до­мо­тка­ный хол­ст. За­то в сю­же­тос­ло­же­нии Ива­нов — ав­тор уме­лый. Не­слу­чай­но его ро­ма­ны об­ла­да­ют эпи­чес­ким раз­ма­хом, их дейст­вие рас­тя­ну­то на де­ся­ти­ле­тия, они на­се­ле­ны де­сят­ка­ми пер­со­на­жей. Со­бы­тий­ный по­ток ро­ма­нов Ива­но­ва за­хлё­с­ты­ва­ет чи­та­те­ля с го­ло­вой; ба­рах­та­ясь в нём и ста­ра­ясь не за­хлеб­нуть­ся, чи­та­тель не за­ме­ча­ет, что по­ток этот от­нюдь не крис­таль­но чист — ско­рее мут­но­ват, и не рав­но­мер­но глу­бок — изоби­лу­ет ме­ля­ми и пе­ре­ка­та­ми.

Стер­жень пи­са­тель­ской ме­то­до­ло­гии Ива­но­ва — сле­до­ва­ние глав­но­му пос­ту­ла­ту соц­ре­а­лис­ти­чес­кой эс­те­ти­ки: дейст­ви­тель­ность сле­ду­ет изо­бра­жать не та­кой, ка­ко­ва она бы­ла и есть, а та­кой, ка­кой она долж­на быть со­глас­но про­пи­сям ком­му­нис­ти­чес­кой идео­ло­гии. При­ме­нён­ная в де­ле, та­кая ме­то­до­ло­гия да­ёт за­ко­но­мер­ный итог — вмес­то ре­а­лис­ти­чес­ко­го ро­ма­на на свет яв­ля­ет­ся идео­ло­ги­чес­кая схе­ма.

Ат­мо­сфе­ра об­щест­вен­ной жиз­ни СССР 1920–1950-х го­дов бы­ла пре­дель­но по­ли­ти­зи­ро­ва­на. В ро­ма­нах Ива­но­ва этот факт от­ра­жён спра­вед­ли­во, ос­па­ри­вать его не­льзя. Од­на­ко Ива­нов не мо­жет удер­жать­ся от пе­ре­бо­ра. По­ли­ти­чес­кую на­пря­жён­ность и по­ли­ти­чес­кие раз­ног­ла­сия он пе­ре­ме­ща­ет во внут­рен­ний мир и лич­ную жизнь пер­со­на­жей, от­че­го пер­со­на­жи ста­но­вят­ся по­хо­жи на ре­ли­ги­оз­ных фа­на­ти­ков ев­ро­пей­ско­го сред­не­ве­ковья. Но по­сколь­ку они не хрис­ти­а­не, то бо­ят­ся они не веч­ных ад­ских мук и за­бо­тят­ся не о спа­се­нии ду­ши. Им на­вя­за­на роль, со­всем не свойст­вен­ная про­с­тым лю­дям: каж­дое своё сло­во и каж­дый свой по­сту­пок они по­ве­ря­ют с точ­ки зре­ния по­ли­ти­чес­кой це­ле­со­об­раз­нос­ти, к осталь­ным при­смат­ри­ва­ют­ся с по­зи­ции по­ли­ти­чес­кой бди­тель­нос­ти. Если же ге­рои со­сто­ят в пар­тии и за­ни­ма­ют до­ста­точ­но вы­со­кое слу­жеб­ное по­ло­же­ние, то час­то всту­па­ют меж­ду со­бой в спо­ры о на­сто­я­щей и не­нас­то­я­щей пар­тий­нос­ти, как две кап­ли во­ды по­хо­жие на дис­кус­сии сред­не­ве­ко­вых тео­ло­гов о ве­ре ис­тин­ной и не­ис­тин­ной.

Ос­нов­ной ин­ст­ру­мент по­ли­ти­чес­кой бди­тель­нос­ти ге­ро­ев Ива­но­ва — ин­стинк­тив­ное пре­ду­беж­дён­ное не­до­ве­рие к лю­дям, пе­чёноч­ная ин­ту­и­ция: «Вро­де свой, а чувст­вую — не наш». У че­кис­та Яко­ва Алей­ни­ко­ва бди­тель­ность раз­ви­та до фан­тас­ти­чес­кой, пря­мо-та­ки чу­до­вищ­ной про­ни­ца­тель­нос­ти. Шпи­о­нов, ди­вер­сан­тов, вре­ди­те­лей и вра­гов на­ро­да он опре­де­ля­ет по вы­ра­же­нию глаз, по по­ход­ке, по ма­не­ре се­бя дер­жать и чуть ли не по за­па­ху. Од­на­ко в от­но­ше­нии тор­ча­ще­го пе­ред гла­за­ми за­та­ив­ше­го­ся вра­га Фёдо­ра Са­вель­е­ва алей­ни­ков­ская про­ни­ца­тель­ность по­че­му-то не сра­ба­ты­ва­ет. В ре­прес­си­ях трид­ца­тых го­дов Алей­ни­ков участ­ву­ет ис­то­во и яро, са­жа­ет на­пра­во и на­ле­во. Иног­да вро­де при­за­ду­мы­ва­ет­ся над про­ис­хо­дя­щим, хму­рит бро­ви и от­ча­ян­но мно­го ку­рит — но за­тем стря­хи­ва­ет мо­рок и на­чи­на­ет дейст­во­вать с преж­ней энер­ги­ей. В кон­це кон­цов по­ги­ба­ет лю­той смертью от ру­ки бан­де­ров­ца Ва­лен­ти­ка — его за­жи­во рас­пи­ли­ва­ют по­по­лам; эта сви­ре­пая казнь, ко­то­рой рим­ля­не-языч­ни­ки пре­да­ва­ли пер­вых хрис­ти­ан, ис­ку­па­ет все преж­ние гре­хи че­кис­та и при­чис­ля­ет его к ли­ку хрис­ти­ан­ских му­че­ни­ков, а за­од­но по­зво­ля­ет эф­фект­но вы­ки­нуть из по­вест­во­ва­ния бо­лее не нуж­но­го ге­роя.

От­ри­ца­тель­ные пер­со­на­жи Ива­но­ва очень лю­бят скры­вать­ся под мас­ка­ми пе­ре­до­ви­ков про­из­водст­ва и удар­ни­ков ком­му­нис­ти­чес­ко­го тру­да. Та­ко­вы Ус­тин Аки­мыч Мо­ро­зов и Фёдор Са­вель­ев, рву­щие жи­лы и тра­тя­щие здо­ровье во имя про­цве­та­ния не­на­ви­ди­мо­го ими со­вет­ско­го строя. Эта ре­аль­ная и пси­хо­ло­ги­чес­кая не­со­об­раз­ность об­ос­но­вы­ва­ет­ся тон­ким ав­тор­ским на­блю­де­ни­ем над про­ти­во­ре­чи­востью че­ло­ве­чес­кой на­ту­ры: «Че­ло­век дерь­мо, а на ра­бо­ту — зо­ло­то». Выс­шая цен­ность и выс­ший кри­те­рий для оцен­ки че­ло­ве­ка в ро­ма­нах Ива­но­ва — при­вер­жен­ность че­ло­ве­ка тру­ду. И не прос­то тру­ду, а кол­лек­тив­но­му, и не прос­то кол­лек­тив­но­му, а не­пре­мен­но гряз­но­му, тя­жёло­му и не­ква­ли­фи­ци­ро­ван­но­му. Че­ло­век, вка­лы­ва­ю­щий до седь­мо­го по­та там, где ра­бо­ту сле­до­ва­ло бы по­ру­чить ма­ши­не, поль­зу­ет­ся все­об­щим ува­же­ни­ем; если же ря­дом с ним и на­рав­не с ним вка­лы­ва­ет враг, то раз­об­ла­чить та­ко­го вра­га мо­жет толь­ко слу­чай­ность.

Иезу­ит­ски хит­рый гад Ус­тин Аки­мыч и его ин­фер­наль­ная суп­ру­га-на­чёт­чи­ца Пис­ти­мея Ма­ка­ров­на — гиб­рид га­дю­ки и во­ро­ны, — ле­га­ли­зо­вав­шись в си­бир­ской глу­хо­ма­ни, за­ни­ма­ют­ся не круп­ны­ми ди­вер­си­я­ми, а мел­ки­ми па­кос­тя­ми. Од­на­ко са­мая круп­ная из мел­ких па­кос­тей, ко­то­рую им уда­ёт­ся учи­нить, — это раз­ру­ше­ние лич­ной жиз­ни кол­хоз­но­го пред­се­да­те­ля За­ха­ра Боль­ша­ко­ва. Бу­ла­воч­ные уко­лы и ко­ма­ри­ные уку­сы, ни­как не спо­соб­ные по­ко­ле­бать твер­ды­ню со­вет­ско­го строя, пло­хо со­че­та­ют­ся со зло­ве­щим об­ли­ком дья­во­ло­по­доб­ных за­слан­цев, ни­чем не под­креп­ля­ют ав­тор­ские на­мёки на ог­ром­ную опас­ность, ко­то­рая яко­бы ис­хо­дит от них. Тем не ме­нее в ин­тервью Ива­нов ни­что­же сум­ня­ше­ся про­дол­жал утверж­дать, что в Си­би­ри «до сих пор» (речь о на­ча­ле 1970-х го­дов) су­щест­ву­ет ку­лац­кое под­полье, свя­зан­ное с за­ру­беж­ны­ми под­рыв­ны­ми цент­ра­ми и в лю­бую ми­ну­ту го­то­вое под­нять во­ору­жён­ный мя­теж про­тив со­вет­ской влас­ти. Пи­са­те­лю Ива­но­ву не при­хо­ди­ло в го­ло­ву, что по­доб­ны­ми за­яв­ле­ни­я­ми он пря­мо ста­вил под со­мне­ние про­фес­си­о­на­лизм со­труд­ни­ков гос­бе­зо­пас­нос­ти. Че­го сто­и­ли бди­тель­ные че­ки­с­ты, если к шес­то­му де­сят­ку лет су­щест­во­ва­ния со­вет­ской влас­ти не смог­ли вы­ло­вить эту контру?

Фа­ми­лии пер­со­на­жей Ива­но­ва не на­гру­же­ны яс­ным пред­мет­ным зна­че­ни­ем, ука­зы­ва­ю­щим на ос­нов­ное ду­шев­ное ка­чест­во этих пер­со­на­жей. Обыч­ных для XVIII сто­ле­тия Прос­та­ко­вых, Ско­ти­ни­ных и Враль­ма­нов сре­ди его ге­ро­ев нет. Но мно­гие его от­ри­ца­тель­ные ге­рои но­сят фа­ми­лии по­до­зри­тель­ные, с душ­ком — Клыч­ков, Мень­ши­ков, Юр­гин, Ко­со­ро­тов, Лах­нов­ский, По­ли­пов. В то вре­мя как у по­ло­жи­тель­ных ге­ро­ев фа­ми­лии чест­ные, от­кры­тые, с про­с­тым рус­ским ли­цом — Кру­жи­лин, Боль­ша­ков, Кур­га­нов, На­за­ров. В при­ми­тив­ном при­ёме на­кле­и­ва­ния фа­миль­ных яр­лы­ков ви­ден до­ве­дён­ный до край­нос­ти пос­ту­лат боль­ше­вист­ской идео­ло­гии, со­глас­но ко­то­ро­му «клас­со­вая сущ­ность» че­ло­ве­ка есть что-то вро­де на­сле­ду­е­мо­го био­ло­ги­чес­ко­го при­зна­ка, про­яв­ля­ю­ще­го­ся во внеш­них чер­тах. Яс­но, что че­ло­век по фа­ми­лии По­ли­пов был по­дон­ком уже в ма­те­рин­ской ут­ро­бе и оста­нет­ся та­ко­вым до скон­ча­ния ве­ка, а че­ло­век по фа­ми­лии Ко­со­ро­тов — са­дист и мер­за­вец выс­шей про­бы.

Иног­да Ива­нов по­зво­ля­ет се­бе кра­моль­ные от­ступ­ле­ния от прин­ци­пов боль­ше­вист­ско­го со­ци­ал-дар­ви­низ­ма. Сын Пан­кра­та На­за­ро­ва, крис­таль­но чест­но­го че­ло­ве­ка, под пе­ром Ива­но­ва ста­но­вит­ся ка­по (охран­ни­ком из за­клю­чён­ных) в гит­ле­ров­ском конц­ла­ге­ре Бу­хен­вальд. Од­на­ко за­тем Ива­нов, слов­но спо­хва­тив­шись, отыг­ры­ва­ет си­ту­а­цию в долж­ном идео­ло­ги­чес­ком ду­хе: по воз­вра­ще­нии до­мой На­за­ров-сын, осуж­дён­ный со­вет­ским су­дом, от­быв­ший за­клю­че­ние и ам­нис­ти­ро­ван­ный, на­ты­ка­ет­ся на глухую сте­ну от­цов­ской враж­деб­нос­ти и в кон­це кон­цов кон­ча­ет са­мо­убийст­вом. К са­мо­убийст­ву его пря­мо под­тал­ки­ва­ет твер­до­ка­мен­ный отец, не спо­соб­ный прос­тить сы­на-сла­ба­ка; ро­ди­тель­ские чувст­ва ухо­дят по­бо­ку, не­тер­пи­мый по­ли­ти­чес­кий ас­ке­тизм тор­жест­ву­ет.

На­про­тив, Се­мён, сын скры­то­го вра­га Фёдо­ра Са­вель­е­ва, бе­жит из не­мец­ко­го конц­ла­ге­ря и де­ла­ет­ся ге­ро­ем ан­ти­на­цист­ско­го со­про­тив­ле­ния в Нор­ве­гии, где по­ги­ба­ет в не­рав­ном бою. Но на вся­кий слу­чай Ива­нов на­бра­сы­ва­ет на ис­то­рию Се­мё­на Са­вель­е­ва флёр не­яс­нос­ти — до­сто­вер­но не­из­вест­но, он ли был ге­ро­ем со­про­тив­ле­ния или кто-то дру­гой, очень на не­го по­хо­жий. За­чем Ива­нов в этом эпи­зо­де на­пус­тил ту­ма­ну — по­нят­но. Се­мён Са­вель­ев по­бы­вал в пле­ну, а ста­ло быть, лич­ность по­до­зри­тель­ная. Бди­тель­ность, бди­тель­ность и ещё раз бди­тель­ность.

Пар­ти­зан­ская де­я­тель­ность пред­по­ла­га­е­мо­го Се­мё­на-«Са­ве­лия» опи­са­на поч­ти что в па­ро­дий­ном клю­че, в ду­хе ки­нош­ных по­дви­гов не­со­кру­ши­мо­го и не­по­бе­ди­мо­го аме­ри­кан­ско­го су­пер­ге­роя Рэм­бо. Он ни­че­го не рас­ска­зы­ва­ет о се­бе нор­веж­цам, по­сто­ян­но мол­чит. Ни­ко­му не под­чи­ня­ет­ся, на ак­ции ухо­дит са­мос­то­я­тель­но, в оди­ноч­ку. В оди­ноч­ку взры­ва­ет ки­но­те­атр, в оди­ноч­ку под­жи­га­ет теп­ло­ход, в оди­ноч­ку пор­тит па­ро­во­зы. Пос­ле каж­дой ак­ции не­пре­мен­но по­сы­ла­ет по поч­те угро­жа­ю­щее пись­мо, ад­ре­со­ван­ное рейх­ско­мис­са­ру ок­ку­пи­ро­ван­ной Нор­ве­гии Йо­зе­фу Тер­бо­ве­ну: «Я ещё до­бе­русь и до те­бя...» Нор­ве­гия тех лет — стра­на за­мкну­тая и ма­ло­на­се­лён­ная, лю­бой чу­жак на ви­ду, как му­ха на лы­си­не; од­на­ко об­ве­шан­ный ору­жи­ем и взрыв­чат­кой пар­ти­зан-ино­стра­нец сво­бод­но раз­гу­ли­ва­ет по ок­ку­пи­ро­ван­но­му го­ро­ду, про­ни­ка­ет в порт, на вок­зал, в ки­но­те­атр — и ухо­дит не­вре­ди­мым, не за­бы­ва­ет на об­рат­ном пу­ти за­гля­нуть на поч­ту, объ­яс­ня­ет­ся с мест­ны­ми жи­те­ля­ми не­из­вест­но на ка­ком язы­ке, пись­ма на­цист­ско­му сат­ра­пу пи­шет яв­но не по-рус­ски... Пол­но, да че­ло­век ли он, этот сверхъ­ес­тест­вен­но ве­зу­чий ко­ло­бок, лег­ко ухо­дя­щий от не­мец­ко­го де­душ­ки и от нор­веж­ской ба­буш­ки?

Ан­на Са­вель­е­ва-Каф­та­но­ва — дочь ку­ла­ка, мать плен­но­го и вдо­ва пре­да­те­ля, лич­ность ском­про­ме­ти­ро­ван­ная, под­над­зор­ная и не­вы­езд­ная. Вплоть до се­ре­ди­ны 1960-х го­дов со­вет­ские граж­да­не с та­ки­ми пят­на­ми на био­гра­фии не мог­ли не то что вы­ехать за ру­беж, но да­же при­бли­зить­ся из­нут­ри к пре­де­лам оте­чест­ва. Тем не ме­нее в раз­гар хо­лод­ной вой­ны Ан­на по­лу­ча­ет при­гла­си­тель­ное пись­мо из за­гра­ни­цы, а за­тем её вмес­те с млад­шим сы­ном сво­бод­но от­пус­ка­ют в ка­пи­та­лис­ти­чес­кую на­тов­скую Нор­ве­гию. Чу­де­са, да и толь­ко.

Бро­са­ет­ся в гла­за лю­бовь Ива­но­ва-про­за­и­ка к фа­буль­ным хо­дам и по­во­ро­там во вку­се ин­дий­ских ки­но­ме­лодрам. Сво­их ге­ро­ев-од­но­сель­чан Ива­нов по­сто­ян­но стал­ки­ва­ет лба­ми на не­объ­ят­ных прос­то­рах, за­став­ля­ет встре­чать­ся в са­мых не­ожи­дан­ных и от­да­лён­ных точ­ках прост­ранст­ва. Мир для ге­ро­ев Ива­но­ва те­сен, как дво­ро­вая хок­кей­ная ко­роб­ка. Чу­дес­ные со­впа­де­ния, не­ожи­дан­ные встре­чи и про­чие «ро­я­ли в кус­тах» сна­ча­ла удив­ля­ют, по­том на­чи­на­ют за­бав­лять. Быв­ший су­деб­ный сле­до­ва­тель Рос­сий­ской им­пе­рии, а ны­не на­цист­ский при­хвос­тень Лах­нов­ский, и быв­ший осве­до­ми­тель охран­но­го от­де­ле­ния, а ны­не со­вет­ский ар­мей­ский по­лит­ра­бот­ник По­ли­пов встре­ча­ют­ся на фрон­те, в гер­ман­ском ближ­нем ты­лу. Братья Иван и Фёдор Са­вель­е­вы стал­ки­ва­ют­ся нос к но­су на од­ном участ­ке фрон­та; быв­ший крас­ный ге­рой Фёдор, са­мо со­бой ра­зу­ме­ет­ся, стал пре­да­те­лем — слу­жит в гер­ман­ской вспо­мо­га­тель­ной по­ли­ции, а быв­ший контр­ре­во­лю­ци­он­ный бе­ло­бан­дит Иван, са­мо со­бой ра­зу­ме­ет­ся, вою­ет в Крас­ной Ар­мии. То же са­мое про­ис­хо­дит с кол­ла­бо­ра­ци­о­нис­том Ус­ти­ном Аки­мы­чем и его сы­ном Фёдо­ром, плен­ным со­вет­ским сол­да­том, — они встре­ча­ют­ся на не­мец­кой сто­ро­не фрон­та, а встре­чу им ор­га­ни­зо­вы­ва­ет со­вер­шен­но слу­чай­но ока­зав­ший­ся ря­дом од­но­сель­ча­нин Де­мид Мень­ши­ков, то­же пе­ре­беж­чик-пре­да­тель.

Лах­нов­ский по во­ле и ло­ги­ке Ива­но­ва пос­ле ре­во­лю­ции де­ла­ет­ся не кем-ни­будь, а троц­кис­том. Зна­ю­щий чи­та­тель, от­ды­шав­шись пос­ле та­ко­го уда­ра под дых, впра­ве за­дать ре­зон­ный во­прос: как слу­чи­лось, что быв­ший со­труд­ник ре­прес­сив­но-по­ли­цей­ско­го ап­па­ра­та Рос­сий­ской им­пе­рии ока­зал­ся в ря­дах бор­цов за ми­ро­вую ре­во­лю­цию?

Эта труд­ная на пер­вый взгляд за­гад­ка от­га­ды­ва­ет­ся лег­ко. Из­гнан­но­го из СССР Льва Троц­ко­го и его сто­рон­ни­ков со­вет­ская про­па­ган­да де­мо­ни­зи­ро­ва­ла до край­ней сте­пе­ни. Вра­гов злее троц­кис­тов у ста­лин­ско­го ре­жи­ма не бы­ло. Вплоть до фи­на­ла ста­лин­ской эпо­хи поч­ти все про­ва­лы и не­уда­чи со­вет­ской влас­ти объ­яс­ня­лись про­ис­ка­ми троц­кист­ских вре­ди­те­лей. Об­ви­не­ния троц­кис­тов в со­труд­ни­чест­ве с на­цис­та­ми бы­ли об­щим мес­том тог­даш­ней про­па­ган­ды. Сплошь и ря­дом яр­лык троц­кис­тов на­ве­ши­ва­ли на лю­дей, ни­ког­да не со­сто­яв­ших в пар­тии и не имев­ших ни­ка­ко­го от­но­ше­ния к внут­ри­пар­тий­ным оп­по­зи­ци­ям. Если да­же Ива­нов по­ни­мал вздор­ность та­ко­го пе­рех­лёс­та — то и в 1970-х го­дах, как пра­во­вер­ный ком­му­нист, не по­смел от­сту­пить от утверж­дён­но­го те­зи­са. И ста­ра­тель­но пов­то­рил про­па­ган­дист­скую брех­ню, сде­лал жан­дар­ма Ар­ноль­да Ми­хай­ло­ви­ча со­рат­ни­ком ре­во­лю­ци­о­не­ра Льва Да­ви­до­ви­ча.

Не ме­нее за­га­доч­но, как Лах­нов­ский смог стать со­труд­ни­ком гер­ман­ской ар­мей­ской раз­вед­ки (аб­ве­ра). Ведь он, если ве­рить ав­то­ру, пос­ле ре­во­лю­ции не эмиг­ри­ро­вал — спер­ва троц­кист­во­вал, за­тем спря­тал­ся и ти­хо жил где-то на Укра­и­не, а в кон­такт с гит­ле­ров­ца­ми всту­пил толь­ко в на­ча­ле вой­ны. Что же по­лу­ча­ет­ся? Иноп­ле­мен­ник с ок­ку­пи­ро­ван­ной тер­ри­то­рии, пред­ста­ви­тель ра­со­во не­пол­но­цен­но­го на­ро­да, с хо­ду при­нят на служ­бу в вер­махт, сра­зу на­зна­чен в ар­мей­скую раз­вед­ку, мгно­вен­но до­слу­жил­ся до со­лид­но­го офи­цер­ско­го зва­ния, по­лу­чил до­пуск к сек­рет­ной ра­бо­те, да ещё сде­лал столь го­ло­во­кру­жи­тель­ную карь­е­ру в из­ряд­ном воз­рас­те (Лах­нов­ско­му к на­ча­лу вой­ны долж­но быть не ме­нее се­ми­де­ся­ти лет). Даль­ше, как го­во­рит­ся, ехать не­ку­да. Но Ива­нов сме­ло по­ехал даль­ше и от­мо­чил ещё од­ну не­ле­пи­цу: при­пи­сав Лах­нов­ско­го в кад­ры аб­ве­ра, на­гра­дил его эсэсов­ским спе­ци­аль­ным зва­ни­ем штан­дар­тен­фю­ре­ра. Чин СС, слу­жа­щий в аб­ве­ре — бред са­мой си­вой из всех си­вых ко­был. Но ав­тор не оза­бо­тил­ся та­кой не­су­щест­вен­ной ме­лочью. Впро­чем, не­ос­ве­дом­лён­ность в ис­то­рии на­цист­ских спец­с­лужб всег­да бы­ла свойст­вен­на и до сих пор свойст­вен­на рос­сий­ским со­чи­ни­те­лям книг о вой­не.

По­рой Ива­нов, увлёк­шись на­гне­та­ни­ем зло­ве­щих под­роб­нос­тей, пол­ностью те­ря­ет чувст­во ме­ры и впа­да­ет в со­всем уже ка­ри­ка­тур­ное не­прав­до­по­до­бие. Имен­но Лах­нов­ско­му (в бе­се­де с По­ли­по­вым) он до­ве­ря­ет из­ло­жить со­дер­жа­ние им са­мим, пи­са­те­лем Ива­но­вым, при­ду­ман­но­го «пла­на Дал­ле­са». Да­же если бы та­кой «план» су­щест­во­вал в дейст­ви­тель­нос­ти — то со­труд­ник гер­ман­ской спец­с­луж­бы, де­таль­но по­свя­щён­ный в сек­рет­ные раз­ра­бот­ки выс­ше­го по­ли­ти­чес­ко­го ру­ко­водст­ва США и вы­бал­ты­ва­ю­щий их со­дер­жа­ние со­вет­ско­му про­вин­ци­аль­но­му пар­тий­но­му чи­нов­ни­ку, вы­гля­дит фи­гу­рой аб­сурд­ной, поч­ти анек­до­ти­чес­кой.

При­ме­ча­тель­но, что край­не от­ри­ца­тель­но­го ге­роя По­ли­по­ва — двой­но­го пре­да­те­ля, спер­ва сту­чав­ше­го на ре­во­лю­ци­о­не­ров, а за­тем имев­ше­го кон­такт с гит­ле­ров­ской спец­с­луж­бой, — Ива­нов сни­схо­ди­тель­но ща­дит и спа­са­ет от пол­но­го раз­об­ла­че­ния. В те­ле­эк­ра­ни­за­ции сю­жет­ный эпи­зод уси­лен: По­ли­по­ва вы­во­дят на чис­тую во­ду, но к стен­ке не ста­вят — за дав­ностью лет и в свя­зи с пе­ре­ме­ной по­ли­ти­чес­ких нра­вов. В ро­ма­не по­ста­рев­ше­го, ис­тас­кав­ше­го­ся на пар­тий­ной ра­бо­те, не по­ни­ма­ю­ще­го но­вых ве­я­ний бес­пер­спек­тив­но­го По­ли­по­ва ти­хо от­прав­ля­ют на пен­сию, его про­во­ка­тор­ские по­дви­ги оста­ют­ся не­из­вест­ны­ми. Эта свое­об­раз­ная раз­но­вид­ность пи­са­тель­ско­го ми­ло­сер­дия объ­яс­ни­ма в ду­хе ре­ше­ний ХХ съез­да КПСС. Как-ни­как По­ли­пов — за­слу­жен­ный ком­му­нист с до­ре­во­лю­ци­он­ным ста­жем, не сто­ит при­кла­ды­вать ста­ри­ка слиш­ком креп­ко; а что в мо­ло­дос­ти осту­пил­ся — с кем не бы­ва­ет.

От­чёт­ли­во про­чи­ты­ва­ют­ся в сю­жет­ных пе­ри­пе­ти­ях ро­ма­нов Ива­но­ва вби­тые на под­соз­на­тель­ном уров­не и проч­но усво­ен­ные тра­ди­ци­он­ные ми­фо­ло­ги­чес­кие мо­ти­вы. Так, три бра­та Са­вель­е­вы — Ан­тон, Фёдор и Иван — пря­мо оли­цетво­ря­ют ска­зоч­ный сю­жет про трёх брать­ев, из ко­то­рых «...стар­ший ум­ный был де­ти­на, сред­ний был и так и сяк, млад­ший во­все был ду­рак». Ага­та, же­на млад­ше­го бра­та Ива­на, — точь-в-точь не­взрач­ная ля­гуш­ка, вдруг обо­ро­тив­ша­я­ся пи­са­ной кра­са­ви­цей Ва­си­ли­сой Пре­муд­рой; муж её, в пол­ном со­от­вет­ст­вии со ска­зоч­ным сю­же­том, не­ве­зу­чий ду­рак толь­ко по ви­ди­мос­ти, а на де­ле один из са­мых ум­ных пер­со­на­жей ро­ма­на.

Ро­ма­ны Ива­но­ва изоби­лу­ют лю­бов­ны­ми ис­то­ри­я­ми, что долж­но сви­де­тельст­во­вать о ре­а­лис­ти­чес­кой чест­нос­ти ав­то­ра и изо­бра­же­нии им «жиз­ни как она есть». Ос­нов­ные амур­ные кол­ли­зии в ро­ма­нах Ива­но­ва — это дра­ма­ти­чес­кие лю­бов­ные тре­уголь­ни­ки: По­ли­пов — Ли­за — Ан­тон, Фёдор — Иван — Ан­на, Кирь­ян — Фёдор — Ан­фи­са, Алей­ни­ков — Га­ли­на — Ве­ра. При­сут­ст­ву­ет и тра­ги­чес­кий эле­мент. Бо­га­тей Ми­ха­ил Лу­кич Каф­та­нов пов­то­ря­ет по­сту­пок от­ца шо­ло­хов­ской Ак­синьи Ас­та­хо­вой — на­си­лу­ет собст­вен­ную дочь Ан­ну (в те­ле­эк­ра­ни­за­ции этот до­блест­ный по­сту­пок по эти­чес­ким со­о­бра­же­ни­ям пе­ре­дан дру­го­му пер­со­на­жу), а Фёдор Са­вель­ев, бу­ду­щий муж Ан­ны, в точ­нос­ти вос­про­из­во­дит по­ве­де­ние му­жа Ак­синьи, Сте­па­на Ас­та­хо­ва, — не мо­жет прос­тить суп­ру­ге ин­цес­ту­аль­ный грех, в ко­то­ром она не ви­но­ва­та, и вре­мя от вре­ме­ни её по­ко­ла­чи­ва­ет. Труд­но ска­зать, что пре­об­ла­да­ет в та­ком сю­жет­ном за­им­ст­во­ва­нии — эпи­гон­ское под­ра­жа­ние или твор­чес­кое вза­и­мо­дейст­вие ав­то­ра «Веч­но­го зо­ва» с ав­то­ром «Ти­хо­го До­на».

Не ста­нем про­дол­жать пе­ре­чис­ле­ние. Слиш­ком оче­вид­но, что ро­ман­ная дейст­ви­тель­ность, пред­ста­ю­щая в на­зван­ных со­чи­не­ни­ях Ива­но­ва, — это ли­шён­ная вся­ко­го пси­хо­ло­ги­чес­ко­го прав­до­по­до­бия, обиль­но сдоб­рен­ная идео­ло­ги­ей смесь пря­мой лжи, уклон­чи­вой по­лу­прав­ды, об­хо­дов, умол­ча­ний и от­кро­вен­ных ля­пов. Та­кой смесью в кон­це кон­цов ока­за­лась вся соц­ре­а­лис­ти­чес­кая со­вет­ская ли­те­ра­ту­ра, во­пре­ки здра­во­му смыс­лу пы­тав­ша­я­ся сле­до­вать не­жиз­не­с­по­соб­ным уста­нов­кам. Под тя­жестью гор сло­вес­ной мерт­ве­чи­ны, на­во­ро­чан­ных не­уто­ми­мы­ми мно­го­пи­са­те­ля­ми, связь вре­мён пре­рва­лась, рус­ская ли­те­ра­тур­ная тра­ди­ция рух­ну­ла. Пе­ре­бро­сить мост че­рез раз­рыв не уда­лось до сих пор. А свя­то мес­то пус­то­ва­ло не­дол­го — на сме­ну соц­ре­а­лис­ти­чес­кой бе­ли­бер­де при­шла мас­скуль­то­вая ахи­нея.