
В доме у Стёпы была одна достопримечательность — старинный диван. Да, все его так и называли — старинный, что подчёркивало особое к нему отношение. Сколько лет тому дивану, никто не знал. Мама рассказывала, что он достался ей от прабабушки, которая когда-то получила новую мебель в приданое. Но это было Бог знает когда, в прошлом веке, от того времени только иконочка сохранилась, фотография в рамке да вот диван уцелел.
Светло-коричневый, обтянутый потёртой чёрною кожей, он выглядел внушительно, хотя и был невелик по размеру. Несмотря на долгую жизнь, диван был крепкий, не продавленный, даже валики не потеряли формы, только в верхней части спинки зияло пустое место. Что там раньше было, инкрустация, по моде того времени, или зеркальце, теперь не узнать, ну, да какая разница, диван и так был хорош. Папа иногда подходил к нему, пощёлкивал по сиденью и довольно произносил: «Вещь...» Это у него была высшая степень похвалы.
Сейчас диван принадлежал Стёпе, мальчику девяти лет. Мама несколько раз собиралась купить для сына что-то новое, но он всегда так горячо просил оставить ему любимый диван, что она уступала. «В конце концов, ни у кого из его товарищей нет ничего подобного, — думала она, — а для мальчишек это имеет значение».
Диван стоял в углу, недалеко от окна, так что лёжа на нём, можно было видеть происходящее на другой стороне улицы: очень удобно. Рядом был столик с лампой, над ним полка с книжками, а внизу — большой ящик, где всё ещё лежали детские игрушки. Стёпа постепенно переходил в более старший возраст, когда от железной дороги с вагончиками уже не так замирает сердце, но всё-таки — пока она должна быть рядом. Мало ли что, вдруг товарищ придёт, поиграть захочет.
Жизнь у Стёпы была очень хорошая. Мама его работала медицинской сестрой и всех домашних лечила сама, что мальчику нравилось, потому что мама в белом халате — это совсем не страшно. А папа управлял небольшой такой вертлявой машиной наподобие трактора, которая убирала улицы от грязи и снега.
Мама, как возвращалась домой, сразу же начинала возиться на кухне, потом занималась бельём или чем-нибудь другим по хозяйству. А ещё она бегала к больным ставить уколы и капельницы: соседям и знакомым — за просто так, людям посторонним — за плату.
Папа очень уставал на работе и, вернувшись, в восьмом часу, а то и позже, первым делом укладывался на Стёпин диван. Это у него была такая традиция — полчасика подремать. Сын устраивался рядом и лежал тихо-тихо, чтобы не помешать, только осторожно обнимал отца рукой. Он его очень любил.
Иной раз папе приходилось работать и в выходные — это уж от погоды зависело. Но если суббота у него оказывалась свободной, в доме начиналась генеральная уборка. Папа поднимался как обычно, не позволяя себе поваляться, и тут же поднимал Стёпу. Мужчины вытирали пыль со столов и подоконников, мыли пол, вытряхивали коврики и всё раскладывали по местам. Конечно, они шумели, так что мама волей-неволей просыпалась, но всё равно она была довольна.
Однажды Стёпа, протирая свой диван влажной тряпкой, подумал: а ведь диван-то они никогда не отодвигают. А там пылищи, наверное... Папа нашёл здравым рассуждение сына. Действительно, под шкаф залезают шваброй, стулья поднимают на стол, а стол вообще выносят в другую комнату. Даже окна, и то два раза в год моют. А здесь что? Непорядок.
Они легко отодвинули диван (он оказался совсем не тяжелым) и дружно покачали головой: пыль и в самом деле была — в палец толщиной. Стёпа побежал за веником и начал осторожно сгребать мусор в совок. И тут что-то звякнуло. Стёпа наклонился, поковырял пальцем — и обнаружил двухрублёвую монетку. Ещё поковырял — и вытащил какой-то значок с кудрявым мальчиком. «Вот это да... — папа восхищённо развёл руками. — Да тут что угодно найти можно» «Посмотри, нет ли там моего свистка, который потерялся прошлым летом», — отозвался начитанный Стёпа. «Наверняка есть, — рассмеялся папа».
Они аккуратно перебрали весь мусор, что собрался под диваном, и выудили оттуда старый пятачок, ручку, два цветных карандаша, стёрку и синюю сторублевку. «Однако..., — качал головой папа, — надо сюда почаще заглядывать». Стёпа любовно протёр диван со всех сторон, как следует вымыл пол, и в комнате стало удивительно свежо, словно весна наступила раньше срока.
История эта пробудила Стёпино любопытство. Он начал донимать маму просьбами рассказать что-нибудь о диване. «Вещь-то ценная, — говорил он совсем как папа, — надо о ней побольше узнать». Но откуда узнаешь? Из родных давно уж никого не осталось, а в старых письмах, связка которых лежала в чуланчике, про диван ничего не писали. Так, сохранилось кое-что в памяти...
Свою прабабушку, Марью Васильевну, мама никогда не видела, слышала только, что жила она далеко отсюда, в Нижнем Новгороде, закончила там женскую гимназию и перед самой революцией вышла замуж. А отец её, инженер, служивший на строительстве мостов, обставил дочери квартиру к свадьбе — он был человек обеспеченный. Тогда же известным фотографом Дмитриевым был сделан фотопортрет молодожёнов. Вот, собственно, и всё.
Однако Стёпе этого оказалось достаточно. Перед сном, когда мама укрывала мальчика одеялом и гасила свет, он начинал думать о том времени, когда диван только поселился в их доме. Он представлял себе молодую бабушку в изящном платье, деда в неизвестной ему форменной тужурке — как на снимке, воображал, как они разговаривают, раскланиваются, пьют чай. К ним приходили гости, и тогда бабушка пела под аккомпанемент фортепьяно, а гости усаживались на диван и слушали.
Откуда брались в его воображении эти картины, сказать сложно. Стёпа был обычный мальчик. Он смотрел, что все смотрят, а читать хоть и любил, но всё-таки предпочитал «Гарри Поттера». Но когда наступала ночь, он хотя бы ненадолго перемещался в другой, незнакомый и почему-то манящий к себе мир.
Стёпа был ещё слишком мал, чтобы задумываться о том, как складывалась жизнь тех, кто жил до него, и какое это, в сущности, чудо, что он вообще появился на свет. Он просто мечтал. Бабушка из прошлого была похожа на его маму, особенно когда та, усталая, садилась в кресло возле окна и брала в руки книжку. Бледная, с виду строгая, и такая нежная. Наверное, в этом и было всё дело...
День шёл за днём. Пролетели зимние каникулы с их ёлками, представлениями и подарками. Весна подступила. Лед таял, снег растекался ручьями, потом снова примораживало. У папы было много работы, не до выходных. Но вот в один из скверных мартовских дней случилась большая неприятность. Папа как обычно ехал на своем тракторишке, сгребая посеревший снег, и вдруг на повороте в него въехал богатый чёрный автомобиль. Водителю было очень досадно, что он повредил машину о какой-то там снегоуборщик, он возмущался, жаловался, ходил к начальству, и кончилось всё тем, что Стёпиного папу... уволили.
Папа даже представить себе не мог, что такое возможно, ведь он совершенно, совершенно ни в чём не был виноват. Однако что поделаешь, в таких случаях спорить, доказывать что-то — бесполезное занятие, лучше просто поискать себе другую работу. Хотя это легко сказать: в их маленьком городке, далёком от столиц, с работой было худо. Стёпа это знал, и ни о чём не спрашивал папу, когда тот возвращался посреди дня и укладывался на диван, чтобы немножко прийти в себя.
Денег дома стало очень мало. Мама всё чаще уходила куда-то вечерами и приходила совсем без сил, и папа тяжело вздыхал, глядя на неё. Стёпе и рассказать было некому про бедствия, свалившиеся на их семью, вот разве что дивану. И он, когда укладывался спать, жаловался ему на несправедливость, спрашивал, возможно ль было такое в те времена, когда он был молодой, с блестящей чёрной кожей, и стоял на втором этаже небольшого уютного домика в далёком городе Нижнем Новгороде. Диван, разумеется, ничего не отвечал, но Стёпа был уверен, что он ему от души сочувствует.
Однажды ночью Стёпа вдруг проснулся от какого-то скрипа. Он повернулся в одну сторону, в другую, потом сел. Несомненно, это скрипел и охал диван, чего раньше за ним никогда не водилось. Стёпе даже показалось, что он хочет ему что-то сказать. Но что? Утром Стёпа, как обычно, ушёл в школу, а когда вернулся, дома никого не было. И тут его словно бы что-то толкнуло.
Осторожно, с большим трудом Стёпа начал отодвигать диван (одному, без папы, это оказалось сделать непросто). Сначала немного, потом подальше, почти до середины комнаты. Пыли набралось ещё совсем немного, и мальчик сразу увидел возле самой стены, в углу, какие-то бумажки. Он подошёл ближе: это были три купюры по тысяче рублей.
«Вот это да! — ошарашено сказал мальчик. — Три тысячи...», и диван у него за спиной довольно скрипнул. Стёпа вопросительно посмотрел на него. «Это ты?» Но ответа, конечно, не последовало.
Стёпа поставил диван на место, сел на стул и стал думать: как же отдать папе с мамой эти деньги? Ну, не скажешь же им: «Вот, глядите, что я под диваном нашёл?!» Подумают ещё, что украл. Нет, так нельзя. И Стёпа положил одну тысячу в шкатулку, где родители всегда хранили деньги, другую — папе в пиджак, а третью — в мамину хозяйственную сумку.
Когда папа с мамой обнаружили деньги, они долго не могли понять, что всё это значит. И даже с некоторым подозрением смотрели на Стёпу. Но тот мирно сидел за столом и учил уроки, а на их радостное воодушевление совсем не обращал внимания. И родители решили: ну, мало ли что бывает. Обсчитались. Значит, до конца недели точно дотянем. И отправились в магазин.
Через пару дней папа нашёл себе новую работу. Он теперь работал на стройке. И трактор у него там был большой, и рычал грозно, не так, как прежний, который только и мог — чистить улицы от снега и грязи.
А Стёпа был очень доволен. Он не стал ломать голову над вопросом, откуда взялись деньги. В конце концов, в жизни иногда должны случаться чудеса, иначе зачем она вообще, жизнь.
Но вечерами, укладываясь спать, он ласково гладил свой диван и тихо-тихо шептал: «Я знаю, что это ты. Только никому не скажу». И добавлял: «Ты не бойся, я тебя никогда не брошу, что бы ни случилось. Даже если ты станешь совсем старенький...»
В доме у Стёпы была одна достопримечательность — старинный диван. Да, все его так и называли — старинный, что подчёркивало особое к нему отношение. Сколько лет тому дивану, никто не знал. Мама рассказывала, что он достался ей от прабабушки, которая когда-то получила новую мебель в приданое. Но это было Бог знает когда, в прошлом веке, от того времени только иконочка сохранилась, фотография в рамке да вот диван уцелел.
Светло-коричневый, обтянутый потёртой чёрною кожей, он выглядел внушительно, хотя и был невелик по размеру. Несмотря на долгую жизнь, диван был крепкий, не продавленный, даже валики не потеряли формы, только в верхней части спинки зияло пустое место. Что там раньше было, инкрустация, по моде того времени, или зеркальце, теперь не узнать, ну, да какая разница, диван и так был хорош. Папа иногда подходил к нему, пощёлкивал по сиденью и довольно произносил: «Вещь...» Это у него была высшая степень похвалы.
Сейчас диван принадлежал Стёпе, мальчику девяти лет. Мама несколько раз собиралась купить для сына что-то новое, но он всегда так горячо просил оставить ему любимый диван, что она уступала. «В конце концов, ни у кого из его товарищей нет ничего подобного, — думала она, — а для мальчишек это имеет значение».
Диван стоял в углу, недалеко от окна, так что лёжа на нём, можно было видеть происходящее на другой стороне улицы: очень удобно. Рядом был столик с лампой, над ним полка с книжками, а внизу — большой ящик, где всё ещё лежали детские игрушки. Стёпа постепенно переходил в более старший возраст, когда от железной дороги с вагончиками уже не так замирает сердце, но всё-таки — пока она должна быть рядом. Мало ли что, вдруг товарищ придёт, поиграть захочет.
Жизнь у Стёпы была очень хорошая. Мама его работала медицинской сестрой и всех домашних лечила сама, что мальчику нравилось, потому что мама в белом халате — это совсем не страшно. А папа управлял небольшой такой вертлявой машиной наподобие трактора, которая убирала улицы от грязи и снега.
Мама, как возвращалась домой, сразу же начинала возиться на кухне, потом занималась бельём или чем-нибудь другим по хозяйству. А ещё она бегала к больным ставить уколы и капельницы: соседям и знакомым — за просто так, людям посторонним — за плату.
Папа очень уставал на работе и, вернувшись, в восьмом часу, а то и позже, первым делом укладывался на Стёпин диван. Это у него была такая традиция — полчасика подремать. Сын устраивался рядом и лежал тихо-тихо, чтобы не помешать, только осторожно обнимал отца рукой. Он его очень любил.
Иной раз папе приходилось работать и в выходные — это уж от погоды зависело. Но если суббота у него оказывалась свободной, в доме начиналась генеральная уборка. Папа поднимался как обычно, не позволяя себе поваляться, и тут же поднимал Стёпу. Мужчины вытирали пыль со столов и подоконников, мыли пол, вытряхивали коврики и всё раскладывали по местам. Конечно, они шумели, так что мама волей-неволей просыпалась, но всё равно она была довольна.
Однажды Стёпа, протирая свой диван влажной тряпкой, подумал: а ведь диван-то они никогда не отодвигают. А там пылищи, наверное... Папа нашёл здравым рассуждение сына. Действительно, под шкаф залезают шваброй, стулья поднимают на стол, а стол вообще выносят в другую комнату. Даже окна, и то два раза в год моют. А здесь что? Непорядок.
Они легко отодвинули диван (он оказался совсем не тяжелым) и дружно покачали головой: пыль и в самом деле была — в палец толщиной. Стёпа побежал за веником и начал осторожно сгребать мусор в совок. И тут что-то звякнуло. Стёпа наклонился, поковырял пальцем — и обнаружил двухрублёвую монетку. Ещё поковырял — и вытащил какой-то значок с кудрявым мальчиком. «Вот это да... — папа восхищённо развёл руками. — Да тут что угодно найти можно» «Посмотри, нет ли там моего свистка, который потерялся прошлым летом», — отозвался начитанный Стёпа. «Наверняка есть, — рассмеялся папа».
Они аккуратно перебрали весь мусор, что собрался под диваном, и выудили оттуда старый пятачок, ручку, два цветных карандаша, стёрку и синюю сторублевку. «Однако..., — качал головой папа, — надо сюда почаще заглядывать». Стёпа любовно протёр диван со всех сторон, как следует вымыл пол, и в комнате стало удивительно свежо, словно весна наступила раньше срока.
История эта пробудила Стёпино любопытство. Он начал донимать маму просьбами рассказать что-нибудь о диване. «Вещь-то ценная, — говорил он совсем как папа, — надо о ней побольше узнать». Но откуда узнаешь? Из родных давно уж никого не осталось, а в старых письмах, связка которых лежала в чуланчике, про диван ничего не писали. Так, сохранилось кое-что в памяти...
Свою прабабушку, Марью Васильевну, мама никогда не видела, слышала только, что жила она далеко отсюда, в Нижнем Новгороде, закончила там женскую гимназию и перед самой революцией вышла замуж. А отец её, инженер, служивший на строительстве мостов, обставил дочери квартиру к свадьбе — он был человек обеспеченный. Тогда же известным фотографом Дмитриевым был сделан фотопортрет молодожёнов. Вот, собственно, и всё.
Однако Стёпе этого оказалось достаточно. Перед сном, когда мама укрывала мальчика одеялом и гасила свет, он начинал думать о том времени, когда диван только поселился в их доме. Он представлял себе молодую бабушку в изящном платье, деда в неизвестной ему форменной тужурке — как на снимке, воображал, как они разговаривают, раскланиваются, пьют чай. К ним приходили гости, и тогда бабушка пела под аккомпанемент фортепьяно, а гости усаживались на диван и слушали.
Откуда брались в его воображении эти картины, сказать сложно. Стёпа был обычный мальчик. Он смотрел, что все смотрят, а читать хоть и любил, но всё-таки предпочитал «Гарри Поттера». Но когда наступала ночь, он хотя бы ненадолго перемещался в другой, незнакомый и почему-то манящий к себе мир.
Стёпа был ещё слишком мал, чтобы задумываться о том, как складывалась жизнь тех, кто жил до него, и какое это, в сущности, чудо, что он вообще появился на свет. Он просто мечтал. Бабушка из прошлого была похожа на его маму, особенно когда та, усталая, садилась в кресло возле окна и брала в руки книжку. Бледная, с виду строгая, и такая нежная. Наверное, в этом и было всё дело...
День шёл за днём. Пролетели зимние каникулы с их ёлками, представлениями и подарками. Весна подступила. Лед таял, снег растекался ручьями, потом снова примораживало. У папы было много работы, не до выходных. Но вот в один из скверных мартовских дней случилась большая неприятность. Папа как обычно ехал на своем тракторишке, сгребая посеревший снег, и вдруг на повороте в него въехал богатый чёрный автомобиль. Водителю было очень досадно, что он повредил машину о какой-то там снегоуборщик, он возмущался, жаловался, ходил к начальству, и кончилось всё тем, что Стёпиного папу... уволили.
Папа даже представить себе не мог, что такое возможно, ведь он совершенно, совершенно ни в чём не был виноват. Однако что поделаешь, в таких случаях спорить, доказывать что-то — бесполезное занятие, лучше просто поискать себе другую работу. Хотя это легко сказать: в их маленьком городке, далёком от столиц, с работой было худо. Стёпа это знал, и ни о чём не спрашивал папу, когда тот возвращался посреди дня и укладывался на диван, чтобы немножко прийти в себя.
Денег дома стало очень мало. Мама всё чаще уходила куда-то вечерами и приходила совсем без сил, и папа тяжело вздыхал, глядя на неё. Стёпе и рассказать было некому про бедствия, свалившиеся на их семью, вот разве что дивану. И он, когда укладывался спать, жаловался ему на несправедливость, спрашивал, возможно ль было такое в те времена, когда он был молодой, с блестящей чёрной кожей, и стоял на втором этаже небольшого уютного домика в далёком городе Нижнем Новгороде. Диван, разумеется, ничего не отвечал, но Стёпа был уверен, что он ему от души сочувствует.
Однажды ночью Стёпа вдруг проснулся от какого-то скрипа. Он повернулся в одну сторону, в другую, потом сел. Несомненно, это скрипел и охал диван, чего раньше за ним никогда не водилось. Стёпе даже показалось, что он хочет ему что-то сказать. Но что? Утром Стёпа, как обычно, ушёл в школу, а когда вернулся, дома никого не было. И тут его словно бы что-то толкнуло.
Осторожно, с большим трудом Стёпа начал отодвигать диван (одному, без папы, это оказалось сделать непросто). Сначала немного, потом подальше, почти до середины комнаты. Пыли набралось ещё совсем немного, и мальчик сразу увидел возле самой стены, в углу, какие-то бумажки. Он подошёл ближе: это были три купюры по тысяче рублей.
«Вот это да! — ошарашено сказал мальчик. — Три тысячи...», и диван у него за спиной довольно скрипнул. Стёпа вопросительно посмотрел на него. «Это ты?» Но ответа, конечно, не последовало.
Стёпа поставил диван на место, сел на стул и стал думать: как же отдать папе с мамой эти деньги? Ну, не скажешь же им: «Вот, глядите, что я под диваном нашёл?!» Подумают ещё, что украл. Нет, так нельзя. И Стёпа положил одну тысячу в шкатулку, где родители всегда хранили деньги, другую — папе в пиджак, а третью — в мамину хозяйственную сумку.
Когда папа с мамой обнаружили деньги, они долго не могли понять, что всё это значит. И даже с некоторым подозрением смотрели на Стёпу. Но тот мирно сидел за столом и учил уроки, а на их радостное воодушевление совсем не обращал внимания. И родители решили: ну, мало ли что бывает. Обсчитались. Значит, до конца недели точно дотянем. И отправились в магазин.
Через пару дней папа нашёл себе новую работу. Он теперь работал на стройке. И трактор у него там был большой, и рычал грозно, не так, как прежний, который только и мог — чистить улицы от снега и грязи.
А Стёпа был очень доволен. Он не стал ломать голову над вопросом, откуда взялись деньги. В конце концов, в жизни иногда должны случаться чудеса, иначе зачем она вообще, жизнь.
Но вечерами, укладываясь спать, он ласково гладил свой диван и тихо-тихо шептал: «Я знаю, что это ты. Только никому не скажу». И добавлял: «Ты не бойся, я тебя никогда не брошу, что бы ни случилось. Даже если ты станешь совсем старенький...»
ЛИТЕРАТУРНОЕ БЮРО НАТАЛЬИ РУБАНОВОЙ
-
Прозаики
-
Сценаристы
-
Поэты
-
Драматурги
-
Критики
-
Журналисты
Консультации
по литературному
письму
Помощь в издании книг
Литагентское
сопровождение
авторских проектов
