
— Мой дорогой Зевс! Не вздумай умереть. Ты должен жить и жить — не менее ста лет… Ведь тебе всего только четырнадцать и это так мало по земным меркам — вразумлял я кокер-спаниеля, беспомощно распластавшегося на полу. Конечно же, мой разговор с собакой, проходивший в полушутливом тоне, носил чисто психологический характер и предназначался для его владельцев Альберта Петровича и Светланы Андреевны, чтобы как- то их успокоить.
После того, как Зевс с пола был переложен на диван, и я смог его осмотреть, картина внезапно наступившего плохого состояния у моего пациента прояснилась. Глядя на этого кобелька с умной седой мордочкой можно было серьезно сказать ему:
— Зевс! Ты настоящий московский долгожитель. Не каждому домашнему псу мегаполиса, проживающему в самом его центре, где погулять даже толком негде и к тому же с препоганейшей экологией, удается дожить до столь преклонного возраста.
Но Зевсу полагалось долго жить, чтобы до конца своих дней, до самого последнего вздоха, выполнять перед близкими ему людьми свою важную миссию — нести память о юном владельце, трагически погибшем двенадцать лет тому назад. Надо сказать, что вся ответственность за жизнь собаки все это длительное время тяжким грузом лежала на мне — его ветеринарном враче. В выходные, праздничные дни, рабочие будни и где бы я не находился, я думал о нем и по первому сигналу тревоги приходил всегда к нему на помощь.
Во время каждого визита к заболевшей собаке и общении с её хозяевами, которые обычно уже с порога встречали меня со страдальческими физиономиями и натянутыми нервами, мне приходилось испытывать немалые эмоциональные перегрузки. По затратам энергии нервных клеток один такой визит равнялся всему суточному дежурству в скорой ветеринарной помощи, когда за смену мне приходилось успокаивать убитых горем владельцев, чьих питомцев, несмотря на все предпринятые нами реанимационные мероприятия, спасти от смерти не удавалось — собаку, сбитую на дороге автомобилем, мчавшимся на большой скорости; агонизирующую кошку с тяжелейшими травмами внутренних органов, полученными при падении из окна десятого этажа на асфальт; больного щенка, умирающего от отека мозга, стремительно развившегося на фоне некупируемого приступа чумной эпилепсии и так далее…
С этой доброй интеллигентной семьей меня связывали давние отношения. Познакомился с ними, когда собаке было всего восемь недель от роду. Именно в этом возрасте щенку полагалась первая профилактическая прививка против чумы и прочей страшной инфекционной хвори, способной за короткий период болезни насмерть погубить животное или оставить его на всю жизнь глубоким инвалидом. За долгие годы у меня были встречи с моим пациентом по всяким разным случаям — тяжёлым и легким, простым и не очень: пневмония, бронхит, отит, травма глаза, отравление из-за подобранной на улице какой-то вкусно пахнущей гадости, лечение обломанного под самый корень когтя, понос, запор, блохи и так далее. Одним словом, за много лет пёс стал мне родным, а его владельцы близкими людьми.
Так вот диагноз недуга Зевса был мною установлен и определена необходимая помощь. Скрывать от его владельцев причину того, от чего ёс упал и на короткое время потерял сознание, я не стал. Преклонный возраст животного мог давать подобные рецидивы. Любящие его люди должны были быть готовы к тому, что их старичок в любой момент может вот так упасть и умереть… Возраст сделал своё губительное дело, поразив коронарные сосуды натруженного сердца, превратив его в тяжело больной орган. Сосуды головного мозга исключением также не стали. Неотвратимый склероз и время их тоже не пощадило.
Говоря об изношенности жизненных систем организма своего подопечного, я специально не стал останавливаться на других органах с их естественными возрастными изменениями, при которых Зевс мог жить и радовать близких ему людей. Например, орган зрения. Понятное дело, что в пожилом возрасте глаза собаки, впрочем, как и у людей, поражены старческой катарактой. Но это не смертельная болезнь, когда животное, несмотря на мутную пелену в глазах, видит куда идет. Или орган слуха — уши. Ясно, что в таком возрасте слух притуплен в той или иной степени. Однако, если пёс, пусть даже и не с первого раза, выполняет команду «Ко мне!» — значит всё в порядке. Мочевыделительная система тоже претерпевает свои изменения и, конечно же, не в лучшую сторону. Сфинктер мочевого пузыря уже не так крепок, как раньше. Но до очередной прогулки держит… Правда, выводить собаку владельцам приходится уже не два — три раза в день, как раньше, а три-четыре. Зато в квартире мочой не пахнет, подстилка сухая и чистая. А что ещё собаке и её владельцу нужно? Слава Богу, что так, а не хуже… Конечно, сил в ногах маловато и они не так быстры, как прежде. Но бренное тело держат… Не беда, что тазобедренные суставы от артрита и артроза потеряли былую подвижность и задние конечности при ходьбе немного подволакиваются. Это особенно заметно по первому снежку — пунктирная линия между следами указывает на то, что здесь прошла немолодая особь. Бывалые собаководы подобную походку могли наблюдать и у совсем молодых животных, страдающих врожденной патологией под названием — дисплазия тазобедренного сустава… Вот с походкой и получается: у старого — как у малого…
Однако, при таком пышном букете старческих изменений душа любого кобеля всё равно остается молодой. Стоит ему, как этот пёс с не по возрасту сохранившимися обонянием и осязанием почувствовать суку с течкой, как он мгновенно непомерно возбуждается, забыв про свои преклонные года и не задумываясь о последствиях возникшего желания, стремится к ней…
Держа голову вниз и втягивая ноздрями ласкающий душу феромоновый запах, оставленный готовой к размножению суки и с жадностью подлизывая с земли эти сладостные выделения, кобель изо всех сил натягивая поводок и сдавливая ошейником трахею, шумно пыхтя и сопя ускоряет неровный шаг. Его слабенькое сердечко от возникшего возбуждения часто-часто бьется, готовое выскочить из грудной клетки. Через сотню метров пути дыхание становится тяжелым, прерывистым и… Ноги старого самца внезапно подкашиваются и животное от возникшей острой сердечной недостаточности падает…
Вот и Зевс, почувствовавший себя на некоторое время активным женихом, не стал исключением из этого правила. Хорошо, что от дома недалеко ушёл и весит немного… Поэтому несостоявшегося ловеласа донести на руках до квартиры владельцам особого труда не составило. Их занимала только одна мысль — чтобы поскорее приехал ветеринарный врач…
Когда начинаешь рассуждать о преклонном возрасте своего пациента и непроизвольно затрагиваешь весьма щекотливую тему, то сразу проявляется очевидность того, что каким бы ты не был хорошим врачом, радикально изменить работу старого организма ты не в состоянии — лишь с помощью самых современных лекарств можешь помогать ему выполнять некоторые элементарные жизненные функции. Причём, с каждым годом это делать тебе становится все труднее и труднее, и однажды ты оказываешься просто бессильным чем-либо помочь. Вот по этой причине своими невеселыми мыслями я как-то поделился с владельцами Зевса. Пусть будут готовы ко всему… А иначе, им будет трудно жить без подобной психотерапевтической подготовки.
Так вот, каждый случай внезапного недомогания Зевса и мой приезд в эту семью, как я уже сказал, являлся для меня эмоционально изнуряющим. Каждый раз, когда я начинал думать об этой собаке и обо всём, что с ней связано у её владельцев, меня начинало одолевать неисполнимое желание заменить Зевсу все его изношенные органы на молодые и здоровые. Только так он мог подольше оставался живым и успокаивающим образом действовать на своих не по возрасту состарившихся милых хозяев. Резко наступившее старение Альберта Петровича и Светланы Андреевны и ухудшение состояния их здоровья, как я уже обмолвился, было вызвано веской причиной…
***
Сильное сердечное лекарство, которое очень медленно я начал вводить в вену собаки, подействовало мгновенно. Зевс сразу открыл глаза. Его взгляд стал осмысленным. Дыхание сделалось ровным и более глубоким. Узнав меня, пес несколько раз вильнул коротким хвостиком, что в данном случае являлось обнадеживающим признаком…
Процедуру вливания для большей ее эффективности я решил растянуть на десять-пятнадцать минут. Тем более что спокойное поведение больного позволяло мне это делать. Видя наступившее у собаки улучшение, Альберт Петрович и Светлана Андреевна вздохнули с облегчением. Перестав охать и причитать, они молча наблюдали за происходящим. В наступившей тишине мне слышались сопение собаки, покорно сносившей инъекцию, доносившийся сверху через потолочное перекрытие капризный плач маленького ребенка, по-видимому, не желавшего засыпать, да колыбельная песня, исполняемая нежным голосом, по всей вероятности, его мамой. Сплошная философия, подумалось мне. Вот так, в одно время одни люди чувствуют себя счастливо, другие глубоко несчастными, к тому же отчетливо сознающими, что тому, кто напоминает им о былом счастье жить осталось совсем недолго. И эта самая тонкая ниточка, соединяющая их горькое настоящее с прошлой счастливой жизнью, уже почти истлела и в любой момент может неожиданно оборваться.
Улавливая отдельные слова детской колыбельной песни, мне представилось, как в свое время Светлана Андреевна таким же образом убаюкивала своего прелестного сыночка Андрея, который рос не по дням, а по часам. Вспомнился мне и случай из раннего детства малыша, некогда рассказанный мне Альбертом Петровичем.
В один из воскресных дней он с шестилетним сынишкой зашёл в Детский мир, надеясь его развлечь. Там недалеко от входа под завлекающей родителей яркой вывеской «Получи подарок» стоял игровой автомат.
Опустив в прожорливую прорезь алчного бандита монетку, взрослые предоставляли ребенку возможность самому попытать счастье — механической рукой, напоминающей клешню рака, вытащить из прозрачного нутра автомата любой понравившейся ему выигрыш — маленький пластмассовый пистолетик, стреляющий пистонами, одну из многочисленных мягких игрушек или упаковку импортной жевательной резинки. Но несмышленым деткам, да и их наивным родителям, решившим заполучить так называемый «дорогой» подарок, везло редко. Ребячьих слез было намного больше, чем радостных возгласов от удачи.
Андрею, как новичку, сразу повезло. С первой же попытки мальчуган вытащил из застеколья небольшого плюшевого мишку. К немалому удивлению отца, сынок не прижал к себе игрушку жадным движением пухленьких ручонок, а, обратившись к рядом стоящей и хныкающей от постигшей неоднократной неудачи симпатичной девочке — своей сверстнице, проникновенно произнёс:
— Девочка! Не реви! Прими от нас с папой подарок, — протянул ей вожделенную игрушку.
Подобной ребячьей щедрости взрослым людям, окружившим плотным кольцом автомат, наблюдать ещё не приходилось.
В семь лет повзрослевшего мальчика любящие родители с большим букетом цветов привели в первый класс, где у него сразу появилось много друзей. А в десять лет они, зная о давнем желании Андрея иметь собаку, подарили ему месячного породистого щенка американского кокер-спаниеля светло-кремового цвета, которому на семейном совете дали кличку Зевс…
Андрей заботливо ухаживал за собакой. Каждый день под руководством бабушки отмеривал прописанные врачом витамины и минеральную подкормку, тер морковку, мелко резал мясо и белокочанную капусту, регулярно менял воду в поилке, а после каждой еды, влажной салфеткой вытирал своему подопечному мордочку. Не считал зазорным помыть миску. И, самое главное, три раза в день выгуливал Зевса, после чего в тазике с тёплой водой с добавлением небольшого количества шампуня, отмывал собачьи лапы от песка и едкого зимнего реагента.
Благодаря такому заботливому уходу ноги городской собаки ни разу не поражались экземой. Не забывал Андрей каждый день гребнем и щеткой из натуральной щетины расчёсывать своему дружку роскошную шерсть. И так каждый день, целых два года… А ещё он участвовал в важном мероприятии — один раз в три месяца, перед приходом мастера по триммингу, всё семейство устраивало Зевсу банный день. Вымытую и прекрасно пахнущую собаку парикмахер за три часа стрижки превращала в шикарного красавца, похожего на одного из чемпионов мира с обложки глянцевого американского журнала о кокер-спаниелях…
Лекарство в шприце постепенно уменьшалось, а мои мысли от моего первого визита в этот дом стремительно несли меня к событию того кошмарно-трагического дня, безжалостно унёсшего жизнь хорошо воспитанного, доброго, не по годам умного и развитого интеллигентного двенадцатилетнего мальчика. Всё, что осталось у родителей о любимом сыночке — так это кокер-спаниель Зевс. Но и его дни жизни через двенадцать лет после смерти Андрея были сочтены…
***
Сложилось так, что Альберта Петровича направили работать в Венгрию торгпредом. По действующему в Советском Союзе положению, если главу семьи отправляли за рубеж — в социалистическую страну на срок более года, то с ним должна была ехать вся его семья. Вот так и оказался Андрей в Будапеште. Он ходил в школу при Советском торгпредстве, обзавелся товарищами и, в общем, радовался беззаботной жизни. Дни учёбы летели незаметно. Приближались летние каникулы и отпуск отца. Родители строили планы летнего отдыха. Им хотелось поехать на озеро Балатон, о котором были много наслышаны.
Андрей не раз становился свидетелем разговора, проходившего между отцом и матерью, когда отец пересказывал ей отзывы своих сослуживцев о неизгладимых впечатлениях прекрасно проведенных днях отпуска на Балатоне. Теперь мальчик знал, что миллионы лет тому назад на месте озера плескалось глубоководное обширное море. Но в результате подвижек земных пластов, вызванных мощными извержениями вулканов в горах древней Греции и Италии, морское дно стало медленно подниматься. По этой причине море постепенно мелело, одновременно теряя своё огромное пространство и превращаясь в большое озеро. В настоящее время средняя глубина Балатона равнялась всего лишь трем-четырем метрам, а его площадь составляла не более шестисот квадратных километров. Андрею было также известно о том, что в районе озера раньше проживали римляне и германские племена, и что пресная вода озера с того далёкого времени сохранилась первозданной изумительной чистоты и её можно было смело пить даже не кипяченой, не опасаясь подхватить расстройство кишечника. Больше всего на мальчика подействовала информация отца о том, что Балатон летом прогревается до 25–30 градусов по Цельсию. Это для парня означало неограниченную по времени возможность купания, хоть целый день.
Отец как то сказал сыну: «Это тебе, Андрюшенька, не вода в Москве-реке у бабушки на даче. Девятнадцать градусов не более и то при условии жаркого лета. Минут пятнадцать поплаваешь, тело от холода синеет и покрывается мурашками, а зубы начинают отбивать барабанную дробь…»
Соблазн купаться все дни напролет в теплой воде был настолько велик, что Андрей с радостью дал свое согласие на поездку к озеру.
О чем умалчивали родители, так это о том, что в районе Балатона находится много целебных источников. Принимая сероводородные ванны, отдыхающие излечивались от многих недугов: ревматизма, подагры, радикулита, простатита и всевозможных гинекологических нарушений. Именно из-за последних, по словам московских врачей, мама Андрея никак не могла повторно забеременеть. А семейной паре так хотелось родить Андрею сестрёнку или братика… Вот врач Советского посольства, которая курировала работников торгпредства и членов их семей, порекомендовала пациентке отправиться летом на Балатон и в бальнеологической лечебнице курорта принять необходимый курс процедур. По её врачебному наблюдению, после подобного физиотерапевтического воздействия многие супружеские пары вскоре смогли осуществить задуманное…
Отпуск отца приближался и вроде бы всё шло по намеченному родителями плану. Но случилось так, что буквально в конце учебной четверти Андрей получил письмо из Москвы от своего закадычного друга Максима, с которым он дружил уже много лет. Его друг был соседом по даче. Их участки разделял покосившийся старый невысокий деревянный забор-штакетник, который у самого колодца давно уже повалился. Образовавшаяся брешь служила соседям своеобразной ближней калиткой. Через неё взрослые и дети, дружившие, как говорят, домами, ходили друг к другу в гости.
Максим сообщал Андрею, что его старший брат на день рождения получил в подарок катер с подвесным мотором и водные лыжи. А отец уже договорился с начальником спасательной станции о том, чтобы катер до осени находился на её стоянке, которая располагалась в километре от того места, где они обычно купались. Максим также писал, что друг его брата, имеющий юношеский спортивный разряд по водным лыжам, обещал обучить Максима и Андрея этому виду спорта. Андрей, тайно мечтавший скользить на лыжах с большой скоростью по водной глади, от таких заманчивых новостей круто изменил своё решение отдыхать с родителями на Балатоне.
— Папочка! Мамочка! — говорил он, ласково обращаясь к родителям. Боюсь, что мне будет скучно отдыхать с вами, а мне так хочется научиться кататься на водных лыжах… Мне даже сны снились про то, как я, одев лыжи и держась за деревянную ручку капронового троса, стремительно выхожу из воды и на огромной скорости несусь за катером, перепрыгивая через отходящие от него волны… А потом, не сбрасывая лыж, словно птица, взмываю верх и долго парю в небесах… Вы только вспомните, о чём вам писала бабушка.
— О чём же? — спросила мама маленького хитрюгу.
— Что она без меня на даче будет грустить. По утрам ей некому будет варить овсяную кашку, готовить сырники и печь пироги с вишней и черникой… А кроме того, дорогие мамочка и папочка, если мы все вместе поедем на Балатон, то с кем останется на это время Зевс? С собакой же нас там не примут…
Именно эта важная проблема, совершенно выпавшая из поля зрения взрослых, сыграла решающую роль в проведении летних каникул их сына.
После небольших раздумий и проработки разных вариантов с устройством собаки в неподъемные по финансам для советского командировочного частные венгерские зоопансионы, родители, скрепя сердце, согласились отправить Андрея с Зевсом в Союз — на дачу к бабушке, пообещав ему приехать в конце июля, сразу же после отдыха на Балатоне. Андрей от счастья находился на «седьмом небе». Наконец-то сбудется его мечта, и он будет кататься на водных лыжах…
***
Андрей и Максим водными лыжами овладели буквально за несколько уроков, преподанных им тренером. С утра до вечера друзья проводили время на реке. Перерыв был только на обед. Зевс находился неотлучно с ними — на берегу или в катере. Собаке особенно нравилось, сидя на корме, нестись по реке, а во время крутого разворота быстроходного судна широко открытой пастью ловить брызги.
Но вот в один из дней погода резко испортилась. Солнце спряталось. Подул холодный северный ветер. Однако ненасытным до катания ребятам он не стал помехой. Правда, Андрея и собаку бабушка вовремя увела с реки. Она убедила внучка, что если Зевс в эту ветреную погоду искупается, то у него разовьется двусторонний отит. В своё время их об этом предупреждал ветеринарный врач. А висячие уши у спаниелей, как хорошо известно владельцам этой породы, являются одним из самых уязвимых мест.
В отличие от Андрея, Максим домой не ушел. Оставшись с братом и его другом, он продолжил катание на открытом ветру. Итог был предсказуем. На другой день у него заболело горло, поднялась температура, начался насморк, появился лающий кашель. Приехавший по вызову детский врач прописала таблетки, горчичники, теплые полоскания для горла, капли в нос, микстуру от кашля и строгий постельный режим на десять дней… А буквально через три дня холодный скандинавский циклон ушел и жаркая погода восстановилась.
Максим, правда, не особо грустил. Он быстро шёл на поправку. К тому же, каждый день к нему приходил Андрей с Зевсом. Побыв с другом некоторое время, он убегал на речку освежиться. Потом снова возвращался. Смотрели телевизор, диафильмы и играли в настольные игры. Соблазна водных лыж не было потому, что старшие ребята уехали в Москву. На Химкинском водохранилище проходили соревнования по водным лыжам среди юношей, в которых они принимали участие.
В тот день почти выздоровевший Максим все никак не мог отпустить от себя Андрея. Они уже три часа подряд играли в настольный футбол. Эта игра их полностью захватила. Пальцы друзей уже устали нажимать на тугие пружинные рычажки, связанные с ногами футболистов. Удары у механических игроков получались или сильнее чем надо или намного слабее. Мяч-шарик постоянно улетал не туда, куда было надо или вообще переданный пас своему игроку обязательно оказывался у ног противника. Однако, несмотря на это, дети упорно не желали останавливать затянувшийся матч. Но игру детей прервала мама Максима, которая строго объявила, что уже второй час и ребятам пора обедать. Андрею из-за жары есть не хотелось. Поблагодарив её за приглашение, он решил сначала пойти с бабушкой на речку, чтобы немного поплавать и тем самым нагулять аппетит.
Июльское солнце второй половины дня нещадно палило, желая поджарить всех и вся. Пешая прогулка до реки много времени не заняла. Дорога шла вначале по лесу, которую бабушка, Андрей и Зевс прошли как- то быстро и совсем незаметно для себя. Что же касается полукилометрового перехода по чистому полю, то он как всегда принёс Андрею и бабушке массу положительных впечатлений. Зевс, оказавшись на большущем лугу, вспоминал свои врожденные охотничьи инстинкты и принимался выслеживать и ловить полёвок. Это ему легко удавалось, но он их не ел. Недолго подержав в пасти пойманную мышку и крепко промочив слюнями её симпатичную жёлто-коричневую шкурку, Зевс резким метательным движением головы забрасывал добычу далеко в траву. Слыша от людей словесное одобрение за проявленную к грызуну гуманность, пёс снова принимался за охоту. И так несколько раз до самой реки…
Вода купающимся казалась парным молоком. Андрей был отличным пловцом. Зевс в искусстве плавания не отставал от хозяина. Правда, пес, в отличие от мальчишки, брассом и кролем не владел. Врожденный стиль плавания собаки назывался «собачьим» и его Зевсу вполне хватало, как для плавания за хозяином, так и для игры в теннисный мяч. Особенно ему нравилось, когда Андрей с берега бросал мяч к самой середине реки. Не успевал предмет вылететь из мальчишеской руки, как пёс с разбегу уже бросался в воду и, громко урча, быстро плыл за ним, активно работая передними и задними конечностями. Схватив мяч пастью и сдавив слегка, чтобы не прокусить, Зевс, задрав мордочку вверх, плыл в обратную сторону. Выйдя на берег, кокер-спаниель в гордой позе застывал подле хозяина, по-видимому, воображая, что его поноска совсем не игрушка, а самый настоящий вальдшнеп или какой-то другой подранок и терпеливо ждал, когда тот примет трофей. Инстинкт охотничьей собаки подсказывал псу, что если подобранную добычу не отдашь непосредственно в руки хозяину, выпустишь раньше времени — она упорхнет… Игра в мяч у Андрея и Зевса могла длиться неопределенно долго. Молодая крепкая и выносливая охотничья собака усталости не знала.
Неожиданно на горизонте показались тёмные тучи. Они словно тяжёлым и мрачным свинцовым покрывалом стали застилать небосвод. Неизвестно откуда налетевший шквалистый ветер стремительно приближал тучи к отдыхающей троице. Вдали ярко сверкнула молния, которую вскоре дополнили раскаты грома.
Бабушка не на шутку заволновалась. Она хорошо знала, что купаться во время грозы опасно для жизни. Вода, являясь хорошим проводником электричества, могла способствовать притяжению молнии, особенно когда в реке находятся люди…
Послушному Андрею не пришлось дважды говорить, чтобы он скорее покинул водоем. Зевс выскочил из реки вслед за хозяином. Оказавшись на песчаном берегу, собака принялась отряхиваться, разбрызгивая в сторону целые потоки воды.
— Зевс, отошел бы ты в сторонку, а то делаешь моё обтирание бессмысленным, — поучительным тоном проговорил Андрей, махровым полотенцем отгоняя от себя собаку.
Умница Зевс, не придумал ничего иного, как отбежав от Андрея, приблизился к бабушке и, нахально уставившись на нее, стал отряхиваться еще интенсивнее…
Пристыдить животное за такое неуважительное отношение бабушка не успела. Капли дождя, падающие на неё с темного неба, оказались гораздо крупнее тех, которые долетали с шерсти обожаемой собаки.
— Вот тебе и уложила волосы… Все труды насмарку… И зачем, спрашивается, я всю ночь промучилась в бигуди… Видно сегодня вечером не суждено мне покрасоваться с новой стрижкой и причёской перед прилетающими из Будапешта дочерью и зятем…. Наивно понадеялась на «бюро прогнозов», даже зонт не захватила… И эта «кукла» хороша — сегодня будет солнечно и без осадков, — иронично и довольно точно бабушка изобразила дикторшу Центрального телевидения.
— А ты, бабуля, не расстраивайся, — улыбаясь, молвил внучок, передавая ей полотенце, которым та спешно покрыла голову.
Надев сандалии, Андрей поспешил за бабушкой. Зевс без поводка-цепочки, бежал немного впереди. Не успели пройти по полю десяток метров, как слабенький дождь превратился в сильный ливень. На этот раз собаке было не до мышей. Где-то за спинами идущих людей сверкнула молния, и через несколько секунд раздался оглушительный страшный гром. Зевс, совсем по-щенячьи заскулив, не прижался в испуге к ногам хозяина, а внезапно рванул прочь. Но почему-то направился не к дачному посёлку, а в сторону бескрайне простирающегося совхозного поля.
Пытаясь догнать собаку, Андрей резво мчался за ней по ровному полю, размахивая металлической цепью-поводком и крича во всё горло:
— Зевс, вернись! Вернись! Какой же ты Зевс-Громовержец, если ты струсил, испугался метания своих же молний и грома? Ты не Зевс, совсем не Зевс… Интересно бы узнать, кто сейчас за тебя метает в нас молнии? Пушкин, что-ли? Ты не Бог Зевс… Ты трусливый американский кокер-спаниель… Не собака, а сладкий зефир в шоколаде… Теперь я буду звать тебя Зефиром… Слышишь меня? Зефир, вернись, сейчас же вернись…
Но промокший до ниточки пёс, панически поджав культю хвоста, очумело бежал во всю прыть неизвестно куда, не слыша ни зова хозяина и его язвительных насмешек, ни раскатистого грома, который уже синхронно сопровождал треск сверкающих молний.
По понятным причинам бабушка угнаться за молодежью не могла и сильно отстала от них. В какой-то момент она увидела буквально над бегущим Андреем яркую вспышку молнии, которая на миг ее ослепила, а одновременно раздавшийся оглушительный треск на короткое время сделал ее глухой…. А на языке возникло легкое пощипывание… Точно такое же, которое она ещё только вчера ощущала, когда по наущению внука, прикасаясь кончиком языка одновременно к двум клеммам трех- вольтовой плоской батарейки, тестировала ее на пригодность для своего карманного фонарика. Ещё в ослепительном свете молнии женщина успела заметить, как Андрей, словно тонкий подкошенный стебелёк, внезапно упал. Заботливая бабушка посчитала, что причиной этому явились гладкие кожаные подошвы сандалий, из-за которых ее мальчик поскользнулся на мокрой траве…
— Лишь бы нога у мальчонки не подвернулась, и не возникло растяжение связок. Такое у него прошлым летом уже случалось — проговорила она…
Подбежав к Андрею и едва переведя дыхание, бабушка задала ему вопрос относительно боли в ноге. Но Андрей почему-то ей не ответил. Его открытые глаза и задумчивое выражение лица навело бабушку на мысль, что у внучка, как и у неё самой от мощного звука грома тоже произошла кратковременная потеря слуха. Это сущая ерунда, подумала она. Оглушение- то у нее самой длилось недолго. Слух вернулся к ней буквально через минуту. Сейчас и у её Андрюшеньки он восстановиться. Никаких других мыслей у нее на этот счёт не возникло…
Дождь прекратился внезапно, как и начался. Небо мгновенно очистилось от чёрных туч, как будто их и вовсе не было. Яркое солнце вновь стало палить неистовым жаром. От земли пошел пар. Но что это у её внука? Два крохотных тёмных пятнышка над левым грудным соском, как раз в области сердца. Никаких таких родинок на теле Андрея раньше не было… Она-то своего внучка хорошо знала… Тогда в результате чего они могли вдруг появиться?
Внезапно бабушкин мозг пронзила страшная догадка, что это следы от удара молнии в самое сердце. Она сразу вспомнила, что про эти характерные смертельные метки на убитом молнией человеке она когда-то слышала или читала… Именно их оставляет на человеческом теле высоковольтный электрический заряд, который по непонятному закону физики входит именно в сердце. Удар молнии в самое уязвимое место организма всегда оказывался смертельным. И на этот раз молния, не сделав скидки на юный возраст, не пощадила ребенка, безжалостно нанеся свой смертельный удар в невинное и доброе маленькое сердце, в одно мгновенье навсегда остановив его.
Несмотря на то, что пульс у Андрея не прощупывался, а сердце не билось, выражение бледного лица белокурого мальчика оставалось красивым. Его широко открытые глаза, необыкновенно серо-голубого цвета были обращены к небу. Ошарашенной жуткой догадкой бабушке казалось, что внук что-то там — далеко наверху внимательно рассматривает и вот- вот сейчас переведет взгляд на нее и смущенно улыбаясь, поднимется с земли… Тем более, что его положение, как она считала, являлось не совсем удобным для долгого лежания.
Ребячье тело, покоившееся на зеленой луговой траве, застыло в той самой бегущей позе, которую она только что наблюдала — одна нога слегка согнутая в колене, а другая выпрямленная. Правая рука немного занесена вперед… При этом детский кулачок крепко сжимал рукоятку поводка-цепочки. Другой конец этой дорогой заграничной никелированной собачей амуниции вместе с массивным карабином для пристегивания к ошейнику представлял собой гладко оплавленную и слегка закопченную металлическую сосульку. Вот эта стальная цепь, которой на бегу размахивал Андрей, по-видимому, и сыграла для молнии-убийцы роль приманки.
В нелепую смерть внука бабушка все никак не могла поверить. Она, проработав долгое время ответственным партийным работником и будучи закоренелым атеистом, враз изменила своим взглядам. Встав на колени и протянув руки к ясному небу, женщина, надеясь на чудо, заливаясь горькими слезами, принялась умолять Господа Бога вернуть ей внука. Но её любимый Андрейка по-прежнему в сознание не приходил и дышать не начинал…
Видя, что ее мольба не помогла, бабушка, собрав последние силы, решительно поднялась с колен. Выпрямившись во весь рост, она, будто видя перед собой молнию, поразившую ее внука, в неистовом душераздирающем крике едва успела произнести:
— Молния! Лучше бы ты убила меня, а не моего маленького доброго мальчика, который никогда не совершал ничего подлого и плохого… — почувствовала, как язык перестал её слушаться, речь стала бессвязной, ноги ослабли, в затылке и висках появилась неподъёмная тяжесть, а нестерпимая головная боль в виде частых импульсов, похожих на разряды молнии, стала разрывать ушные перепонки, которые продолжали улавливать ее предсмертный хрип…
Два бездыханных тела лежащих рядом вскоре случайно обнаружил тракторист, проезжавший через поле. Он и поднял тревогу. Прибывшим врачам скорой медицинской помощи пришлось только констатировать смерть взрослого человека и ребенка. В документах вызова они сделали скупую казенную запись: смерть у двух лиц наступила до приезда скорой. Строкой ниже изложили предварительные посмертные диагнозы: у мальчика двенадцати-тринадцати лет смерть наступила от удара молнией в область сердца; смерть женщины примерно семидесяти лет — в результате обширного инсульта. К их немалому удивлению, тело погибшего мальчика, в отличие от бабушкиного, совершенно не было окоченевшим. Оно еще долгое время оставалось словно живым.
На что ещё обратили внимание врачи скорой помощи, милиционеры, криминалисты областной прокуратуры и прибежавшие из дачного поселка жители, так это на находящуюся в кабине трактора маленькую собаку светло-кремового цвета с большими висящими ушами, которая задрав мордочку вверх, жутко протяжно выла… Без особого труда дачники признали в ней кокер-спаниеля Зевса.
Постигшее горе заживо раздавило родителей Андрея. Закрывшись в московской квартире, они целый месяц прибывали, будто в страшном сне, даже не помышляя возвращаться за город — в то страшное место. Но время, как известно, лечит… Когда они немного пришли в себя, то, собравшись с духом, позвонили соседям по даче, которые без лишних подробностей сообщили им, что Зевс все это время находится в доме и что его ежедневно навещает Максим…
Действительно, Зевс, с того самого дня дачу не покидал. К еде, которую ему каждый день приносил Максим, он так ни разу не притронулся. Только понемножку лакал воду. Круглые сутки пес лежал на своем матрасике, положив голову на клетчатую рубашку с коротким рукавом — ту самую, которая была на его юном хозяине, когда они в тот роковой день отправились купаться. По бабушкиному совету Андрей накинул её на плечи, чтобы не обгореть во время пути на речку и предусмотрительно спрятал от дождя в бабушкину непромокаемую полиэтиленовую сумку. Так что рубашка хранила стойкий запах живого мальчишеского тела.
Из скорбящих глаз собаки днём и ночью текли слезы. Рубашка впитывала их, от чего была постоянно мокрой. Зевс периодически ее лизал, словно вспоминал, как это он делал при живом хозяине. Так у них бывало не раз. Андрей, лежа на диване, смотрел телевизор. Зевс лежал рядом, положив ушастую голову на хозяйское плечо. Но спокойно лежать пес не мог. Он то и дело неистово принимался вылизывать Андрею лицо. Мальчишка некоторое время терпел собачье возлияние, но вскоре его останавливал. Тогда неугомонный Зевс свою ласку переносил на хозяйскую рубаху.
— Вот ее лижи, сколько хочешь, — говорил ему Андрей, с любовью оглаживая пса. А сам, заливаясь смехом, кричал:
-Бабушка! Зевс опять прослюнявил насквозь мою любимую ковбойку…
Почему-то именно эта рубаха особенно нравилась Зевсу. Скорее всего, из-за того, что ее — легкую, тонкую, хлопчатобумажную в крупную яркую клетку больше всего любил Андрей. Эту ковбойку он готов был носить каждый день и всегда с боем отдавал бабушке для стирки.
В одно из посещений Максим, поставив перед Зевсом миску с мясом, попытался забрать у него рубаху своего друга… Но стоило ему потянуться к ней, как Зевс — добрый Зевс, который, как считал Максим, его любил и всякий раз, когда они с Андреем садились обедать или ужинать, выклянчивал у него вкусненькую подачку, зловеще зарычал и злобно оскалился… Мальчишка не на шутку испугавшись, тут же одернул руку и больше подобную опрометчивую попытку завладеть рубахой с тем, чтобы сохранить ее на память, не повторял.
Когда врачи-психоневрологи наконец разрешили Алберту Петровичу и Светлане Андреевне посетить дачу, чтобы забрать Зевса, те его не узнали. От собаки остались кожа да кости, глубоко ввалившиеся глазницы печальных карих глаз да большие висячие уши. Смотреть на животное с тусклой свалявшейся в колтуны шерстью без слез было невозможно.
Не узнал тогда Зевса и я. Некогда лощеная, в меру упитанная собака с блестящей шелковистой шерстью за месяц превратилась в скелет обтянутый безвременно поседевшей шкурой, от которой исходил тошнотворный запах «потустороннего мира». Так обычно пахли длительно агонизирующие животные, умирающие от чумы. Мне тогда даже показалось, что страдальческий взгляд Зевса говорил мне:
— Доктор! Не лечи меня, очень прошу тебя, не лечи! Я не должен жить! Хозяин погиб по моей вине. Мне надо было остановиться и позволить пристегнуть к моему ошейнику металлический поводок. Он бы тогда не сыграл роль громоотвода… Мое сердце сильно ослабло от переживаний и вот-вот должно остановиться… Не мешай ему в этом… Пусть я умру сейчас, чем каждый день буду испытывать ни с чем не сравнимые муки переживания за смерть вожака — моего Андрея…
Пёс действительно хотел умереть, чтобы на небесах встретиться со своим добрым любимым хозяином. Однако родители Андрея так не думали. Они просили меня во чтобы то ни стало спасти погибающую собаку. По их мнению Зевс должен был прожить столько, сколько ему отведено природой. Более того, владельцы животного мне пояснили, что Зевс будет живой памятью о безвременно погибшем сыне, являясь нечто большим, чем обычное спасительное лекарство.
— Я, то очень хорошо понимаю вас и сделаю все от меня зависящее… Но вот он, — указал я на Зевса.
Сказанное мною супружеская пара поняла по-своему. Обняв Зевса и целуя его в провалившиеся глазки и облысевшее темечко, они принялись умолять собаку не умирать, повторяя по несколько раз — ради Андрюшеньки, ради Андрюшеньки…
Когда в безжизненную вену еле живого двухлетнего кокер-спаниеля из шприца влилась порция глюкозы, сдобренная витаминами и сердечными стимуляторами, пёс, обессиленный тридцатидневными мучительными моральными страданиями, к тому же истощенный добровольной голодовкой, глубоко вздохнул и, к нашей радости, слегка вильнул хвостиком. Только таким образом Зевс сообщал, что расставаться с «белым светом» он передумал, и свое предназначение выполнит.